Амелика i luf u

АМЕЛИКА [i luf u]
 

ОЩУЩЕНИЕ ОТРАЖЕНИЯ В МАТОВОМ СТЕКЛЕ ДОЖДЛИВОГО КАФЕ

 перенаполнение выдумкой
 под красной
 бумажной
 салфеткой
 
 кофе - улыбка - запах

 перенаполнение весной
 на исходе тепла

 и пластилиновое сердечко скачет,
 истекая
 прозрачным соком
 
 и пластилиновые пальцы ищут,
 разрывая
 грустные мысли -
  находят,
 обнажая длинные ресницы,
 пропитанные солнечным светом.



VIRTUAL LUF

ни одной сигареты без тебя –
ты стоишь рядом и улыбаешься,
ты рядом, рядом

ТЫ, ТЫ, ТЫ

я выдумал лицо, любовь и холодные пальцы

ты стоишь рядом и улыбаешься

я выдумал спички, четверг и
градом обрушившийся вечер ожидания – мое творение, моя святыня

чувствую твоё ласковое поглаживание по спине
и крик переходит на нежный шёпот,
 покусывание уха и…

ты рядом

снег, поднимаясь с земли, уносится в синеву между крышами



ХОЧУ ТЕБЯ ЗДЕСЬ

хочу тебя здесь -
переполненные сидения безразличного общения давят,
резиновый мячик распирает беспокойство

хочу тебя,
раздвигая тяжелые занавески,
увидев оранжевый дирижабль,
 повисший напротив моего внимательного взгляда

хочу,
передвигая кофейные чашки по клеткам времени

тебя,
оставшуюся в смятении после волокнистого тепла,
выпущенного сладкими губами

здесь,
воображая себя смелым


РАЗГОВОР В СОСНАХ

ОН: в субботу ты не пришла - от ладоней отчалила лодочка,
 в воскресенье - мысли скакали индейцами,
 потом...
 где-то рядом с розами пронесся огонь
 - черная тлеющая бумага-пушинка…
 
 ОНА: я собирала рыжие листья и смотрела на лебедей...



ОБРАЗНОСТЬ ЗВУКОСОЧЕТАНИЯ «БЕЗ»

Вместе с потрескиванием
 уложенной спать
 телефонной трубки
в желатин трёхдневного
постукивания по ножкам стула
(с целью обрушиться в рябь воды)
ворвалось ощущение ожидания.

Худенький манекен
пританцовывает
 на автобусной остановке
 в нетерпении увидеть
 пузатую карету,
которая в состоянии преодолеть
липучку 48-ми часов.



ТЫ ПЕЛА…

ты пела -
я слушал…
ты возносилась зеленогубым ангелом
над вихрем камней,
замерших по моему желанию.

ты пела -
я слушал…
и только после, оставшись один,
захныкал,
не выдержав безумной пляски на линии круга --
там,
внутри,
янтарным цветком распускался голос,
щекоча протянутые к теплу пальцы --

слушал, запоминая каждое движение губ --

я полюбил зеленый цвет.
я пел.


ТАНЦ

тонкая линия соприкосновения
извивается,
брызжет красным,
бумажная лилия
распята возбуждением
и это только танец.

дыхание, жажда, руки –
битва с потерей достоинства,
и не то, что б от скуки,
скорее от бессонницы

вода,
свинцовая кожица,
немного северней
трется резервный полк.
не видно лица
и говорить не хочется -
шелковая лилия сделает всё сама.
тонкий намек,
ловко отбитый удар.
МЫ – ШАР,
но это просто танец.



ГУЛЯТЬ

Вы знаете? -
лёгкий разговор достаётся
огненным пресмыканием,
 и кровавой письменностью,
 и чистейшей языковой формой,
 и ржанием единорогов,
 и отчаянной выдумкой близости,
 и грязным молчанием окон.



ШНУРОК

я рисуюсь –
небесный шнурок и потёкшая тушь,
у меня формируется грудь
и моё молоко течёт по её волосам,
 таким непослушным и вкусным.
я чувствую боль в животе – непривычная жизнь
 лезет, карабкается,
и ногти впиваются в спину,
 почувствовав податливое телесное благоговение.

шнурок, два узелка -
макай их в медово-кровавую сладость -
больше, больше – у нас не так много времени.
выброс семени
рифмуется –
пятна поэзии на простыне.

я рисую белой краской круг -
не подходите! призраки! враги!
не подходите! -
здесь вас не ждут.


СОБАЧКАЯ

Я - твоя собачка
на нитяном осердцнике –
сердце дребезжит в такт побегушек за тобой.

Я – твоя собачка,
на расстоянии вытянутой руки греюсь,
 лёжа на лопатках пред тобой.

