Мое новогодие
Хаты нет, но есть останки
бычьей совести с горошком,
Как любил покойный Гоголь –
малоросс и рукоблуд,
В холодильнике полбанки
и замерзшая окрошка,
денег... как это… не вдоволь.
По-старославянски – уд.
За окном идут солдаты,
однотонны и лупаты.
Други, скиньтесь по рублю,
я ведь все же вас пою.
Шорох денег цвета листьев
поутру приятен слуху
(ввечеру приятен тоже,
но куда нужней с утра).
Обращенье: «Эй, Вы, мистер!»
режет наше скифье ухо,
ergo – нам оно негоже,
как техасцу крик «ура!».
«В колбасе одна вискоза!»
«Вас туда же без наркоза.»
Ку-Клукс-Клан и Дед Мороз
глушат ром среди берез.
………………………………………………..
………………………………………………..
………………………………………………..
………………………………………………..
Ад есть разновидность рая,
где любая хата – с краю.
Рай же – образцовый ад:
гимн пропел – и сыт, и рад.
Третий день гремят петарды –
местечковые фейерверки
раздражают перепонки
и осунувшийся мозг.
Тени Данте и Петрарки
строят духов на поверку.
Впереди, у крайней шконки –
в белом венчике из роз…
Заключенные в ноосфере,
брежу числами и зверем:
время, говорят, не ждет –
Апокалипсис идет!
Кружатся виденья Блока,
мягко стелят, опадая…
Александр Александрыыч,
я прошу Вас прекратить!
Зуб неймет. Слезится око.
Боль такая головная.
В рюмке – водка. Рядом –сандвич.
Похмелиться и забыть,
что солдаты в ноосфере
прут с лопатами на Зверя,
за окном проходит Время,
Gott Mitt Uns и Новый Год.
Свидетельство о публикации №104072500152