Царевна кукушка. гл. 2. лук амура

Солнце красной сковородкой
Лишь за лесом замелькало,
А уже, тряся бородкой,
Царь снует под одеялом,

Ищет: где ж его Меланья?
Не найдя подруги милой,
Вспомнил он про испытанье
И вскричал со страшной силой:

"Гей, вы, сонные болваны!
Весь навоз живей сгребайте!
Дети - бейте в барабаны,
Слуги - на горшки ступайте!"

Появляется Меланья:
“Вот нашла ж козла такого!
Что орёшь, башка баранья?
Всё давно уже готово”.

***

Утро. Площадь. Рядом церковь
И Кащей, слегка весёлый:
Все приличья исковеркав,
Ходит… абсолютно голый,

Правда, в образе спартанца,
Но - во всех его деталях.
Ох, уж эти иностранцы!
Хорошо, что хоть “ в сандалях”.

Сильно пахнет скипидаром -
То Кащей себя взбодряет.
А натерся он недаром:
Мух - как ветром отгоняет!

Вот другим придётся худо.
Тут стрельцы перестарались:
В центре, где навоза груды,
Мухи тучами собрались.

Царь и вся его плеяда
Восседают подле церкви,
И от золота нарядов
Даже купола померкли!

Гренадёры в оцепленьи
С арбалетами на взводе -
Чтоб стрелять на пораженье,
Если гангстеры в народе.

И народ, до зрелищ жадный,
Эту местность окружает.
Дует ветерок прохладный.
Все чего-то ожидают…

Вдруг над главной колокольней
Птицы с криком заметались.
Оглушая град престольный,
Звоны мощные раздались!

Член церковного совета,
Девять раз перекрестяся,
Зачитал псалмы Завета,
И работа началася.

В белых тогах два еврея
Чан огромный притащили,
А потом втроем с Кащеем
Весь навоз в него сгрузили.

Дева в белом одеяньи
Поднесла им ветку розы,
А Кащей, как окаянный,
Тыкал веткою в навозы...

Там потом её и бросил,
Испоганив три бутона.
Тут ещё ему подносят:
Керосину три бидона.

Он, нисколько не робея,
Все бидоны открывает
И, при помощи евреев,
В чан горючее сливает.

Слышны крики одобренья:
Мухи одолели потных.
Жаждут все исчезновенья
Этих маленьких животных.

Снова в белых одеяньях,
И несут живых фазанов.
Встали все на расстояньи
Наподобье истуканов.

К ним Кащей несётся быстро,
Перья с треском выдирает,
А потом с лицом садиста
В чан вонючий окунает!

Член церковного совета,
Хоть и был он друг царизма,
Осудил молитвой это,
Как пример идиотизма.

Вдруг оркестры заиграли
Гимн, что всех на подвиг звал.
Кто узнал - те сразу встали,
Уважая ритуал.

К чану двинулась колонна.
Во главе её шагали
Трое старцев убелённых,
А в руках они держали

Юных принцев экскременты
В позолоченных горшках…
Грянул гром аплодисментов
Возле храма и в полках!

Апельсинов шесть корзинок
Вслед за старцами несли
Шесть красавиц абиссинок
С кожей чёрной, как угли.

Член церковного совета,
Их увидев - аж привстал,
Но, поймав себя на этом,
Вновь молитву зачитал.

Царь вскричал: "А слышь, Меланья!
Ведь похожи на тебя.
И, хоть я - "башка баранья",
Все ж луплю тебя - любя!"

А тем временим спартанец,
Сам прекрасный, точно бог,
Исполняя дикий танец,
Факел… молнией зажег!

Он использовал, конечно,
Электрический заряд,
Получив его успешно
Трением щита об зад.

Но в далёкую эпоху,
О которой наш рассказ,
Разбирались в этом плохо,
Веря в чудо всякий раз.

И когда пошёл спартанец
К чану с факелом, нахмурясь,
И богач, и голодранец -
Все от страха содрогнулись!

Вот он факел поднимает,
Весь сверкая, как в огне,
И в котёл его бросает
В абсолютной тишине…

Жутким пламенем пылая,
Чан, как буйвол, заревел!
Всю округу застилая,
Дым клубами полетел.

