Ситуация

 


Люблю весеннюю охоту!
И с другом часто мы вдвоем,
Забросив срочную работу,
Туда с двустволкою идем.

Предвидя славную потеху,
В расположеньи светлых чувств,
К его подъезду я подъехал
На Якиманку, где Минюст.

Его супруга, дверь открывши,
Кивнула, внутрь меня маня,
И слезы, крупныя как вишни,
Щекам стекали по ея.

А он был нем и глух как Гойя
Был ко всему и вся вокруг.
"Давно он так?" – спросил ее я.
"Уж двое суток, милый друг."

Не изменив своей осанки,
К любой превратности готов
(Хоть и не ждал такой морзянки),
Я начал без обиняков:

"Мой друг старинный, друг мой милый,
Не время нынче нам хандрить.
Уж вальдшнеп тянет, что есть силы;
Вставай же, мать твою *дрить!

Где нрав твой, праздничен и весел?
Где твой охотничий рожок?
Зачем ты окна занавесил
И свечи в комнате зажег?

Соседи, други ли, враги ли
(Пришли и эти, взяв отгул)
Всю ночь под окнами ходили...
Но ты и глазом не моргнул!

Оставим, право, эти шутки;
Уже ли дружбу ты забыл?
О чем молчишь ты третьи сутки
Как сыч, и облик твой уныл?

Пусть ты друзей и знать не знаешь,
Но ты - *тить тебя в тую! -
Зачем молчаньем обижаешь
Марину верную свою?"

Марина таяла и млела,
И увядала на глазах.
А снизу музыка гремела,
Срываясь глухо на басах...

Сам Вознесенский, подбоченясь,
Как уважения залог,
Принес свою вставную челюсть
И лучше выдумать не мог.

Сам Папа (даром, что схизматик)
Переложил тебя крестом.
Но ты, как мямля и флегматик,
Коснел в бездействии пустом.

И шли неведомые люди,
Грязь оставляя на ковре,
А ты лежал, как хрен на блюде
И этим больно делал мне.

Зачем в костюме от Кардена,
Надраив ваксой два шуза,
Играл в молчанку ты умело,
Прикрыв веселые глаза?

И, безразличием окован,
Плюя на Рим и капитул,
В гробу - высоком и дубовом -
Лежал и в ус себе не дул?!