Когда в Крыму цвели бананы

Когда в Крыму цвели бананы
И наливался виноград,
Ушли в поход мы утром рано
         Во всей красе, как на парад.
Флотская песня
         
Содержание
1.ИЗ  КРЫМА В ПИТЕР, ПАМЯТЬ
2.ЗАКОН ШАДРОВА – СЕМЕНОВА
3.ПРИКОНЧИВ НЕРВЫ
4.ЭКСКУРСИЯ НА ЮЖНЫЙ БЕРЕГ КРЫМА
5.ПОГРУЖЕНИЕ ЛИЧНОСТИ В БУХТУ
6.ВЕСЕЛЕНЬКОЕ КИНО
------------------------------------
1.ИЗ  КРЫМА В ПИТЕР, ПАМЯТЬ

Моему сыну Сереже

Прощай, мой Крым, а заодно и лето.
Владельцы и владелицы билетов
от  мелких потрясений успокоясь,
устроились. 
Не ахти скорый поезд
и далеко не чересчур опрятный.

Но пассажир не требует рожна.
Спит железнодорожно, многократно.
На станциях, очнувшись ото сна,
Он говорит восторженно:
"Почём?
Ведро за скоко-скоко?..
Милый Боже,
Я в Ялте втрое покупал дороже!"

И вновь стучит колесный метроном.
Лежу на верхней полке.
Километры
Столбами убегают к южным странам,
Как промежутки между кадрами.
И эта
Картина обращается экраном
Качающейся памяти моей,
Идут путем варягов  отраженья
наоборот свершающихся дней.

Что наша память?
Яркостью со снами
Не состязается, спокойно вместе с нами
Произрастает в реализме голом.
В ней всё, как было: школа – это школа,
Девчонки – дуры, сам до безобразия
Еще дурней, – и никаких фантазий.
Порою это несколько печально,
местами замечательно смешно,
что жизнь свою от самого начала
прокручивать мы можем, как в кино,
где ничего исправить не дано.

Что наша память?
Дом многоэтажный,
Стоящий против времени отважно.
Классические высятся колонны
Одних названий: вот бином Ньютона,
Штаны от господина Пифагора,
Шестиугольное бензольное кольцо,
Империализма злобное лицо…
А вот ещё – мальчишеская ссора,
Глаза в глаза перед началом драки,
В степи ковром алеющие маки,
Над крышей дома млечная дорога,
И вишни расцветают у порога.
И жизни будущей – неисчислимо много,
Бездумно, беспечально, запредельно...

Из памяти, стоянки корабельной
вплывает сном уплывшее когда-то…
В нейтральных водах по волнам горбатым
по планам подготовки боевой,
по звездным рыбам и координатам
идем до точки сто сорок второй.
По вахтам строим распорядок свой,
сверяем отклоненья – по нулям
и дышим атмосферою морской –
соляром и солями пополам…

Стучит, стучит колесный метроном.

Насколько нам осталось на потом,
Когда наступит абсолютный ноль?..
Пудами, ясно, не отсыплют соль.
Скукожились просторные мечтания,
Вся арифметика сошла на вычитание.

Друзья уходят, расставаясь с этой
Текущей жизни вялой кутерьмой,
И по тому безвизовому свету
Плывут индифферентно под луной.

Уйду и я вослед за ними вскоре.
И может быть, оставшийся в живых,
На регулярном мореходском сборе
Меня, по ходу помянув, повторит
Какой-то мой несовершенный стих.
Ну, например, хотя бы этот:
– Братцы!
Нам друг за друга надобно держаться,
Чтобы дожить до предстоящих встреч
Или хотя бы до метро дотечь!

2.ЗАКОН ШАДРОВА – СЕМЕНОВА
Памяти Сергея Семенова

В пространстве лабиринтов корабельных,
Пропахших смесью пота и мазута,
Имеется спасительная келья
с таким уютным именем – каюта.
В каюте я и лейтенант Семенов.
Морская травля, в скобках, разговор.
Сережа говорит определенно,
Что всем системам он дает отпор.