 цветы черёмухи в лучах взгляда,
 направленного в сторону, и далеко
 разнежился лоскуток змеиной кожицы,
 вобравший последнюю кап.лю.бить
 необходимо слушать
 до дрожи желаемую губами мелодию.
 
 сквозь моё тело несётся две тысячи краснопузых снегирей.

Я, твоя собачка, становлюсь всё смелей и смелей!



ПАУЧОК-ОНА
 
она сказала, занося моё тело в дом:
- ТЫ,
творческая лично. кость
в заднице
непричёсанного
гладко выбритого
пальто на вешалке -
пять минут, чтобы раздеться
(а в ванной было так тепло)
но кость,
 кость
и битое стекло...

и после,
отвернувшись к стенке:
- Не тяни на себя одеяло,
а у меня и в мыслях не было
вспугивать её-паучка.



НЕБЕСНОЕ СЕВЕРНОЕ СЛИЯНИЕ

небесное северное слияние:
 снимайте майки! –
 холод раскрепощает меня
 на дикие языческие пляски –
 экстаз – тебе это необходимо,
 мне без него нечем дышать

 мы прыгаем в костер, раз
 ряжаясь пронзительной ме
 лодикой прожитой ночи; и
 полон живого запаха, я в
 исступлении рву паутину.
 ель склоняется ниже к костру,
 то ли становясь нам домом, то ли выказывая уважение –
 не всё ли равно легким искоркам, познавшим единение?



ОТ ЖЕНЩИНЫ-ПТИЦЫ

Смеясь, обнимает,
стесняясь пронизывающего тепла,
покусывает, начиная взлетать -
развевающиеся мягкие волосы
разбрасывают по комнате
маленьких хомячков,
щекочущих самые красивые в море пальцы,
щекочущих синие волны близости птицы и зверя -
неделя
вдвоём
никого не видя
помогает почувствовать рождение солнца
из маленького одуванчика.



ПАХНЕТ ПЕРСИКОМ

я знаю запах, остающийся после
твоего посещения туалета,
я вижу радугу от твоих
прикосновений ночью –
вкус, аромат, обнажённость –
секреты, мною раскрытые
зарытые сухими губами в шерсть свитера,
соединяющего кольцом наши песни,
разлетающиеся гулким шорохом рук,
нашедших
свое место в вязкой
 жарости твоих
 пещер.



МИРРНЫЙ

нас двое
надвое
наедине
твоё безмолвие перерастает в моё
деление болезненно
сложение щекочет за ухом и
 вызывает тихий возглас –
"мирр"

входя, снимайте маски -
маленькие утопии не терпят многословия,
уходя, забирайте все ключи и звуки –
нас двое

мои пальцы ощупывают тебя,
сначала медленно, едва касаясь,
потом все ближе…
опутывают тебя тончайшим мехом,
притягивают, боясь сломать,
глаза, взлетая под потолок, рассматривают внимательно и кратко,
потом все ближе, ближе…

планеты останавливаются в изумлении и спешат дальше, унося с собой тайну, завернутую в шкурку оленёнка, и в вечности загораются буквы: "МИРР"

ты поворачиваешься ко мне, улыбаясь,
улыбаясь в ответ, я смотрю на своё отражение в своих глазах -
всё замкнулось,
 раскрылось и греется в сферичности нашего уединения

мои пальцы ощупывают тебя, начиная с мочки уха,
и, приходя в исступление, распускаются красным бутоном
под чистым ветром дыхания любви!



ТОЧКА - СОН

здесь всегда было теплее –
на мерцающей границе сна

огромные добрые тигры,
намазанные мятной дрожью;
разбросанные по траве ключи,
открывшие все свои замки
назло тошноте старения;
эта маленькая игривая точка
пересечения
музыки и радости –

всё укутано и скрыто
всё взрывается ультрамариновыми каплями

она спит, но вы не видите

мгновение
тончайшее знание
ожидание кудрявого вихря,
 уносящего невесомое тело в пространство,
 неощутимое, лишенное запаха и бликов

она спит, и я несусь вслед за ней
 под волокнистым полотном печали,
 стараясь не отстать

золотистые песочные пряди
красуются в танце,
текут вспять



WISH YOU WERE HERE

блуждаю по довольно знакомой комнате -
резкие звуки спугивают сумерками в ветвистых аллеях -
рядом никого.
опрокидываю стул, вскрикиваю,
бросаюсь на твой смех,
вспыхнувший белесой кляксой чуть ниже пояса.
услышав рядом игривые мужские звуки,
я рассекаю чёрное полотно
и выжидаю тягучие секунды
ниспадения гибкого и влажного лоскута печали ожидания здесь.



