Болезнь

                30
Озноб мои кости ломает и крутит,
тошнит и трясёт, добивает и мутит.
По телу растёкся безжалостный жар.
В глазах темнота, а под кожей пожар.
Согнулся крючком над помятой тетрадкой.
Чем я заболел – ОРЗ, лихорадкой?
А, может быть, белая в белом гордячка,
карающий бич алкоголя – горячка?
Разбухшую голову клонит на руки.
Сейчас она лопнет. Безбожные муки.
Но боль, доедая уставший рассудок,
калёное жало вонзает в желудок.
Прозренье приходит, прозренье из ада.
Винить пневмонию и язву не надо.
Они неизбежно к уставшим приходят.
Кто жить не живёт, а тихонько доходит.
За труд, за безделье, за сытость, за голод,
за то, что старик и за то, что ты молод,
за то, что года как листва облетели,
а ты не достиг даже мизерной цели,
за то, что ты циник, за то, что не любишь,
за то, что живёшь, и за то, что не будешь,
за эту апатию страшная кара –
взвыванье от боли, ожоги пожара.
Ведь где-то вокруг в городах и посёлках,
на шумных дорогах и пыльных просёлках
такие же люди сквозь беды, ненастья
руками могучими строят нам счастье.
А где-то, кидаясь то в пламя, то в воду,
народы себе добывают свободу.
Наверное, боль миллионов людей
как эхо звучит в диафрагме моей.
И выход из этого кризиса боли –
в едином усилии собранной воли,
в поставленной цели, в любви и весельи.
Пройдут эти муки, наступит прощенье.