шёпоток грядущего сб

до ре гат

Осень, брошенные ялики
Словно вечность до регат
Сторож лодочный наш пьяненький
Будет сказочно богат

Тишиною и предчувствием
Он откажется от мзды
Мир любя одним присутствием
Незатопленной Звезды

Эти древние романтики
Мало денег - много лет
Свой «реактор» рвали в Арктике
Там где их сегодня нет
***
Крюк потолочный сверхбанален
(И рот, набитый штукатуркой
Несносно суицидных спален
С обвисшей тёплою фигуркой)
Мне неприятен…


посоветуй1

Умойся. Пусть мокнут уши
В две горсти собрать лицо …
Любезная, что-нибудь кушай
И выйди жевать на крыльцо!

Не спеши, это может быть…
В недалёкой, но прошлой жизни
Может, вместе учились курить
И должали царям…
в харизме


посоветуй2

Определённо и ясно
Аутентично вполне
Карабкался
старый лайнер
По юной взрывной волне

С Земли улыбались дачники
Так, что верилось в прошенный век
И дарили щенкам собачники
Волчьи шкуры
под визги и смех


не именем

Красота ни именем, ни плешью
Не хранится. Линий вопреки
человек безвременно повешен
В вечности глухие уголки…

Плохо участь эту понимая
Но в края величия и снов
Рвётся сердца искра золотая
Из судьбы откованных листов

Выстрелом окурка декламаций
В темноте, как линия и шрифт
Криком электричек с полустанций
Мы себя вмещаем лабиринт


что-то в речке

Грустно, что-то… в речке мяч
Не утонет - все свободны
А в малине ходит грач
С головою неудобной…

Аккуратные штришки
Лапки строгой аккуратной
Там, где прячут корешки
Вкус букашки ароматной…

Вот, и сумерки. Покой
Влага правит лопухами
Тровянистыми верхами
Скачут бабочки домой

Опоясаны землёй
Ждут холмы Луну и звёзды
Береста ползёт с берёзы
Тёплой млечною тропой

В восхитительный провал
За неспешным горизонтом
Грозовым далёким фронтом
Кучей мятых одеял…

Мир в дали гораздо больше
И слабее…


прижатый к образу врага

Трамвая руки и рога
Приверженность слепящей искре
Прижатый к образу врага
Вдыхаю рельсов гул и выстрел…

И ничего не говорю
Теснимый к стёклам рюкзаками
А мне-то что, ведь я рулю…
Мы все здесь злые, но не сами

Припоминая вечный лад
Знакомой с детства, несвободы
Смотрю, как пятятся назад
Дожди, собаки, огороды…

И мне, признаться, хорошо
И удивительно спокойно
Мне голос мира разрешён
И даже очень многослойно

Но от того разверзлась грусть
От анекдота и до саги
Мы – человеки, ну и пусть
А также мятые – бумаги…


дедушка из воска

Люблю, как слог родных окраин,
В которых быт комплиментарен
Не Бог, но дедушка из воска
- дебют Лукое и Морозка!
По «сам себе» обет тоскливый
У школьных ив, звенящих гривой

Когда в тлену библиотеки
Склонялись призраков калеки
Героев Жюля и Уэлса
Люблю за дерзость недовеса
Упрёки прежних мыслеформ
Так лезут смерти - в хлороформ
Но, ах! И синяя кулиса
Вдруг замирала в «неге виса»…

И я «весь мОрщился» от сладкой
Заботы, найденной украдкой
Вины чудесных узнаваний,
Когда фасады дивных зданий
Вдруг открывались возле глАза,
Как «всё моё» - сейчас и срАзу…

За древний «спорт» визионЕрства,
Непроходящего наследства,
За «тайны крестиков и вил»,
Нависших лунностью «серпил»,
Сильфид и тонких звёздных спиц…
Я - верный сын своих границ


из быто

Бушлат зелёный, общевойсковой
На плечи голые, спросонок после чая
Накинут мягко, мне сейчас не в строй
Сижу – курю и табурет качаю

Мне - снова над глазами тишина
И память перешла в другое устье
И череп холодит суровый мрак
Противогаза лошадиной грусти


недоумений луки

Сижу смотрю, слова не значат
Не льнут к глубинным окулярам
Один лишь бред во тьме маячит
Над чем-то правильным, но старым

Недоумений гулких луки
Почти готовы разрядиться
Подвал, чердак я чую стуки
Как если б добренькая птица

