Вам и не снилось

Тихо, спокойно на улицах,
Земля покрылась белой пылью,
Будто кто-то специально соль просыпал
Ровно, уверенно, мужественно.
Нам в глаза, воспаленные от бессонниц,
Пыль попадает.
Земля, раскрыв объятия океанов,
Зиму к себе привлекает,
И она укутывает ее мехом,
И мы, поглядев из окна, не замечаем,
Что жизнь припорошена упавшим снегом,
Что все похолодало – не знаем.

Они только-только расстались,
И еще видны его шаги на снегу,
И еще перед глазами
Ее глаза, что закрывались,
Три слова, брошенные во тьму.

А через месяц их разлучили.
Дома, не согретые ими, остыли,
Небо, склонившееся над ними,
Чтобы укрыть их от глаз чужих,
Снова, как прежде, синее,
Не видит под собою их.

Так было надо. И ничего не смогло
Им помочь остаться, как раньше.
Стена предрассудков, родительских снов
Их разлучила в минуты счастья.
Их развезли… Стоптанный снег за окном,
Растаявший лед, осевший под огнем,
Расплавившийся.

И только они уже ничего не видели –
Ни прелесть весны, ни журчанья природы.
Время, навсегда остановившееся,
Падало в грот, отражаясь, в гроты.

Комната… Километров до нее не счесть,
И уже закончилась последняя песнь,
И надежды никакой уже нет,
И на все вопросы получен ответ.

Он зашел. За собой запер дверь,
Распахнул окно – так светло, радостно там,
Он еще раз подумал, что мерь, не мерь –
Все ведь ясно, все правильно.

Сквозь открытое окно,
Сквозь пространство и тысячи лет
Пролетает шепотом голос его:
«Где же ты, где?
Я не верю, что ты забыла все.
Отзовись, в этот миг отзовись…»
Только ветер разносит слова его
И шепчет ему: «Все напрасно – смирись».

Только вздрогнуло в это время сердце одно,
Как почуяло страх, заметалось
По пыльной, неубранной комнате такой,
А, может, не такой же – неважно.

Заметалось, забилось сердце в груди,
Заливается кровью, бесится, бьется.
Разожглось – не зальют весны дожди,
Не погасить. Можно только разбить.
Не успокоить. Не притрется.

А в той комнате тихо окно закрылось,
Последний, отчаянный шепот замер.
Только часы тикают в тишине забытой,
Только сердце не выбросишь за дверь.

Рука тянется к столу, не дрожит,
Не боится – все давно решено.
В это время страшный удар в окно,
Но оно не разбилось, не распахнулось –
Как и прежде оно молчит.

Последний привет не дошел, разбился,
Слишком рано поверил он в горе,
Он забыл про чудо, совсем опустился,
Потонул сам в себе, как волна в черном море.

Отвлеченный шумом этим
Он стоял, не сдвигаясь, еще минуту,
Вот рука тверда легла – не слезет
С рукоятки ножа. Он не слушал.

Постой! Ты слышишь,
Как разбилось окно где-то,
Как кто-то прыгнул со страшной высоты,
Упал, поднялся, побежал быстро,
Поймал машину, понесся,
Подожди же, подожди!

Ты слышишь шаги
(Опусти же ты руку),
Несущихся по пролетам этажей?
Ты слышишь дыхание рваное?
Откуда же, откуда?
Не вздумай, не смей!!!

Последние силы. Шаги затухают,
Всем телом удар по двери.
Ни одно из сердец никогда не узнает,
Что стало с другим.

… На снегу белом отражается небо.
Алая струйка сбегает по серым ступеням,
Алая струйка из комнаты под дверь проникает,
И сливается с той – другой –
В последнем ласковом прикосновении,
А на снегу покрасневшем, живом,
В черных провалах окнах домов,
В небе снова, как прежде, синем,
В воздухе осязаемо зримом
Кровавые горящие слова встают,

Прожигают сердца, что упали,
Жгут глаза тех, кто видали,
Но стояли в стороне, не мешали,
Жгут тем, кто верить устали,
Простые такие земные слова:

«Не бойся, моя родная,
Я и в жизни, и в смерти всегда с тобой,
Не разлучить нас домами стеной,
Не разбить наши сердца словами».

«Любимый, я знаю: мы с тобой – навсегда
И в жизни, и в смерти, и в горе, и в радости.
Любимый, помни, навеки запомни меня.
Я – твоя звездочка маленькая, алая».

«Счастье мое, пусть долетит до тебя
Мой последний вздох, последнее слово.
Ты всегда помни, всегда – и себя, и меня.
Я не знаю, никогда не узнаю счастья другого».

«Любимый, я не знаю, где ты,
Но в одном, только в одном мне поверь:
Мы вместе жили и вместе умрем.
Нас можно убить, но любовь – невозможно!»

По ступенькам, спокойно журча,
Течет ручеек алой крови тихо.
В нем одна, только одна душа,
Не разделить их, и их не услышать.

Перед подъездом столпился народ.
Шум от толпы, кривотолки.
А наверху – предугаданный жизнью исход.
Внизу – четырех людей страшный стон.
Долгий-долгий…


17.11.81. Москва.


* * *