Панорама толпы, которая мочится Федерико Гарсиа Лорка, перевод с

Они остались одни:
Ждать бешеных  скоростей последних велосипедов.
Они остались одни:
Ждать смерти мальчика в японском паруснике.
Они остались одни и одни.
Мечтать об распахнутых клювах в предсмертной агонии птиц
С зонтичным острием,  входящим в
раздавленных жаб,
в безмолвии тысяч ушей
И крошечных ртов водяных в ущельях,
Под натиском ярым Луны.

Плакал мальчик под парусом  и рвались сердца,
В тоске по видевшим явь мира сего,
Потому что еще в небесной земле среди черных следов
Они кричали темные имена и плевались никелем звука.

Им не важно, чтобы мальчик молчал, когда вбивают в него последний гвоздь,
Они не зовут затихающий бриз в хлопковом венчике,
Ибо есть этот мир смерти с истинными матросами,
Которые пройдут под арками и заморозят вас  за деревьями.

Бесполезно искать поворот,
Если  ночью ты  забыл куда шел
И выслеживать тишину, где нет
Шелухи и отрепий слез,
Ведь хватит маленькой паучьей трапезы,
Чтобы нарушить равновесие целого неба.

Нет лекарства ни от  стона японского парусника,
Ни для тех потерявшихся толп, бьющихся об углы
Поле кусает свой хвост, чтобы свести все  корни в одно
И ищет клубок, гонимый собачьей зубом *) его жалкие всплески.
Луна! Полицейские! Вой корабельных сирен!
Взметенные гривы, дома, анемоны, перчатки врачей

Все сломано ночью,
Ногами на голых тумбах,
Все сломано теплыми трубами
Источника тихого ужаса.
Народы! Матросы! Солдаты!
Нам скоро идти  по глазам идиотов,
Пустыми полями, в которых  шипят на слепых беспомощных кобр,
Пространства полны могил, где яблок налит самый сок
И только затем, чтоб пришел яркий свет
Фокусировочных стекОл которых боятся все богачи,
С двумя  запахами одного тела, крысы и лИса.
И только затем, чтоб сгорел тот народ, который может мочиться на стон и в стекло,
На котором не пробегали неповторимые волны.


*) свинорой пальчатый - Cynodon dactylon,  бермудская трава, собачий зуб, греч.   Кормовое, трудноискоренимое сорное растение.