Прим. 4 правда о балморе

прим. 4)
Среди множества невообразимой рух****и, казалось, до потолка набивающей комнату, и всю оставшуюся жизнь я буду помнить эту комнату: плотно задернутые шторы, и в глухом полумраке, крысиный запах затхлости из щелей, а над всем этим, как символ недобытия, мерно покачивающееся чучело Гагарина под потолком…
Оставляющей лишь небольшое пространство возле окошка, как-то: старинные гипсовые чайники, гнутые гвозди гигантских размеров, невообразимая тишина спален, молчание лягушат, сдуто-надутые воздушные шарики, оставшиеся с прошлой войны. Песни, песни, песни, и просто – песенки: молоко, огонь и жажда, выделения, пот и сперма, где  выделялось парящее под потолком искусно изготовленное чучело Гагарина: в зазеркальном шлеме, красных перчатках, звездном скафандре. Из прорехи под мышкой на всю эту кучу сыпалось разное говно, которым было набито чучело. Пре-обладали стихи.
 «Балмор»… – кто-то скажет, что это родственник Барлога, но ни ***! Это не так! Он, Балмор, явился ко мне в бреду по чудесной тропинке из «желтого» кирпича, когда скудная коробочка потрескивала и гнусно попискивала: «Больно! Больно!» И он вошел, великий и прекрасный. Как и в предыдущем своем появлении, он был одет в тельняшку, но на этот раз – абсолютно белую. Под левым сосцом шелком было выткано это имя.
 «Балмор!» – в ужасе прочитал я и проснулся, но перед этим успел увидеть, как он, неслышно разорвав на себе тельняшку, скаканул в образовавшуюся прореху, прямо в пасть El- виры Давиговны.
- Кто там? Идите на ***! – сонно пробормотала старушка, зная, что за дверью никого нет. Прогнившее чучело согласно поблескивало стеклом гермошлема.
Он вошел. В голову поспели проскользнуть обрывки старушачьих размышлений: «Да боже-ты-мой! сколь подобных вольт пареньков покоится под трехметровым слоем земли и бетона, надежно схороненных в закутках гаражных массивов!»
Вслух она выговорила:
- Здравствуй, Василий!
Так он попал в объятия мясного сна – без времени, без окончания, без индивидуальности… только попискивали мышата, да взвякивали сизые голуби, да в загогулинах сознания бились  в судорогах светлые изначальные желания и помыслы о Преодолении, Ликвидации вымыслов просветления… Мясо надежно закупорило все входа-выхода. В уши жидкой ватой лились мощнейшие колдовские позывы: «Пей пиво, ешь мясо! Мясо! Мясо!»
Сил сопротивляться не было, и он ел, забыв про карандаши, чистые листики бумаги и кайф рифмоплетства…