Приключения англичан в сибири

АНГЛИЧАНЕ В СИБИРИ

Представьте себя в чужой стране: сколь необычным иностранцу может показаться  то, к чему местные жители привыкли и не замечают, ибо трудно что-либо вообразить, когда вообще не догадываешься. А зачем догадываться-то? Отродясь не знаешь  - ну, и слава Богу. Так случилось, что Майк Джонсон с сыном Томом прилетели по моему приглашению: на Россию поглядеть, на Сибирь-матушку нарадоваться. Гремят по аэропорту чемоданами на роликах, озираются, вопросы задают: « Где есть сайбириан бала-лайка? Хау мач маней?»
Не знаю, где они в наше время начитались баек  про перегарных мужиков в фуфайках, с утра до ночи  пляшущих «Комаринского»,  где откопали покрытые мхом ужасы о шныряющих по улицам голодных медведях и карамельно-ванильные сказочки о бровастых цыганах, поющих «Очи черные»… В общем, называется,   «подковались», как следует.   
Начал старший Джонсон сердиться да ворчать, мол, давайте, хвастайте, показывайте. Такое ощущение от его речи, будто  его надули, обещали на десерт одну Сибирь, а  подают черт-те что, ай-ай-ай, как не стыдно, где же хвалёный (??? кем, интересно?) русско-сибирский колорит, безобразие какое. Ну, ладно бы медведей с балалайками не достать, так хотя подали бы   кандальный звон или сталинских вертухаев, про которых в книжках написано (видать пастернаковского «Доктора Живаго» начитались), ну, хоть что-нибудь должно было остаться, хоть крошечка! А тут даже морозов (между прочим, лето, конец июня!) не чувствуется… Фу, как неинтересно, а ещё Сибирь называется!
Том вежливенько супился, показывая всем своим видом, что поддерживает мнение родителя. Много позже я стал понимать, что это ворчание на самфинг вокруг себя есть отличительная черта английского характера. Не зря они там, в европах, где уже всё есть, что их душенькам угодно, обыкновенно ворчат при встречах друг с другом на плохую погоду: надо же хоть на что-то поворчать. А погода всегда готова дать этому повод: то дождь не вовремя, то туман не такой, то жара невыносима. Поворчат маленько и - счастливы за свой исполненный ворчальный долг.
А уж, у нас – полное раздолье для английского ворчания, просто рай земной в этом смысле… Прилетели они в Россию бизнес-классом, как  VIP-персоны, ожидая соответствующего обслуживания в аэропорту. Но не дождались. В Домодедово Майк имел неосторожность задать невинный вопрос  : «Эскьюз ми, где находится зал для VIP-персон?» В ответ фурия в униформе работницы аэровокзала, праздно сидевшая за стойкой администратора, произнесла небольшой спич на родном русском языке, смысл которого в переводе на неродной для неё литературный русский язык заключался в следующем: «Многоуважаемые пассажиры! К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку занята решением иных более неотложных задач. Загруженность аэропорта   пассажирами столь  велика, а интенсивность моего труда так высока, что я фактически  лишена возможности иметь счастье помочь вам». 
Им всё-таки удалось найти тот злосчастный VIP-зал, но это событие повлекло за собой только дальнейшие огорчения: кафе в VIP-зале почему-то оказалось платным, да ещё втридорога, хотя у них там, «за бугром», принято не платить в подобных заведениях, поскольку все расходы уже включены в стоимость билета бизнес-класса.