ОНА ЕСТ МЕНЯ

Она ест меня,
пережёвывая с тщательностью домашней крысы,
поглощая рывками, не забывая запивать -
На пути к счастью не стоит никаких преград.
Поставленный выбор - есть или нет,
не содержит в себе ответ
на поставленный вопрос -
что значат для меня родственные связи?
На пути к счастью никаких преград.
Рад безумно вашей радости -
ВЫ В КАЖДОЙ капле моей ртути -
На пути к счастью никаких...



ПЛАТЧ
 
плачь, моя милая, плачь!
в оранжевых сумерках дышится тяжело.
громоздкие крылья, укрытые пледом,
щекочет ножом равнодушный палач.
 
мысли, сбиваясь, несутся, шумят,
наперебой что-то шепчут и ждут,
когда бледные всадники боли ночной
мертвое тело, дрожа, понесут –
 
всё. опостылели светлые танцы –
уйдем говорить шорохи страха.
травы сухие лезут из черепа,
сгорая, возносят над городом Знаки.
 
кольцо голубое в утреннем пепле
пропела вода холодное горько.
ты плачешь беззвучно и прячешь в ладонях
разбитое солнце -
 
и всадники белые уже у двери–
их кони, наслушавшись мёртвых, хрипят…
сбегая тоски, мы, обнявшись, лежим –
ты плачешь
и листья горят...



НИЧЕГО ХОРОШЕГО

мужчина – плохо,
снег – чистое золото,
моя слюна отравляет существование меня.
нигде – это здесь,
вы это чувствуете:
мужчина – плохо.
…я возле тебя…



ОН УДАРИЛ ЕЁ

он ударил её, схватив за запястье правой руки –
глухой удар костяшек вздулся сиреневой тряпкой;
он ударил её, вложив в сверкающее остриё удара отзвуки постельной злобы –
намокшее снизу некогда белое платье растеряно обмякло,
мокрые волосы выпустили цветы…

он моргнул,
и стекло глазного яблока потухло,
отражая некогда белые муки.



Я ЗДЕСЬ – ПРЕД ТОБОЮ

я здесь - пред тобою, с чистыми руками.
я расчертил всё королевство,
только - мало,
но ты не думай ни о чём,
просто синего мало...
мало синих красок на потолке, когда лежишь кверху лапками...

я пришёл увидеть тебя
 и за новыми красками,
ласками
 взбирающимися по
 голой коже
и сумасшедшими мышками
твоих глаз.



ЕЩЁ ЧУТЬ-ЧУТЬ

она лежит на животе, покачивая ногами,
читает Булгакова -
глаза бегают по строчкам.
я рядом,
прижался последней точкой
к свободной от книги руке -
испаряюсь в облачко под потолком,
беспричинным плачем опадаю в объятия,
вновь испаряюсь и вновь опадаю –
моё сознание вырождается в маленькие порезы,
каждую ночь покрывающие тело,
разрождающиеся звёздным бисером
в лоно простыни.

я прижимаюсь сильнее,
покачиваясь в такт доносящейся из окна музыки.

последняя точка растворяется в пространстве
и мы радуемся короткой передышке.



MEMORIES

певчие птицы мокрыми крыльями укрываются от падающей с неба тревоги –
так и я покрываюсь разбухшими каплями, представив на секунду, что ты умерла для меня.

и чувствуя музыку скорее ногами, чем сердцем, и шею обнажая только наедине,
мы кружимся дальше, уставшие, разные, покрытые кожей, вспыхивая во тьме -

и видим друг друга лишь в третьей четверти такта, кружась в забытьи,
и тёплые пальцы в ответ на сжатие цепляются крепче за кружева руки.

пустая чашка рассыпается белым пеплом, что падающие капли взрывают,
оставляя на клавишах воронки мелодии прикосновения мокрых пальцев.

четкий ритм содрогания мысли – «чую ловушку, чую ловушку» -
мелом запачкан рукав платья в элегантном танце под тихим дождём.


пустая эстрада, дикий плющ, осколки песен.
тесен череп и змеи, набухшие в нём.



ОСТРОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ ОСЕНИ

Дыра коридора двигается медленно,
образуя некое подобие пространства;
прошедшая медная ночь наследила
лепестками жасмина и монетами –
на ум приходят светлые мысли,
чем радуют
подпиленные
сваи
вязкой
жижи
спокойствия;
глупые мотыльки
тысячелетиями несутся на открытый огонь –
вот и сегодня мои плечи посыпаны пудрой крылатых трупиков –
прекрасный ужин на двоих смотрит на меня с зеркала.



ТЕРПКОЕ ПЕНИЕ

иногда,
иногда
покой спускается на мои исколотые булавками глаза,
застилает вяжущую постель сухими травами,
колышет лепестки влажности губ

желтое одеяло…
ускользает, ускользает…

печаль.

зима пришла,
присыпала снегом раны, заморозила грязные лужи
и упросила остаться наедине с миром, который не хочет ни тебя, ни меня.