Не столь давно во славу медицины
Наш корабельный гиппократ Шадров
Семенову три порции вакцины
в корму всадил с приветом: "Будь здоров!
Что редко, но огромно, друг любезный,
то больно человеку, но полезно,
а что систематически – запой.
Усваивай, покуда молодой!"

Теперь Семенов от любой заразы
Глотает пачку аспирина сразу,
к утру – здоров…
И далее картину
Он продолжает смело расширять:

– Систему индивидууму не сдвинуть,
поскольку неподъемна эта мать.
А если ей не создавать отпор,
Ты обречен на внутренний позор.
Сегодня – в море, завтра – в океане
В системе качки и недосыпаний,
Учебно-боевой тоски о бабах,
Таких родных, покинутых и слабых…
Но жить систематически на суше?
Нет, милые, увольте наши души!
Как вспомнишь про зачеты и ученья,
отчеты и за лето и за зиму,
слова жены "Свободен в воскресенье?" –
сия система непереносима.
Но коль система – что с неё возьмешь?
На то и служба – не давать просвета.
Чем больше у причала невтерпеж,
Тем громче в море просятся корветы!

Так время мореходное проходит.
Семенова на Север переводят.
Я с Павлюковым Жорой очутился
В одной каюте.
Жора простудился.
Зачем подал ему совет неумный?
"Поскольку ты, как и Семенов, трюмный,
тебе поможет пачка аспирина!"

И бедный Жора чуть было не сгинул!
Он мог от радикального леченья
Отдать концы в порядке исключенья.

Я перед Жорой виноват, и всё же
Храню завет Семенова Серёжи:
Ты будешь человеком до тех пор,
Пока системе создаёшь отпор!

Пока, пока…
И в то же время все мы
Частицы общей солнечной системы.


3.ПРИКОНЧИВ НЕРВЫ
Шумело море, желтое от глины.
Околопляжный небогатый рынок,
где каждый день у бабки третьей справа
по пять стаканов семечки берем.

– Бабуля, ваши семечки – отрава,
уже типун на языке моём!

Но бабка за продукцию свою
Стоит стеною, как солдат в бою:
– Да шо ты мовишь! Семечки у нас
и для мочи сподобны, и для крови,
а нервы – убиваются за час,
и остается чистое здоровье!

Тогда берем еще боезапас,
который пригодится в окруженье
для пленников угрюмых городов,
где нервов под высоким напряженьем
поболее трамвайных проводов.
Их разрывают, как чужие сети
железными винтами, новостями
друзья, врачи, любимые и дети,
и мы в долгу не остаемся сами.

Взорвали там, здесь просто обокрали,
подтасовали против на согласных,
рулители с повадками питонов
поют для обалдевших миллионов,
что у маркизы, как всегда, прекрасно…

Спускалась ночь. Цикады стрекотали,
как мотоциклы на большой дороге,
вели разнообразно полилоги
в селе собаки.
В лоджии соседней
под звон стаканов полупьяный бас
с полусопраною  не первый час
крутил лямур:
– Я холостяк.
– Кому
быть холостым не хочется в Крыму?
– Не в этом дело. Женщина – одна
судьбой мужчине каждому дана,
и если от нее мы увильнем,
то будем вечно спасены потом.
Таков мой главный принцип, и для вас
могу открыть секретные детали…

А мы, прикончив нервы, засыпали.
Спасибо бабке, что спасала нас.

О семечки!
О как неправы все мы
за алкоголем обсуждать проблемы
и всякие насущные вопросы
обсасывать губами с папиросой
чрезмерно, чрезвычайно и всерьёз,
вдыхая кубометрами наркоз,
что плохо отдается на народе.
А семечки к нам квантиками входят –
не залпами.
Услада без греха.
Плюешь и ощущаешь – чепуха
кругом, а остальное – шелуха.
И чудится, как чистое здоровье
пульсирует внутри мочой и кровью.


4.ЭКСКУРСИЯ НА ЮЖНЫЙ БЕРЕГ КРЫМА
Гарри Белицкому

Автобус, микрофон. Блондин кудрявый,
Великолепно загорелый гид,
Приказывает нам взглянуть направо,
Потом налево, на чудесный вид.
"Вот это – море, а вот это – горы,
 За первым поворотом – санаторий,
провал Надежды и обрыв Любви".   

