Портрет
от света яркого спасал зелёный полог,
он был, как пальцы на просвет, прозрачно тонок,
в нем листья точно плавились в огне.
В зелёном свете утренний туман
в траве высокой нежно извивался,
и, поднимаясь к свету,
растворялся,
как молоко в струящейся воде.
Возницы три в трех алых экипажах,
из ниоткуда преградили путь,
чужой судьбы предъявленную суть,
в тех экипажах время расставляло.
Был первый экипаж - как молодой король,
в нем смех кружил и красота не увядала,
в нем юность краткая
любовь и страсть искала,
как свет подсолнечник,
с воздетой головой.
Там юноша эффектно восседал -
глаза вприщур смотрели чуть надменно,
в руке бокал Клико
и каждый палец бледный.
как амулетом перстень сберегал.
Второй был экипаж - подобен клети,
возницы тяжкий кнут в траву с плеча спадал,
принц Реддингской тюрьмы,
счастливейший на свете,
сквозь прутья руки к небу простирал.
Утрата близких и предательство, и ложь,
с лица вельможное значение убрали,
глаза животного безмолвно вопрошали:
- Скажите где я, что же сделалось со мной?
Вслед за вторым шёл экипаж почти пустой,
в нем рубище с презренною сумой,
скрывали дорогой картины раму,
но кто писал её, и кто владел по праву -
никто из суеверья не сказал.
Там в каждой складке одиночество витало,
оно свой час с рожденья ожидало,
участливо стирая пыль с примет
растраченных невосполнимо лет.
Три экипажа, три судьбы - как знак от бога,
коснись и тотчас седока умчат любого,
и каждый сам свой холст изранит, не жалея,
и каждый сам допишет Дориана Грея.
Свидетельство о публикации №104052200266