Любовь и Безумие

(Латиноамериканска легенда, переведенная с испанского и обработанная).
Переводила мне одна девушка, которую я никогда больше не увижу (наверняка) :(

Никто уже не помнит, когда и как это случилось, но рассказывают, что собрались однажды все чувства и качества человеческого сердца. Солнце, как сейчас, уже касалось линии горизонта; птицы кружили над раскаленным песком; травы шептались; высоченный великан – горный хребет, пронзавший своими алмазными вершинами бесконечное море облаков, удивлялся: как это, столь почтенные гости соизволили посетить его подножия, такого ничтожного и никчемного по сравнению с ними. А розовое, и бирюзовое, и глубоко-синее море не обращало внимания на это, оно загорало и нежилось в косых лучах заката, зная, что этих титанов сотворили люди, которые еще более никчемные и ничтожные чем великан – хребет. "Смешшшной парадоксссс" – тихо шептали волны, гладя песок на берегу, и скатываясь с него отливом.
На разноцветной палитре художника – вечернем небе вспыхнули первые звезды, проявил свой грустный, застывший в непонятном горе, еще туманный лик, месяц.
В то время, девушка, сидевшая на краю полуразрушенного амфитеатра темно-коричневых камней хребта, грустно опустила голову и грустно уставилась в землю.
Её тога – серая как пепел, без всяких украшений и особенностей, скрывавшая все тело, тихо колыхалась на ветру.
Это Скука, которая уважала только осенний дождь, тихо зевнула в третий раз, прикрыв свой небольшой ротик белесой ладошкой, - ей было наплевать на это чудное событие, потому что оно наскучило и надоело ей своей повторяемостью изо дня в день, и из века в век.
Овитый пурпурным плащом, в золотых латах, потрясая огромным рубиновым мечом, Восторг только ахнул и поразился; а Злоба взяла его под руку, и они вместе стали укорять Скуку за бесчувствие. Тёмные кудри молодой "старухи" – Злобы тряслись, а по краям губ выступила белая пена. Её смолисто-чёрное открытое платье мило контрастировало с одеянием Восторга.
В центр естественного амфитеатра, неистово хохоча, выбежала всегда сумасшедшая Безумие. Она была вся в изорванных лохмотьях и поэтому эротично полу оголена. Тоненькая рыженькая растрепанная девушка как всегда поразила окружающих. Успокоившись, она улыбнулась и, глядя пустыми блестящими глаза, произнесла:
- Друзья, а давайте в прядки играть! – Она вновь расхохоталась.
Хитрость обняла Восторг, и лукаво улыбнувшись этому предложению (совсем не так как безумие), изящно дьявольски подняла бровь.
Все приутихли на секундочку, и тогда, Осторожность, закованная в огромные латы и, опираясь на столь же огромный щит, который отражал в себе половину диска заходящего солнца, заговорила. Её голос звучал откуда-то из глубины всего этого металла и казался таким неуверенным и забитым, что не все могли разобрать фразу:
- Ох, в "Прядки"... А это как? И безопасно ли это? Надо очень основательно поразмыслить, стоит ли это делать?!
Сомнение одобрительно кивнул головой.
На струнах заходящего за горизонт дня, кто-то начал играть вальс, наверняка для своего собственного увеселения. То ли ветер это был, то ли время – демон, питающийся человеческими чувствами, остановился посмотреть, чем закончится эта затея, перед тем как продолжить свою вечную охоту, и чтобы не быть плененным мрачной красотой Скуки решил развлечь себя музыкой.
Энтузиазм изящно подхватил Безумие, и они закружились в танце. Безумие, держась за широкие плечи Энтузиазма, одетого в фиолетовый сюртук, и, совершая неловкие па, объясняла:
- Это такая игра! Вы все спрячетесь, а я буду считать, и когда досчитаю до конца пойду вас искать! – Они круг за кругом огибали площадку. А Безумие, что-то говорила и говорила, совершенно несвязанное и непонятное, явно делясь своим опытом с окружающими.
