Мельница на костылях
Вот одно из них:
* * *
Живу в другой стране.
Звонят колокола.
Из той, где прежде жил –
Ни отклика, ни звука.
Все - думы. Все - дела.
И память подвела –
Когда и с кем была
Последняя разлука.
Гуляю иногда.
Вдруг резкий окрик:
"Стой!"
Я замедляю шаг,
Едва соображая,
И с болью сознаю:
Не свой... Не свой? Не свой!
Чужой я для нее.
А эта –
Мне чужая.
И другое:
...А я без смутной вести
За краем вижу брод.
Вот здесь, на этом месте
Рождается народ.
Ситуация для этого автора не такая уж необычная: у него много противо-положного, казалось бы, взаимоисключающего, сливающегося в полифонию, которая после некоторого привыкания совсем не кажется противоестественной.
Обратимся к первому стихотворению.
Если идти по упрощенному варианту - типичное состояние человека стар-шего поколения, выкинутого из сегодняшней жизни (нищета, маленькие пенсии, обидно за падение Советского Союза, раздражают "новые русские" и т.д.) Хотя типичный человек старшего поколения о Советском Союзе тоскует, а поэт го-ворит: "Я той стране - чужой..." То есть, это скорее диссидент, а не поклонник пропавшей страны.
С другой страны, в состоянии выкинутости всегда оказывается часть населения при революциях (кровавых, как в семнадцатом году, или мирных, как в девяносто первом). Это состояние Владимира Набокова, в ночном кошмаре мысленно возвращающегося в Россию, чтобы быть расстрелянным в одурма-ненном цветущей черемухой рву. Оно знакомо беженцам бывших советских граждан всех волн эмиграции, почти не зависимо от того, как складывалась дальнейшая судьба. В данном случае речь идет о внутренней эмиграции из обеих стран - и бывшего Советского Союза, и нынешней непонятно какой Рос-сии. У поэта рождается страшный образ Родины в виде мельницы, бредущей на костылях:
"Вольная-вольная воля.
Лунное-лунное поле.
Вдаль убегающий шлях.
И через лунную жижу
Движется - чувствую, вижу –
Мельница на костылях.
Шаркают свайные ноги.
Скорбно скрипят костыли:
"Я заблудилась
В дороге.
Родина я. Постели.
Крови потеряно много.
Все упованья - на Бога.
Сядь. Я забудусь чуть-чуть.
Как же далек еще путь..."
Мельница, которая перемалывает. Мельница Дон-Кихота, сражаться с которой бессмысленно... Но она же - необходимый атрибут благополучия селян, для которых мельник - самый необходимый и уважаемый труженик.
Где здесь найти место человеку? Он попадает под перемалывающие крылья и... тут же сам чувствует себя мельником, способным управлять ситуацией. Хотя бы в виде рифмующихся строф:
"Я знаю,
Время льет большую воду
Больной страны
На мельницу мою..."
Это рождение человека, если хотите, и есть обретение независимости, к которой даже в век свободы стремится далеко не каждый.
- Под то, что названо перестройкой, - говорит Михаил, - было вложено столько надежд и желаний... Сколько было лозунгов, криков о независимости составляющих бывшее СССР республик! После всего того, что они выстрадали, все были достойны этого и получили. Но я не увидел стремления к духовной независимости каждого человека. Нет этого и не может быть, нет таких программ... Пробурчали с тяжелого похмелья "День прощения"... Кто кого простил? Тех, кого не догрохали? Кто из страха объявит себя простившим? Перемены метафизичны: одним - вечно убивать, другим - вечно про-щать? Истинных преступников столько же, сколько истинно верующих, остальных создают обстоятельства... Кто получает коротенькие вожжи, чтобы управлять группой близких, тут же стремится управлять государством, чтобы въехать во власть и обеспечить этот въезд своим близким. Отсюда - хроническое недоверие к власти...
- Так все-таки, - спрашиваю я, - остается надежда?
- Я не антипатриотист, не антигосударственник, не хочу терять доверие к стране, в которой живу. Я антиидиотист. А пока "обрядили страну в уголовных блатари из кремлевских палат", для меня важнее, кто мать и отец мои, а потом уже государство, диктующее общественный гипноз...
* * *
Страшись безликой тишины,
Когда в безумной круговерти
И жизнь, и смерть обобщены
В таинственное жизнесмертье,
Где по команде слезы льют
И выше смысла ставят фразу,
И любят нищие салют,
И умирают по приказу.
* * *
Времена не выбирают...
Бог с тобою, простота.
Миллионы выгорают
Без звезды и без креста.
Потому и выгораем,
Что погибель выбираем.
* * *
Бежал за жизненной красой
По снегу юности босой!
Союз распался.
Я остался
Перед незримой полосой.
Былое соткано из боли
И дом стоит на минном поле.
* * *
Ты один, я один,
Каждый смертный один!
Вместе - пасынки века.
Я ищу тебя
Средь лиховертных годин,
Где ты,
Сын человека?
* * *
Самодурство. Чванство. Пустофразие.
Свой, не свой –
С дороги осади!
Масленицу ладит полу-Азия –
Крест прижав к языческой груди.
* * *
Свобода –
Что она, мой друг?
Когда идешь по жизни молча,
Плеть формирует
Стайный дух,
Станичная культура волчья:
Советский пепел
На кострах
Еще горячий!
А Россия
Уже внушает древний страх,
Живя в предчувствии насилья.
* * *
Такой простор!
Куда от дум уйти?
Гляжу вокруг
С молитвой и обидой:
Россия - птица,
Над землей обильной
Ослепшая
От поиска пути.
Свидетельство о публикации №104060200277