Мы слушаем цифири и цитаты
Далеких лет, событьями богатых,
Грядущих лет невидимый подъем,
недавних дней…
для ясности замнем
картиною за третьим поворотом…
"Не кажется ли Вам, что эстакада
Поддерживает горную громаду,
Являясь воплощением полета?"

Я испарился в мысленный полет,
Закрыв глаза на лишние годочки.
Да, это мой двухтрубный пароход
За горизонт уходит белой точкой...
Сданы экзамены, довольно с нас теорий
И недовольных всем экзаменаторов!
Даешь и-юль, и-практику, и-море,
Даешь учебный пароход Экватор!"

И первым рейсом мы пошли в Батуми.
Над нами небо – ни единой тучи,
под нами море Черное лежало
До синевы расплавленным металлом.
Чего еще?
Нам шторма не хватало,
Чтоб как у Айвазовского и жутче,
с девятым валом и десятым баллом!

И шторм изволил выйти на арену,
Пузатый ветер заревел сиреной.
Завеса туч упала низко в море
И вдруг рванулись по застежкам молний!
В шипящей пене восставали зыби,
В лицо бросая зерна острой влаги,
Все шире стали открываться глыби,
Топя осколки молодой отваги.
А переборки жалобно скрипели,
Фок-мачта пела и визжали ванты,
И это утверждало в самом деле
Рожденье мариманов из курсантов.

Романтик Гаги закричал:
"Гебята!
Давайте щелкнем снимок для истоГии,
суГовый и пГостой – иллюминатоГ,
а дальше – только волны. Только моГе!"
(Был Гарри не в ладах со звуком Р,
как архиглавный революционер).

"Товарищ штурман, как нас раскачало,
Не менее одиннадцати баллов!?"
Но штурман был немного скуповат
И только восемь дал для салажат.

Течет вода, и мы уже бывалые,
На лбах не видно с буковками лент.
И к нам по справедливости взамен
Ушедшей юности соленых баллов-
Приходит пресный, но полезный опыт…

Автобус проезжает Севастополь.
Блондин напомнил:
"Город русской славы!"

Смотрю налево и смотрю направо.


5.ПОГРУЖЕНИЕ ЛИЧНОСТИ В БУХТУ

Вдали от Севастополя бывало,
Нам снились эти бухточки и  скалы.
Сны были точно в руку, но не сразу.
Дней через сто мы возвращались в базу.

Двенадцатым причалом к нам Земля
Подходит. Катера и кителя
Снуют. Швартовый заведен на пал.
Машинам – стоп! На стенку трап упал…

Нас Северная бухта повстречала
Не штормом, но вполне приличным шквалом.
И Жора Павлюков, товарищ мой
Решенье принял:
"Не пойду домой.
В такую ночь, совсем дурак я что ли?"
Большая в человеке сила воли.

Но остальных подвахтенных барказ
(в гражданском написании, баркас)
забрал. Мы безалаберно идём,
пересекая бурный водоём.
Со стороны подветренной на нас,
Куда мы все затылки повернули,
А на затылках не бывает глаз,
Спокойно чапал лайнер многотонный,
И мы вполне естественно  столкнулись,
По третьему механики закону,
Перевернулся доблестный барказ
И пассажиров сбросил, как балласт.

Но это было так несправедливо –
Сходить за пять морей и три пролива
Затем, чтоб сделать овер-киль у дома!

Иду ко дну и начинаю думать
О собственной персоне отстраненно
(моя душа бессмертная от тела
отдельно видно плавать захотела):
Он, то-есть я, стеченьем ситуаций
остался дохлой рыбой телепаться.
Его семья – моя! – еще не знает,
Как импульсивно ножками болтает
Кормилец в ощущение конца…

"Нет!" – говорю от первого лица,
и нематериальная субстанция,
закончив индивидуально танцы,
слилась со мною, чтоб единой пробкой
мы вознеслись, не  покорившись року,
к поверхности из нашего глубОка.

Ну вот, на перевернутом барказе,
На скользком алюминиевом пузе
Собрались потерпевшие. Потери?
Пока что незначительны. Портфели
С наборами загранских сувениров,
Как жертвы посейдоновому миру.
И никому часы не пригодятся:
У всех стоят на 22:15.

