Парижанин

возвращаюсь в город лесбиянок.
стриженый, небритый, натурал.
письма без ошибок, без… по..марок.
мир размером с глобус – слишком мал.

занавески на окнах – цветная банальность,
ты сидишь в темноте в окружении стен,
тренируешь терпенье, проявляешь лояльность,
генерируешь ключ от насущных проблем.

в окна, форточки, двери,
я принёс с собой сквозняки.
дни, минуты, недели,
ты провёл один, взаперти.

город встречает меня лицами,
город кичится своей дикцией,
город проводит «специальную акцию»:
город устраивает для меня дефлорацию.

я вышагиваю по длинным улицам настроение
и мне чудится, и мне кажется… и мне верится.
но потом вдруг, неизвестно откуда, сомнения:
/как можно было просидеть целый месяц одному,
никуда не выходя, ни с кем не общаясь,
ни наложив на себя руки, в конце концов…
просто так – сидеть в пустой комнате
и ничего не делать – в центре города/
что Земля, вокруг Солнца, и вовсе не вертится.

теперь я для них не более…
…на вражеской территории.
они для меня, как и ранее…
… в душах своих израненных.

а ты всё, как обычно, мне не веришь,
привычно, недоверчиво глядишь,
зовёшь с собой на пресловутый Сенеж,
а я хочу один, назад в Париж.

нежностью переулочной, подворотнею,
девочки ещё совсем, больно им…
(страстью пылая друг к другу) ластиться,
снимать через голову маечки, платьица.

скоро в путь дорожку до родимых мест,
стал своим немножко средь чужих окрест.
буду на чужбине долю коротать,
буду тебя помнить и не вспоминать.

милый занюханный шлюхами город,
наголо наглухо насухо вылизан.
всякий попробовал – это ли повод,
чтобы стать би – вовсе не довод –
шпильки ломать и заштопывать вырезы.
 
дверь заперта. не стучусь. не звоню.
ты остаёшься… ещё дня на два…
я изменился: теперь не люблю.
ты погибаешь: твой город Москва.