Размышление о Пушкине

(Julian Lowenfeld - перевод с английского)

Первое, что потрясло меня при встрече с Джулианом Ловенфельдом (Julian Lowenfeld), Нью-Йорксим адвокатом, поэтом, композитором и переводчиком, - это его безупречный по точности, звучанию и богатству лексики русский язык. Да, Джулиан родился в эмигрантской беженской семье. Но не из России, а из Западной Европы и Кубы. Прадед Джулиана был первым переводчиком Толстого на немецкий. А Джулиан, среди прочих своих ипостасей, стал автором выдающихся переводов Пушкина на английский. Именно выдающихся. Иначе я не могу охарактеризовать вышедший недавно в Нью-Йорке в издательстве «Зеленая Лампа» пятисотстраничный том переводов «My Talisman» - плод многолетнего творчества Джулиана Ловенфельда-переводчика.

Ниже – перевод на русский язык отрывка из предисловия к книге, написанного Джулианом Ловенфельдом-поэтом по-английски в форме вольных белых стихов. 


* * *

Что ищем мы в стихах? И что в них толку,
Когда в психушке власть у сумасшедших,
Когда пылают книги и читатель вслед за ними,
Когда страданиями переполнен мир?
Как может меланхолик и мечтатель
Бороться с адом? Что он против армий –
Добра песчинка в ненависти море?

Как часто нам немыслимое – норма
И невозможное слетает с наших губ.
И как настойчиво, со старых добрых дней,
История народов подтверждает
Известное давно – еще Шекспиру,
Что людям лишь себе дано молиться
Как чудищам в пустыне океана.

Чем реже вызывает удивленье
Вещей порядком ставшая жестокость,
Тем меньше сил для чувства или сна,
И солнце кажется темнее на рассвете,
Подделкой светит по ночам луна,
Едва блеснув, в туман уходят звезды,
И остается лишь бесчувственность, бестелость.

И вот в отчаяньи я обращаюсь вновь к тебе,
Мой лучший и бесценный друг,
(Которого мне встретить не случилось,
Но кто стал близок сердцу моему
Во время безрассудства и сомнений)
Первосвященник мой и еретик,
Мудрец мой, мой пророк, мой талисман.
Смотрю на твой портрет, висящий над столом,
В твои пытливые и добрые глаза, и задаю вопрос:
«Что против автоматов могут сделать строчки,
И может ли поэма о цветах остановить убийство,
И есть ли право у потомков тех, кто выжил,
Минуты радости заимствовать у горя
И проблеск бледного тепла в рассветный час
Приветствовать, столь многим недоступный?»

И слышу твой ответ:
«Один тоскующий поэт – и снова ярче светят звезды
и среди ночи запевает соловей.
Один тоскующий поэт –
Его чуть слышный плач зовет назад весну.
Один поэт, прислушиваясь к голосу в себе,
Под стоны вьюги тихо напевает – и, даже если спутана тональность,
Соборные звенят колокола, и лечатся слепые и глухие,
Отогреваются замерзшие заливы, освобождаются потоки рек,
И тает самый толстый лед в замерзшем сердце»...