И вот они прибыли в Красноярск и принялись осматривать его достопримечательности. Начать решили с осмотра Красноярской ГЭС и города гидростроителей Дивногорска, а добраться туда – по воде – осматривая по пути живописные берега могучего Енисея.  Безуспешно простояв зябким туманным утром  на набережной  в ожидании какого-либо водного транспорта до Дивногорска,  они дождались, когда я, наконец, выяснил в диспетчерской, что утренний рейс отменён по причине тумана, остановили такси и отправились  на Красноярскую ГЭС сухопутным путём. Седоватый таксист с усами, как у английского комика из фильма «Этот безумный, безумный, безумный мир…», оказался настолько подкованным в краеведении, что всю дорогу безумолку рассказывал о встречающихся по пути достопримечательностях. Причем, рассказывал он  от души, а потому даром, из желания поразвлечь гостей, чем приятно удивил видавшего виды в заграничных вояжах Майкла, потянувшегося было за кошельком. Несколько раз останавливались по дороге. Возле гигантской осетрины в рваных железных прутьях  Майк и Том фоткались минут 20. Рыбина, именуемая местными народами Царём и поставленная в знак особой признательности земляку-писателю,  – произвела неизгладимое впечатление, хотя поначалу Том принял железные прутья, изображающие рваную сеть, за последствия взрывных работ при строительстве монумента. Задержались гости и на смотровой площадке: ну, как было не запечатлеться на фоне енисейских просторов, таёжного марева  и  одичалых скальных громад! Заехали по пути в Овсянку. Ходили, глазели, ни слова не говоря, на астафьевскую библиотеку, на часовню, в дом-музей заглянули …
На подходе к ГЭС пришлось из машины выйти, таксист вежливо объяснил, что теперь – гидроэлектростанция является частным владением, и близко к ней на автомобилях не подпускают, придется пройтись пешочком. Худощаво-сусликоватый Том с видом великомученика воздел очи к небесам, а Майк произнёс загадочное заморское слово «стьюпит» (похоже на синоним второго его любимого заморского словечка «идиотик», весьма смахивающего на русский аналог – «идиотизм»). После чего  они отправились к плотине… Дорога в полкилометра  короткой не показалась и до собственно плотины так и не довела: далее путь был перегорожен полностью… Англичане посопели, подышали свежим речным воздухом и вернулись к машине. Такой моцион вскоре подвигнул их к мысли о сытном и продолжительном обеде. Однако приличных ресторанов (да и неприличных тоже, - одни бары) в городе почему-то не оказалось, как и  банкоматов, где они планировали снять денег на оплату ресторанного счета. Майк в такое поверил не сразу, а потому поколесили по Дивногорску  предостаточно, после чего жители туманного Альбиона дружно захотели в Красноярск. В краевом центре  20-летний Том попросил папу совместить прием пищи с прогулкой по набережной. Пошли двое сухопарых по набережной: погоды стояли жаркие, безоблачные, на набережной было знойно, тепло, пахло рекой и покоем. Тут им обоим  захотелось  вкусить не тривиальных уличных шашлычков, а супчиков и салатиков, в общем, чего-нибудь полезного для здоровья.  Увы, ни в одной зарёванной музыкальной попсой палатке  не оказалось ни того, ни другого. Гости получили очередной маленький «шокинг», который буквально читался в выражениях их лиц и сопровождался  английскими просторечиями недвусмысленного характера...
Вечером, заглянув в одно из городских кафе, они радостно обнаружили, что обед в нем стоит гораздо дешевле чем в ресторане при гостинице. Увидев певца, направляющегося к микрофону, Майк вообще расплылся в улыбке: «О! Рашен живой мьюзик!».А я вспомнил о его идее-фикс «балалайка-цыгане-медведи- очи черные – очи страстные», короче, вся а-ля достоевщина в его воображении воспряла духом и начала разбухать  с неимоверной скоростью. Недолго, недолго длился счастливый миг: как только взревели динамики, общаться между собой за столом оказалось практически невозможно. Не то что своего собеседника – самого себя никто не слышал. К концу трапезы от беспощадного грохота, который у нас называется ресторанной музыкой, у зарубежных гостей жестоко разболелись головушки.
На следующий день мы сели в поезд и покатили на священный Байкал. В вагоне  стояла изуверская духота, потому что все окна (и этого для нас так естественно, так  нормально) были насмерть задраены, будто поезд следовал без остановок прямо на Северный полюс, а на улице с минуты на минуту ожидались крещенские морозы.