И когда музыка стихла, она обняла Энтузиазм, уткнулась лицом в его белое жабо и почему-то заплакала – что ж поделаешь, на то она и Безумие. Тот взял её на руки, и, пристроившись на ступенях, посадил себе на колени.
Эйфория присоединилась к этой парочке и стала горячо убеждать насупившихся мистера Сомнение и миссис Апатию. Радость захлопала в ладоши и принялась шумно трясти этих двоих скряг, помогая своей младшей сестре. В общем, чтобы выжить в этой суматохе им оставалось только согласиться, хотя Апатия была так ко всему равнодушна, что ей было все равно во что играть и как, или вообще не играть. Сомнение снял с себя высокий черный цилиндр и фрак, в знак того, что он будет играть, но сомневается, что не перепачкается весь, - не радовала его эта идея.
- Что прятаться?!! Зачем прятаться!!! – Возмутилась правда. Она была одета в синий рабочий комбинезон, её золотые кудри, собранные красным платком, выбились из-под него. Она хмурилась, била себя в грудь кулаком и продолжала выкрикивать, став прямо в центре амфитеатра: Это же я! Я – ПРАВДА!!! Меня-то всё равно всегда найдут, и не хочу я прятаться, ни за что! И ни от кого!!! Это Я! Я! Я должна быть всегда на виду, иначе ничего не получится!!!
Все стояли и удивленно слушали её, а потом перестали это делать, и она сама утихла и, рассердившись, пошла, села на свое прежнее место, ворча и возмущаясь, не понимая, как только ей могли такое предложить.
Сомнение уже хотел, было позвать Трусость, но его любовница, уже давно куда-то спряталась, при этом, совершенно боясь играть в эту игру.
Море, купая в себе ночные звезды, зашумело, глядя на незадачливого джентльмена: "Смешшшной парадокссс, Смешшшной парадокссс …" – шуршали волны.
- Ах, вы жалкие! – Завопила Высокомерие: Не буду я с вами ни во что играть!
Она вскочила прямо на своем месте, взбежала на самый край амфитеатра, и, став к окружающим вполоборота, пробурчала:
- Это игра ни вас, ни меня не достойна. Вы прямо как люди! Даже хуже!
Она завернулась в свой белый плащ, накинутый поверх золотых одежд, и скрылась из виду.
Отойдя на приличное расстояние от амфитеатра, где Забота, не обращая ни на кого внимания, разожгла костер, чтобы никто не замерз, Высокомерие легла на траву и заплакала. Ей было обидно, что не она предложила эта игру, поэтому и устроила она всю эту истерику.
Наконец Безумие вышла в центр каменной чаши, закрыла свои раскрасневшиеся заплаканные глаза, и, раскачиваясь, стала считать:
-Один, два, три… - она сделала шаг и принялась шагать по кругу, все так же мерно раскачиваясь, как пьяная.
Лень одетый в чёрные брюки клёш и такой же черный с блёстками пиджак, поверх белой рубашки с поднятым воротником, долго не размышлял и, отойдя от амфитеатра буквально на несколько шагов, увидел серый валун, за которым и прилёг. Думая, что лень будет, кому его там искать.
Победа облачённый в красные доспехи римского легионера, помчался к самому высокому дереву, которое росло в с соседней роще. Зависть преследовала его по пятам. Не смотря на то, что дерево оказалось, увитое колючими лианами и ядовитым плющом он взобрался на самую вершину, и естественно, подав руку своей спутнице, спрятал её в своей тени.
Несчастная Великодушие долго шла вдоль скалистого берега, на который, тихо-тихо, по ночному, накатывались небольшие, нежные как материнская ласка волны, неся на своих гребнях белоснежную пену. Халат доброй старушки волочился по земле, оставляя на песке еле заметный след. Великодушие кидала взгляд то на воду, то на камни, то на деревья. Она не знала куда спрятаться, ведь куда ни посмотри, она видела замечательные места. Но тут же у неё возникала мысль: "Как это туда спрячусь я, ведь кто-то другой не сможет найти себе место, и тогда пусть лучше он туда спрячется". Она так терзалась, что уже забыла про время, в поисках наиболее скромного места, для того чтобы спрятаться.