Как чудо, красным и зеленым глазом
Из-под воды горят огни барказа,
Они мигают и погаснут скоро…
Вот тут и был к ночи помянут Жора:
Смотрел, как в воду.

Командирский катер
Идет от крейсера, где  с палубы кричат нам
"Держитесь, парни!"–
Держимся, дрожим.
И в небо посылаем междометья...
Какое счастье – прикоснуться к смерти,
Но только прикоснуться, чтобы жить!

Что далее? Вернулись на корабль,
Переоделись и пошли обратно
По бухте, только на другом плавсредстве.
Сказал нам взрослый Жора:
"Это детство.
Я не пойду. Решенья не привык
Переменять".
Характерный мужик.

Он твердо полагает, как ни странно,
В Крыму не могут вырасти бананы.

6.ВЕСЕЛЕНЬКОЕ КИНО
Героине строки в середине
Сорвался полумесяц с минарета,
на небо чернокрымское уплыл,
и закруглилось, улетело лето
со взмахом черных журавлиных крыл.

А море методически и грузно
размалывает гальку на песок.
Медузы, как огромные арбузы,
в глаза пускают ядовитый сок.

Последнее полночное купанье,
последние минуты сочтены.
Удар в лицо нечаянной волны –
Солено-горьким вкусом расставанья.

Последние минуты сочтены,
и чемоданы упакованы.

Наутро – море, желтое, как чай,
заваренный в небесной полусфере.
Пансионат "Песчаное", прощай.
Отваливаем, экс-пансионеры.
Автобус подан. Мы сидим и ждем…
Заминка – в чем?
Заминка в том, что рыжая блондинка,
на взгляд мужской, не сильно молодая,
от лишнего освобождаясь груза,
монеты в море Черное бросает –
аванс на возвращение к медузам.

Готовенький бормочет пассажир:
– Когда-когда-когда же мы поедем?
– У этой дамы, вишь ли, много меди.
– Пускай она здесь остается жить!
– Какая мармеледи…

Увы, упершись в кресла углубленье,
всегда дорожный человек таков,
заряжен он минутой отправленья,
и заражен жестокостью часов.
А нет – вскочить в волнительном порыве,
оставив сумки, побежать к обрыву
и там, на фоне грозных облаков
сугубо романтиченно, легко
пятиалтынный выбросить в пучины?!..

Шумело море, желтое от глины.

Окончена моя отпускниада.
Назавтра вновь полки суровых Надо
Стеной пойдут на зыбкий мой редут,
Где каждый день все менее солдат –
Моих прекрасных будущих минут.
Стучат колеса, словно метроном.
Журчит мое обратное кино.

Была весна, и снег в ладонях таял,
Отец веселый, мама молодая,
Тропинка поцелуев и угроз,
Над мачтою раскачиванье звёзд,
Прибой у самых раковин ушей,
Который сон, как темный берег рушит,
Смешные откровения друзей,
В невидимых тельняшках наши души,
Горячий лоб, холодные колени,
Знакомая – любимая – жена
И первое большое предложение
Единственного сына: "Вон она –
наш дом!"

Разжалованный младший лейтенант
Левицкий пел, поддав:
"Грустить не надо!"

Грустить? Ещё чего нам не хватало.
А почему?
История была.

Под страшный рев взбешенного металла,
Как совершенное исчадье зла,
Она по направляющим сбежала
С коротким словом командира: "Залп!"
Она летела к плавающей цели,
И вот, когда осталось пять секунд,
На мостике отходную запели:
"Она ложится на обратный курс!
Её головка самонаведенья
схватила нас, теперь мы сами – цель!"
Товарищ командир, твое решенье?–
Решения не видно на лице.

Какой корабль был до катастрофы!
Отличный, новый – и в металлолом?...

Вы поняли, читая эти строфы,
Ракету-дуру мимо пронесло,
Оставив мне ни мало и ни много –
Такое субъективное кино,
И я его, не чередуя строго,
Кручу …
Стучит колесный метроном.

28.07.04
СПб