Даже самых искушённых
Вонь его ошеломила,
А особо утончённых -
Сразу, наповал, сразила!

А Кащей в лице спартанца
Все сильнее распалялся.
В вихре бешеного танца
Он по площади метался!

Вот он к старцам подбегает
И горшки без сожаленья
В чан бушующий швыряет,
Как приправу для варенья!

От такой добавки милой
Дым ещё сильнее стал,
Вонью НЕПЕРЕНОСИМОЙ
Всех до дрожи он пронял.

А Кащей в дыму кромешном
Апельсины стал метать,
Ухитряясь в чан успешно
Каждой “фруктой” попадать.

Тут такое началося …
Не стерпел ужасный чан:
С воем бешеного лося
Забурлил он, как вулкан!

Дикой силой наделённый,
Стал плеваться и рыгать,
И в народ ошеломленный
Стал навозы извергать!

Член церковного совета,
Десять раз перекрестяся,
Объявил, что видно это -
Катаклизма началася:

Будет светопреставленье,
А за ним и Страшный Суд.
Кто избег грехопаденья,
Тех архангелы спасут.

Царь вскричал: "Какая клизма?
В нас шарахают дерьмом!
От Кащеева цинизма
Попик тронулся умом.

Ну, держись, колдун-вонючка!
Вот уж я тебе воздам!
Выдам я тебе получку
Толстой плетью по задам!"

Не успели разбежаться,
Как внезапно стих вулкан.
Хлопья жёлтые кружатся,
А молчит ужасный чан.

Весь пейзаж, до горизонта,
Жёлтым инеем покрыт,
Только чан - как из ремонта:
Медью чищенной блестит.

И Кащей: в парадной форме,
В эполетах, в орденах,
Вымыт, выбрит - всё по норме,
Даже в туфлях и в штанах!

Он в котёл, как гусь, ныряет -
Сверху только зад крутой,
И оттуда извлекает…
Лук, как солнце, золотой!

А в другой руке Кащея
Три стрелы огнём горят!
И подумал царь, добрея:
“Не такой уж он и гад”.

А вокруг такая радость
И веселья неуём,
И хотя на лицах гадость,
Но зато в сердцах подъём!

Было небо с облаками,
И визжала детвора,
И гремело над полками
Многократное "Ур-ра"!

И сказал царю волшебник,
Дивный лук ему вручая:
"Должен каждый ваш наследник
Помнить, счастье выбирая:

Лишь один даётся случай.
Выбрал - не терзай себя,
И сомненьями не мучай:
Знать такая уж судьба.

Каждый сын, поочередно,
Сев на доброго коня,
Скачет пусть, куда угодно,
Но - до окончанья дня.

И когда душа подскажет,
Пусть он жребий свой добудет.
Ни за что он не промажет,
ЕСЛИ В СОЛНЦЕ ЦЕЛИТЬ БУДЕТ!

Станет та ему наградой,
Кто стрелу его возьмёт.
Коль исполнит всё, как надо -
Век с ней в счастье проживет".

Царь вскричал: "А если это
Вдруг окажется… мужик?
Я к таким крутым дуэтам,
Прямо скажем - не привык!"

Тут, как будто вспомнив что-то,
Вдруг волшебник побледнел:
Видно он в своих расчётах
ЧТО-ТО не предусмотрел.

Но потом приободрился,
Покумекал, помолчал,
И в мышонка превратился,
И из норки пропищал:

“Коль сынку ТАКОЕ надо,
Значит, стать такая в нём.
Для ТАКИХ крутых раскладов
Мы гарантий - не даём”!

И исчез  во мгле тоннеля,
Весь от ярости дрожа.
И сказал тут царь Емеля:
“Я не понял ни шиша!

Эй, мышонок! А зарплата?
Я ж не выплатил аванс”.
- "Нам от вас зарплат не надо!"
- пропищало в резонанс.

"Эй, мышонок! Возвращайся!
Я ведь это...- пошутил.
Ты, дружок, не обижайся,
Я же сдуру молотил".

Но в ответ ему на это -
Ни совета, ни привета,
Словно грустный паучок
Запер норку на крючок.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)