Так она ушла от берега, и, долго слоняясь по округе, наконец, набрела на озеро. Занималась заря. Небо было располосовано желто-фиолетовыми облаками, которые ветвящимися протяженными лучами тянулись со всего неба, к тюльпаново-алому солнцу. Аквамариновой глазурью наливалась твердь. И под этими небесами расстелило рождественскую фольгу своей глади – кристально чистое озеро. Оно отражало в себе всё то, что происходило на небесах, добавляя в это великолепие видимые внутри него предметы.
"Какое чудесное место для Великолепия!" – подумала, она, подходя к воде. И, вздохнув, отправилась вдоль берега.
Так прошло два месяца.
Выцветшая пожухлая трава, бархатным ковром устелила поле. Было морозно и светло. Солнце не пекло, а осторожными пальчиками-лучами мягко поглаживала осенний пейзаж. Акварельное небо, акварельный воздух заставляли природу казаться всего лишь этюдом умелого художника. Дугой поле огибал лес. На его опушке росли клёны, их листья напоминали драгоценные кристаллы выросшие прямо из земли. Этим бесценные дольмены манили своим колдовским желто-красным жаром.
В лесу было темно и морозно. И в глубине, где еще была густая листва, сейчас было мрачно, не смотря на осторожно проникающие лучики дневного светила.
"Какое замечательное место для Застенчивости, красивое и в то же время очень тихое и спокойное!" – вздохнула Великодушие. Она еще раз взглянула на лес, добро улыбнулась и продолжила свои странствия.
Месяцем до этого, где-то в жаркой Италии. Эгоизм, искал себе место в одном из самых прекрасных мест в мире. И вот, в маслиновом садике, молодой и гордый Эгоизм, облаченный в золотые королевские одежды, шёл, разыскивая то место где бы ему спрятаться. Горы здесь были слишком пологи, деревья слишком редкими, а дома великодушными и открытыми. И вот он услышал звук, который еле заметно наполнял округу. Юноша прислушался. Звук не утихал. Заинтересованный, он пошёл на него. И вот, он увидел терновый куст. Именно отсюда исходил этот звук. Белёсые стебли, усеянные иглами, напоминали мёртвое исполинское насекомое. Среди этих ужасающих останков и рождался этот чудной звук. Что-то звенело сотнями крохотных скрипок. И вот, раздвинув колючие заросли, Эгоизм ахнул. Он увидел то место, которое было идеально только для него, которое было самым лучшим местом, чтобы спрятаться. Свёрток, очень похожий на бумажный, кишел осами. Полосатые бестии вылетали и прилетали, неустанно трудясь, оберегая и улучшая свое жилище. Эгоизм теперь точно знал, куда он спрячется.
В нескольких лигах от этого места, огромный горный вулкан курился, готовый в любой момент наполнить округу огнем, пеплом и ужасом. Эта черная пирамида не была похожа на те нерушимые и непоколебимые горы, пики которых, подобно орлам рассекают тучи. Это была прижавшаяся к земле и готовая к прыжку черная пантера, не щадящая никого и желающая только настигнуть свою добычу. Здесь рука об руку бродили страсть и желание. Они усердно спорили, почти дрались.
Желание, пёстро одетый, во все цвета радуги, и размахивающий гранатовым скипетром, кричал:
-Вулкан. Это место для меня. Потому что это я – вулкан.
-Нет же, нет. Я – Страсть, подобно вулкан извергаюсь и уничтожаю всё на своём пути.
Так они уже зашли в жерло, и спускались внутрь, не прекращая спорить о том, кто же здесь останется.
