Долгая дорога в детство часть 3

Комната, которую нам с Анастасией предоставили для ночлега, была еще более удобной, чистой и гостеприимной. Помимо двух кроватей, старинного серванта и круглого стола, застеленного вышитой голубой скатерью, здесь стоял еще небольшой платяной шкаф, который привлёк моё внимание странной колллекцией не новых и изрядно потрёпанных кукол. Но видно было, что они с любовью хранились бабушкой Анастасии, как память о тех временах, когда девочка была маленькой и приезжала в деревню на всё лето. Эти куклы, одни лохматые и неухоженные, другие с отколотыми кусочками на пальчиках, с потёртостями краски на лицах, оставляли в душе комочки грусти, но вместе с тем и какую-то непонятную радость от воспоминаний своего детства. Как никакая другая игрушка, кукла всегда символизирует доброту, которая кроется в отождествлении её с материнством. С какой теплотой девочка прижимает к себе любимую куклу, разговаривает с ней и баюкает... Но детство кончается, и мы забываем о наших куклах, которые с грустью смотрят на нас сквозь годы, возможно еще помня тепло детских ручонок и мечтая, чтобы хоть кто-нибудь вновь взял их на руки, пригладил свалявшиеся от времени волосы… А может быть мне так просто кажется, и они рады отдохнуть от суеты в недвижности, взирая на изменённый мир вокруг. Кто его знает, что таится в этих фарфоровых головках?
 
Проснулась я неожиданно, без будильника. Казалось, что все в доме еще спят. В утренней тишине лишь стышалось, как тикают часы, уверенно и непоколебимо двигая время вперёд. На столе стояли два бокальчика с молоком, как я догадалась – для меня и Анастасии, которая всё еще сладко посапывала, натянув до подбородка просныню. Судя по этой маленькой, но приятной заботе (я о молоке) кто-то уже всё же проснулся. Я на цыпочках встала с кровати и выглянула в окно, что выходило на веранду. Никаких признаков жизни. Выпила молоко и опять забралась в постель. Какая-то непонятная тянущая грусть заполняла душу. Я лежала, закинув руки за голову и с трудом сдерживала подступившие слёзы. Мобильник бесполезно валялся рядом. Со всех сторон нас окружали горы, и мне никто не мог позвонить – ни любимый, ни дети, а я уже соскучилась…Всё вокруг было чужим и неинтересным, вечернее настроение улетучилось и я уже просто не понимала, зачем меня сюда занесло.

Мои тягостные размышления прервали голоса, видимо со двора. Часы пробили десять раз. Я вытащила себя из постели, оделась и вышла на веранду. Каково же было моё удивление, когда я увидела Татьяну. Я её всего-навсего просто поначалу не узнала. Со стороны огорода через двор шла уставшая незнакомая  женщина …Из под старой соломенной шляпы выбивались пряди слипшихся волос, которые падали на утомлённое , покрасневшее от солнца лицо. Сквозь длинный рабочий халат, который был в мокрых пятнах и земле, выступали ссутулившиеся плечи. На ногах были обыкновенные резиновые калоши, надетые на шерстяные носки. Я и не думала, что такая обувь еще существует, даже в деревне. Но как мне объяснили потом, для поливки огорода это самое что ни на есть подходящее. Ведь Татьяна возращалась именно оттуда, где с шести часов утра она поливала картошку и капусту.

Мне стало неловко за свой барский поздний подъём, но подруга улыбалась, и я поняла, что всё в порядке, что для неё это обычное рабочее утро, с которого начинается тяжёлый трудовой день сельчан. Она здесь родилась и выросла, с детства привыкла к тяжёлому физическому труду, и много лет живя уже в городе, она в душе осталась деревенской женщиной, которая всегда находит время приехать в родной дом и помочь матери, которая уже не в состоянии справиться с таким хозяйством. Татьяна была хорошая дочь. Я поняла это впервые именно здесь, когда увидела, что она приезжает сюда вовсе не отдыхать, как я думала раньше.

Продолжение следует:)