*** Что-то ударила грусть...

Что-то ударила грусть
По больному месту с тупым азартом.
Милая, верь, я вернусь,
Лишь дорогой новой дополню карту.
Милая, помню все.
Не смотри на улыбку. В ней много боли…
Дождь за окном каплями сек
Мир. Божьей волей.
Дождь. Воплощение давней мечты.
Сейчас разуюсь босый — и бегом по лужам!..
Вспоминая черты, милая, твоей красоты,
И надеясь на то, что я все еще тебе нужен…
Но грусть бьет мне под дых.
Нужен отдых. А где его взять до смерти?
Тут меня за плечо нежно тронул старик,
Сказавший: «Молодой человек, хотите верьте,
Хотите нет, но в жизни случай был один.»
Достал папироску, закурил лихо…
Из-под торчащих его бороды седин
Голос плыл напевно, отчетливо так и тихо…

«Было в ту пору мне, как и вам
Лет двадцать, или может быть чуть-чуть поменьше.
Только ваша судьба слова подбирать к стихам,
А я был N-ского уезда тривиальный помещик.
Казалось, молод! Жить да жить! Да истязала тоска.
А куда тоску девать? Топил в вине. Жизнь летела.
Так, глядишь, и вся б прошла. Она ведь коротка…
Но в один прекрасный миг мне что-то все надоело…
Стыдно было, парень, мне эдак существовать,
Особливо по утрам да с похмелья стыдно.
Чем денечки драгоценные в говне растерять,
Так отдам-ка их смерти. А уж там будет видно.
Без колебаний почти я взвел курок,
Прочитал молитву себе отходную —
Прими, Господь, спаси, Христос, видно, вышел срок…
Тут то ли свет, то ли запах какой почуял,
Но поднял глаза. И увидел Жизнь.
Она стояла передо мной блистательная и злая…
Свят, чур меня, держи меня, держи,
Ох, угодники, отцы, помоги, помираю…
И сквозь страх, помутненье я слушал слова,
Исходящие из уст сего великого чуда:
Ты себя теперь, червяк, не лишил едва
Благосклонности моей. И откуда, откуда
Вы, живые, решили, что смерть лучше, чем я?
Ведь рассказов мертвых вы, чай, не читали?
Хорошо, что увидал ты отблеск моего огня,
Не то бы так и ушел, поминай, как звали…
Ну полно, полно пугаться. За то, что твой слух
Обратился вовремя к моим словам,
Одарю тебя, с тех пор, как споет петух,
Тем, что не снилось еще всем вам.
Одарю тебя светом своим настолько,
Насколько сможет поместиться в твоей утробе.
Будешь жить ты, отрок, долго. Ох, долго.
И в святом упоеньи. И в бессильной злобе…
И тогда я проснулся. Поднял тело свое
И услышал, как петух во дворе кукарекал.
В шаге от меня лежало, как вечор, ружье…
Где-то час я сидел, рассуждал, кумекал…
Правда ль то, что вчера приключилось здесь
Или только сон перемешался с бодростью глаз?..
Я живу. Я живой. Помню все, как есть.
Помню все, будто здесь это было, сейчас.
Хоть с тех пор уж минуло немало годков».

Замолчал седовласый, кашлянул недужно…

Но послушай, старик, кто же ты есть таков?
И от меня-то тебе ну чего же нужно?

Ничего не ответил. Пошел прочь.
Исчезал, словно точка, за спуском дороги…
Освещала звездами землю ночь.
Было в свете немом эхо странной тревоги.

Покружил пред глазами — и был таков…
Что он в жизнь мою принес? Жару? Или стужу?
И кто мне скажет теперь, сколько минет годков,
Прежде чем слова его всплывут из памяти моей наружу?

А пойду-ка домой я. Ведь спать хочу.
Пусть и душно там, бьет пусть грусть с азартом…
Помни, милая, меня, скоро я прилечу.
Лишь дорогой новой дополню карту.