Скрипка Муси Пинкензона

Я в прошлой жизни, видно, был евреем,
носил, как и положено, кипу,
и плакал, слез своих не вытирая,
еврейской скрипки слушая мольбу.

Скрипач-мальчишка, глаз не поднимая,
одним движением, не тратя много слов,
во мне, всё растерявшем, воскрешает,
чужой печали поминальный зов.

В нем, к счастью - в никуда ведут дороги:
часы с цепочкой, бабушкин комод,
по дворикам в булыжниках покатых,
прощаясь, долго плачет пароход.
 
В надрывном звуке - сборы кромки лета,
последний завтрак, словно в дальний путь,
и нескончаемые проводы с конвоем,
где шли они от странствий отдохнуть.
 
Утоптан бруствер оркестровой ямы,
среди пасьянса брошенных вещей,
смычок со скрипкой деку заполняли,
звенящим смехом,  не родившихся детей.

Там у черты, нескладный мальчик - Муся,
с заплатками на вытертых локтях,
нашел такую ноту на прощанье,
навечно поселив в убийцах страх.

Я в прошлой жизни, видно, был евреем,
носил, как и положено, кипу,
и плакал, слез своих не замечая,
еврейской скрипки слушая игру.

Я и теперь их вовсе не скрываю,
когда скрипач, меня смычком открыв,
рукой волшебной нежно извлекает,
души моей обугленной мотив.