О святости записанный монолог

Я оказался в православии случайно, на волне РНЕ-шного ура-патриотизма… Дела мои как внешние, так и внутренние зашли к тому времени в совершеннейший тупик, поэтому я решил съездить к «популярному» в нашей Новосибирской епархии, архимандриту Макарию (Реморову), в г. Бердск. Подхлестывало чувство любопытства и некоторый ажиотаж вокруг личности этого старенького и немощного батюшки: многие мои единоверцы почитали его как прозорливого старца. Конечно, элемент неофитского сомнения у меня был. Поэтому, когда я оказался в сенях батюшкиного домика и навстречу мне вышла фигура, больше всего похожая на старого доброго комара в залатанном подряснике, я  несколько разочаровался. Сквозь толстые линзы очков на меня смотрели совершенно прозрачные глаза. Возникло ощущение, что я стою перед стеклом, перед чем-то, что призвано отражать и просвечивать.
Отец Макарий, длинными, тонкими пальцами открыл с усилием дверь в комнату, мы очутились перед аналоем с Крестом и Евангелием, и, не помню как, но я заговорил. Серый денек висел в окне, я рассказывал о своих проблемах, а батюшка сидел радом совершенно тихо, как будто бы и не участвуя в разговоре. Взгляд его сохранял отрешенность и, я бы сказал, потусторонность. Мой монолог как-то сиротливо звучал в той большой и пустой комнате. У меня засвербила неприятная мысль, что вот, я проделал такой дальний путь, сижу тут, распинаюсь перед совепшенно выжившим из ума стариком, а он меня и не слушает вовсе. В этот момент отец Макарий посмотрел на меня очень внимательно и во взгляде его промелькнуло подобие доброй иронии. Я сбился с мысли и замолчал. Все внутри меня как-то замерло. Гулко и неожиданно  прозвучал обращенный ко мне вопрос: «А зачем тебе вся эта коммерция?(Я рассказывал о своих деловых планах и неуспехах)» . Когда я ответил, что мол, и свечку надо на что-то купить, и молебен заказать, батюшка рассмеялся. Трудно описать этот смех. Представьте себе полного сил, добродушного молодого парня, который от избытка великодушия смеется так светло и радостно… Я буквально онемел. Мы поговорили еще с пол-часа, так спокойно и просто, я бы сказал по-житейски.
То ли за окном прояснело, то ли, что более вероятно, в душе моей что-то мрачное рассеялось, но прощался я с отцом архимандритом в бодром и свежем настроении. Ехал в электричке и чувствовал себя как чистый лист бумаги, на котором яркими красками запечатлевается вот этот осенний стог золотого сена за окошком вагона, вот этот ребенок и нищий… По-другому как-то запечатлевается, не так как раньше. И тут я ощутил, прямо всем телом, что молится сейчас за меня отец Макарий и молился все время, пока я у него был. И взгляд его отрешенный вспомнил, и прозрачность лица, не отражающую почти ничего мирского. И глаза, так настроенные, чтобы получше черех них Бог проглядывал. На меня проглядывал, понимаете? Вот эта прозрачность, - для Божьего участия, для отражения Его – это и есть святость, по-моему так. Ух и «продрало» же меня, тогда, я словно зазвенел изнутри.
А в житейских моих делах перелом после этого случился. Я перестал метаться от политики к бизнесу, успокоился. Вот, теперь женился, заканчиваю Богословский институт... Я  думал, зачем мне тогда батюшка это посоветовал? Кому  богословы нужны?
То, что нужны – это  я сейчас понимаю, хоть работаю пока по прежней своей технической специальности. Но, что очень важно, у меня "крепкость" какая-то внутренняя появилась, цельность. И ощущение того, что я в жизни встретил очень важного, близкого человека, который меня, как ребенка несмышленого, не обличил, не поругал за провинность, а взял на себя мои тяготы, просто захотел всем сердцем, чтобы я изменился и поверил в это мое будущее изменение. И я от его молитвы стал сильнее, крепче, честнее.
Могу сказать без преувеличеия, что такого острого, сильного и радостного чувства любви, как к отцу Макарию я в жизни пока еще не испытывал. Видимо, ощущая святость в человеке мы «дотрагиваемся» до самого Христа, который весь есть любовь. Это и есть воплощение слов «да святится имя Твое».