Улыбка

Пал Петрович Кобушко встретил меня в аллее на очередной прогулке с собаками (Сигма носилась по окрестным кустам, Тимка, как всегда, слонялся у второго подъезда соседнего дома, в тщетной надежде встретить болонку Кнопку).  Пал Петрович – твердое лицо, приветливая хитроватая улыбка, холодные глаза бывшего профсоюзного деятеля – в этот раз был сам не свой.
- Ты ведь Сигму на рынке нашла? - спросил он меня без предисловий, - даже без обычного: «Здравствуй, как дела?»…
- Ну, - выжидательно подтвердила я.
- И как? – потребовал уточнений Пал Петрович.
Я – в который раз! – конспективно пересказала историю брошенной или потерянной немецкой овчарки, которая ходила по маленькому рыночку возле бывшего военного городка и выбрала меня – администратора этого самого рынка. Наверное, за авторитет и наличие собственного крытого помещения. Я бы на ее месте тоже апеллировала к начальству .  Сигма так и поступила  – она целый день караулила администраторский вагончик, сопровождала меня в рейдах по торговым рядам, а когда я отправилась домой, прыгнула  в маршрутку и далее следовала за мной, не отставая, до самых дверей квартиры… Так вот и стали жить вместе –  я, маленький двортерьер Тимка и Сигма – обличьем вылитая «комиссар Рекс», только женского пола.
- А потом? – Пал Петрович слушал мое повествование с неподдельным интересом.
- Улыбаться она стала только через полгода, - откровенно сообщила я,  вспоминая  потерянные карие глаза Сигмы, и как она с сумасшедшей надеждой поначалу бросалась к каждой маршрутке, когда мы приходили на автобусную остановку…. – А что случилось?
- Понимаешь, копаюсь в огороде на участке,  он у меня почти у дороги… Вдруг останавливается жигуленок с московскими номерами. Выходят парень и девушка, выводят собачку – ну этого, знаешь, как у Коротковых…
- Пекинес, - улыбнулась я. – песик китайских императоров.
- Наверное, - нетерпеливо кивнул Кобушко и по-братски зацапал мою руку чуть повыше кисти. - Ты слушай дальше!  Вышли, значит, собачку привязали к огородной ограде, а потом сели в своего жигуля и уехали!
Тут уже я охнула. Бросить собаку, СВОЮ собаку, члена семьи – это и так у меня в голове никогда не укладывалось. Ну, ладно, завели большого пса – квартира тесна, прокормить трудно, можно как-то понять. А такого-то – отважного, преданного красавца с гордой львиной гривой, и размером чуть побольше кота… Сволочи!
Я так и сказала Пал  Петровичу, переведя дух:
- Сволочи! …А  дальше?
- Так он меня к себе не подпускает! Хозяев ждет… Ну, я к нему еще завтра приду. И послезавтра.
       Через неделю снова встретившись с Кобушкой, я сразу усмотрела на его физиономии нескрываемое торжество.
- Приручил! Но какой гордый! На второй день только соизволил поесть. На третий к себе подпустил. А вчера домой со мной, наконец, пошел!!!
- Еще будет тосковать, - чуть чуть охладила я Пал Петровичево ликование. – Предательство человеку-то пережить трудно, а уж собаке…
Прошло полгода.  Так получилось, что с Кобушко во время вечерних прогулок мы не встречались – то ли в разное время гуляли, то ли по разным дорожкам. А вчера встретились. Он вел на поводке ухоженного, полного царственного достоинства песика. Я сказала Сигме: «Рядом!» и придержала ее за ошейник. Потом посмотрела на Пал Петровича и улыбнулась. Он улыбался мне в ответ.
Особенная это была улыбка.
Самая, наверное, прекрасная на свете.
Улыбка торжества человеческой справедливости…