Но вернемся к Великодушию. Зимним вечером, когда звезды мерцают так ярко, что, невольно взглянув на них, ты столбенеешь, загипнотизированный космическим восторгом небес, хрупкий, пушистый снег кряхтел под ногами старушки. Ветер тихо завывал и трепал её седые волосы. Порывы ветра то становились сильными и пронзительными, то были тихими, еле заметными, еле щекочущими своим ледяным дыханием. Этот зимний ветер был подобен самой свободе. Пронзительный, неуловимый, которого хочется, но под которым часто невозможно устоять.
И его Великодушие оставила своей подруге Свободе.
Что ж поделаешь, не может она найти себе место, оставляя его другим.
И продолжила она дальше странствовать по свету в поисках места для себя, такого которое бы не подошло для её друзей.
Ах, как жаль, что добрые чувства не любят людей, а плохие их только используют. Так бы добрая старушка, может, нашла бы себе место в чьём либо сердце?
Кончилась зима и уже почти пролетела весна.
Совершенно уставшая и истерзанная дорогами и переживаниями, Великодушие остановилась и увидела бабочку. Та порхала над цветочным лугом, невдалеке от естественного Амфитеатра, где началась эта история.
"Ах, я обошла всю землю!" – подумала Великодушие, она присела на цветочном лугу. Матово зеленый сочный ковёр, истрёпанный лёгким бризом, которым тянуло с моря, был усеян всевозможными цветами, они то кучками то по одному, то, пытаясь нарисовать своими лепестками причудливый рисунок, то, рассыпавшись красными, белыми и желтыми искрами нежно украсили его.
Одинокая бабочка плясала от бутона к бутону, споря с солнцем красотой своих крыльев, как всё живое пытается спорить со своими богами. Великодушие уже было хотела спрятаться туда, но она вспомнила, про Влюбленность, и та тут же заняла своё беззаботное ветреное место в этом мире.
Великодушие вздохнула и так и осталась сидеть посреди луга, прямо на виду у всех. Она думала о том, как замечательно, что нашлось место всем её друзьям. И она радовалась и улыбалась летнему солнцу, оно тоже готово было всем отдать себя, только бы им было хорошо.
Где-то в небесах стал звонить колокол – грянул гром. Это Безумие предупреждает своих товарищей о том, что счёт подходит к концу. И вроде бы все уже спрятались, но вот чей-то тонкий силуэт мелькнул на краю того луга, где устроилась Великодушие, а в крыльях бабочки пряталась Влюблённость.
Милая юная девушка остановилась у розового куста. Она испуганными, туманными, глубокими, как космос глазами посмотрела на небо. Убрала свои тёмные волосы с лица. Её белое платье чуть колыхалось на ветру – Любовь, она почему-то очень боялась не найти себе место, чтобы спрятаться. Но как и Великодушие не смогла этого сделать до сих пор.
Время стало бежать быстро-быстро, хотя его еще было достаточно, чтобы принять последнее решение. Набежавшие тучи и ветер навели сумрак на землю. Платье Любви изящно обтянуло её фигурку, и издали казалось: толи это деревенская девушка вышла на луг собирать цветы, толи сказочная принцесса сошла из сказки, толи юная Афродита явилась из седой древности, когда мир был еще юн, а звезды новы и ярки, как настоящие алмазы.
Ах, как жаль, что добрые чувства не любят людей, а плохие их только используют. Так бы юная Любовь, может, нашла бы себе место в чьём-либо сердце?
Кончилась зима и уже почти пролетела весна, а Безумие уже была готова назвать последние число своего счета, и заставить Зевса метать стрелы, в знак того, что сейчас игра перейдёт в новую стадию.
Тогда Любовь сделала шаг от розового куста и обратила глаза на него. Сочные листья на светло-зеленых стеблях обрамлённые острыми длинными шипами, дышали жизнью. Красные бутоны, усеянные росой излучали неистовый пьянящий аромат. И любовь, не думая ни секунды, спряталась там. Она исчезла, утонув в пьяном дыхании этих великолепных цветов, не страшась того, что острые шипы могут изранить её нежно тело.
