Привратник

*

Меня здесь не ждут. Я давно опоздала.
Ну что ж. Посидим. Извините, подвиньтесь…
Церквушка стоит, как годами стояла, –
в шеломе златом заколдованный витязь;
обилие тел – существующих, бывших, –
живые пришли, чтобы вспомнить уснувших;
вот облачком, долей неведомых тысяч,
порхают в безветрии бабочки. Души,
быть может? Отпели, всплакнули, зарыли,
ушли, сокрушаясь. Так рано… так поздно…
С прожилками чёрными белые крылья
сминают в незримые складочки воздух.

От чёрных ворот до заросших окраин
всё гости – к родным, знаменитым, знакомым,
к жильцам, что не могут (и вряд ли желают)
следить за своим покосившимся домом.
Цветы. Не цветы. Из бумаги, из ткани,
из камня, железа, пластмассы кричащей…
Язычники, слаще ль становится память
от жалкой конфетки на камне? Не слаще.
Но легче считать, что на небе вас слышат
и ценят нехитрые ваши заботы,
что те, кто под вами – существенно выше.
Закончили? К выходу, к чёрным воротам.

За створом ворот вас прихлопнет, как муху,
печать суеты, что успешно таили
в кармане глубоком. Ни слуху, ни духу
до будущих дат. Потревоженным илом
осядет на дно возбужденная память.
«…Ну ладно, до завтра. И всё-таки грустно…»
«…И что, говорите, летают стадами?
Капустницы? Снова не будет капусты…»
«…Докрасили. Цвет не из самых приятных,
до новых ремонтов дозреют нескоро…»
У чёрных ворот, я, нештатный привратник,
чужие подслушиваю разговоры.

На дно. На поверхности – пыль и усталость
от долгих скитаний по узким дорожкам,
и поиски: вроде бы тут? …показалось…
и бабочка, втёртая в землю подошвой,
и воздух, как в комнате, душный и спёртый,
и капля за каплей из ржавого крана,
и жалкая суетность аэропорта,
и встреча с прощаньем сливается странно…

Прибытие. Вылет. Вокзальные сводни
торгуют своим залежалым товаром.
Меня здесь не ждут. Если ждут – не сегодня.
И даром.