В канаве

Разлагается трупы газет,
Выделяя свинец смертоносный.
В прошлом это берёзы и сосны,
А теперь — устаревший навет.
Кто на горе чтецам-бедолагам,
Сочиняя слова-кистени,
Изнасиловал эту бумагу
И зомбировал? Впрочем, винить
Ей дано — волей злобной и наглой;
Ложь впитала она не сама,
Ведь не всё перетерпит бумага —
Эта… просто лишилась ума —
И на трупах — безумья приметы!
Всюду свалка, и свальность, и плен.
И смердят, разлагаясь, газеты,
И, растлив, превращаются в тлен.
И теперь этот прах демократий
Бьют дожди или рвёт суховей –
Неужель воскрешённый Евпатий
Разметал их с дружиной своей?!
Смрад и тлен норовят укрывать их —
Ужас ночи, проклятие дней.
Но, живя, эти мрачные рати
Отравляли гораздо сильней.


Рецензии