  Несчастный Майк скис и  с жадной обречённой покорностью глотал спёртый,  вонючий воздух, благоухающий потом старых железнодорожных матрасов и общественным туалетом .  На наивный вопрос Тома о кондиционерах никто даже не среагировал…Тяжело дыша, Майк хватался за поручни коридора, с тоской озирал окна и громким заговорщицким шепотом повторял: «Стьюпит айдия! Стьюпит айдия!»
Поезд двинулся в путь, молоденькие улыбающиеся проводницы несколько скрашивали ситуацию: таскали и таскали англичанам стаканы с горячим чаем. Вдобавок оказалось, что сосед по купе -  молодой сибирский бизнесмен, возвращается из Ганновера к себе в Прибайкалье и знает кучу разных анекдотов, баек и историй о быте сибиряков. Стаканы из-под чая очень даже пригодились. Когда количество выпитых совместно (по случаю знакомства) пива и водки превысило некую черту, запахи и воздух отошли куда-то далеко-далеко.  Майк и Том заснули с блаженными улыбками на устах… И снилось им загадочное сибирское счастье.
Наутро путешественников ожидало  несколько удивительных открытий: оказывается в русском поезде проблематично получить на завтрак классические британские яйца всмятку или   английский омлет, к тому же нет душа. А душа с похмелья очень даже хотелось. Снова началось было нытьё, но находчивый сосед вовремя сменил настроение, предложив вместо душа русский опохмел. Помогло. Через час про душ уже не вспоминалось… После нескольких не  вполне удачных попыток спеть совместно «Черного ворона» и «В суровых степях Забайкалья…»,  Майк запел какую-то заунывную древнюю кельтскую песню времен покорения Британских островов англами и саксами. Песню сопровождали мелькающие за окнами сибирские бурные речки, темные леса и сверкающие снегом вершины гор…
На одной из станций расслабившиеся англичане  потеряли присущую им было бдительность и, восхотев промочить горло коньячком, отправились на его поиски, в какой-то момент совершенно упустив из виду то, что находятся в России, где время остановок, указанное в расписании, может никак не соответствовать реальному. И догулялись до того, что поезд внезапно ушел. Побежали ловить такси, чтобы его догнать. Однако, на дворе лил дождь, и шел первый час ночи. Привокзальный таксист, к которому они обратились, кое-как объяснив, что именно им нужно, энергично замотал головой: «Да, вы что? Я не псих, чтобы в такое время, под проливным дождём да по нашей дороге догонять поезд!» Англичане сникли. Тут водитель, сжалившись над бедолагами, вдруг высунулся из окошка машины: «Вон там один псих таксует. Он поедет. Ему всё равно!» Побежали за психом, которому всё равно. С такой бешеной скоростью, с какой они рванули с места, по непролазной дороге да посреди ночи вряд ли ездят на трассе Париж-Дакар… Машинист поезда сообщил по линии, что за составом гонятся и сигналят какие-то бешеные «Жигули» первой модели. Поезд сдался и начал тормозить. Всё обошлось, не считая того, что проводница вагона (а это был не тот вагон, естественно, а первый попавшийся),  впустившая отставших англичан, тут же начала требовать с перепуганных промокших пассажиров, стоящих перед ней в домашних тапочках, предъявления проездных документов, которые естественно лежали в купе …
И всё-таки поездка удалась. Через неделю, прощаясь с Майком и Томом, глядя в загорелые благодарные лица англичан, видя их сияющие глаза, я  отчетливо почувствовал: нет, ребята, нам всё-таки есть, чем гордиться, потому что никакие неудобства не смогли перевесить восхищения бывалых путешественников перед нашей сибирской природой, её просторами и размахом, перед открытостью и доброжелательностью простых людей и их  истинно сибирским хлебосольством.
Было много удивительных встреч, на память от которых остались у зарубежных гостей сотни фотографий. На них – просторы Енисея, Ангары и  Байкала, сверкающие горы, тайга, русская баня, астафьевский домик в Овсянке, плотины Красноярской и Братской ГЭС и десятки   улыбающихся сибиряков – пусть без ожидавшихся треухов, фуфаек и балалаек, зато – настоящих.