И вот, ветер усилился, небо стало свинцово-серым от туч, сверкнули молнии, послышались раскаты грома. Это безумие досчитало до конца. И тут же весь небесный мрак исчез. Опять была прекрасная погода, опять пели птицы, как будто ничего и не предвещало бурю.
Безумие не успела открыть глаза, как увидела лень под первым же камнем рядом с амфитеатром.
Победа оказался на самом видном месте, блики солнца отражались в его доспехах. И Безумие без труда нашла его. И тут же в его тени, была обнаружена Зависть.
Безумие увидела еле заметный след, который оставался от халата путешествовавшей Великодушия. Она в припрыжку добежала до озера, чтобы попить, ведь горло у нее пересохло от долгого счета. Без труда нашла она там Великолепие и отправилась дальше.
Вокруг растрепанной девушки кружились странные птички, они пели песенки на свой совершенно непонятный манер и играли в воздухе вокруг Безумия своим разноцветьем.
Безумие постепенно подошла к полю, которое дугой огибал лес. Птички тут же полетели к раскидистым, сочно-зеленым кленам. Они не увидели среди ветвей застенчивость. Однако налету одна птичка случайно наткнулась на спрятавшуюся девушку. И Безумие по шороху и громкому безумному чириканью тут же нашла Застенчивость.
Эгоизм нашелся тоже очень просто, месяцем раньше. Возле маслинового садика. Безумие увидела место, которое было идеально, для того чтобы туда спрятался Эгоизм. И незамедлительно его обнаружила, в терновнике, в осином гнезде.
И тут, невдалеке, вдруг начал извергаться вулкан. Это Страсть и Желание дошли до пика своего спора, прямо в жерле вулкана. И тот, кипя словно страсть, был молниеносен и неумолим как желание. Естественно их легко было там найти, и Безумие как бы поправив прическу, и отершись от гари, которой осыпал все вулкан, пошла дальше.
Где-то в небесах, разгорелся еще один жгучий спор. Господь и Вера столкнулись, споря о богословии. Не сложно было найти гордую, златокудрую Веру за одним из облаков.
Так обнаружились все. Талант был найден среди совершенно заурядных зеленеющих трав. Тоска оказалось в темной пещере. Ложь выбрала себе изысканное место – лепестки ириса. Но наверняка это была неправда, если все-таки она спряталась на дне океана. Где-то, чудным образом, нашлась Забывчивость, которая совершенно не помнила того, что играла в прятки. И только любовь нельзя было нигде найти...
Безумие долго искала по всему свету, но Любовь такова, что нельзя ее так просто найти, очень сильно этого захотев. И рыжая девушка уже была, направилась к амфитеатру, как вдруг увидела чудесный розовый куст, на краю поля, где своим великолепием блистали мириады неповторимых цветов, рисуя собой удивительный и неясный пейзажный шедевр. Возле куста роз кружились шмели, летали стрекозки, порхали бабочки, пело двое влюбленных: соловей и его подружка соловушка.
И Безумие решила поискать там. Она начала тормошить кусты. И тут услышала неистовый крик. Из кустов рыдая и крича выскочила израненная острыми шипами любовь. Она, упав на колени, стонала и плакала, заслонив лицо ладонями.
А когда она отвела руки от лица, все увидели, что глаза её были выколоты.
От горя и сожаление Безумие заплакала. Она молила о прощении и не знала чем помочь. А любовь как всегда измученная и огорченная, поднялась и поплелась в неизвестном направлении, не желая никого видеть и ни с кем говорить. В её темных прямых волосах запутался ветер, а лицо отразило боль и огорченное недоумении. Она тихо ступала маленькими пяточками по пыльной, песчаной дорожке.
А Безумие решила всюду сопровождать свою подругу, чтобы искупить свою тяжкую вину.
С тех пор Любовь слепа, и вместе с Безумием, рука об руку шагает по свету…
"Смешшшной парадоксссс" – тихо шептали волны…