Свивала там из ветхой тары
Жилище - круглых одиночеств
Подъев совсем… кораллы Клары
И прочих косвенных высочеств

Вот, я опять горизонтален
Ценю диванчика уют
ТезАур мой трансцендентален
И изнутри слова клюют…


ренессанс-каданс

В одной семье профессорской и тихой
Где подстаканники пугались майских гроз
Кого-то звали белкой и трусихой
И был отцом - знакомый Дед Мороз

То время, растворилось невидимкой
Прибилось тихой рыбой у стены
Какой-то веры трогательно-зыбкой
Продажной не имеющей цены

Гордясь до сИх невиданным уловом
Коньков, соплей, тетрадок, мишуры
Корпела память светлая над словом
Крестов не ставя, только до поры…

… как сбрендивший над шахматами Лужин,
кто знает, тот волнение поймёт,
я нахожу, что путь мой слишком крУжен
всё видит Око, ну а зуб неймёт …

в движеньи за голодными тенями
под солнечным до бешенства лучом
ацтекскими болея городами
я шевелю с бородками ключом


бастер

Детсадовской памятью Няни
Наивностью «тихого часа»
Клянусь в трезваке, и по пьяни
Мы слишком ранимая Раса

Только, что нам болезным сдеется
Мы кричим что-то нервное с гор
Вдохновенно разверстые мельницы
Поражая с бедра и в упор

Глазами, вращаем всё тесто
Мир вокруг предумышленно вязок!
Мы живём, мы мечтаем, но вместо
Вместо Тех, кто рождён для сказок…


элерон перкаль

Меняют кожу змеи, барабаны
КларнЕта клАпаны сочАют серым спиртом
Чтоб спица вдохноведная нежадно
СшептАлась с канифолью под пюпитром
 
Не видя, как за «рощицей в пустыню»
Уходят письма, дети, караваны,
Арпеджио гитар и флейты с синью,
С зелёным чаем тонкие стаканы

Под флагом (иль, портьерою накрывшись)
Хрипит со стенда спрошенный... топор
Ему вменяют крашеность и бывшесть
- Пожара нет! Оставшееся… Вздор!

Ничуть, за вЕка три, не истрепавшись
В плену портрета - царь и композитор…
.......
Всегда найдут - карман ученика
И маленькую меченную душу
Пустыня ждёт «в своём издалека»
И гения, и милого копУшу


пауза вскрик

Вряд ли бедность - печали повод
Другое что-то. Ты, друг, походи посмотри
Вот, пяткой босой наступаешь на сорванный провод
Пауза. Вскрик. И, опять - буквари, буквари,
буквари….

Мне бы вернуться и вновь – бормотание слушать
Прежних знакомых по вешним слогам узнавать
Это приятно, как с яблони - снЕга обрушить,
Мёрзлой антоновки в руки и пальцы набрать…

За небогатством таким, как наивною лыжей считаясь,
В тесном «далЁко» на мерное: «первый -второй»
Нет ничего, чтоб беситься и вежничать, каясь
И не ценить свой рабочий душевный настрой!



сомненье мозга

Так хочется ещё попить водички
Из чайника щербатого в общаге
Где помощь от заботливой медички
«секрет латыни» на дурной бумаге

Эмоции - разложенный аппендикс
Собрать футляром! (дерево - под бронзу)
Пожарною командой птица Феникс
прибита к годуновскому обозу

Диагноз мне опять - «сомненье мозга»
Век поздно нАчат - не идти за веком!
И людям, оглоУшенно беззвёздным
Махнуть рукой, как вставшим зимним рекам


не продавай с коляской!

Не продавай с коляской мотоцикл!
Шептала память обстоятельств прежних
Души разделов искренних и нежных
Волненье пряное - то бИлось о стекло

Седых висков, как об огрАнку - в красном
- креплёное молдавское вино
И корень «молд» фаготом холодил
Подкорки мировОлящую точку

И оставлял, в горчащем небреженьи
- то, как гонял без шлема и без прав
Я по степИ и лесу одиноких
но Узнанных без промаха провинций

Так, впрочем, узнаЁтся – то живое
Что и теперь хотелось узнавать…


клон-вильям

«вот и откатились
в неведомое «мизерово-марево»,
какой-то по особенному неактуальной части Леты,
восьмидесятые мои
годы…» (Вильям Останцев // «Из реноме»)

…………

О друк, мы деспотом хранимы
Ещё недавно. И наги
В подскоках галек - пантомимы
В остывшей памяти - круги

Итак, он был тогда индейцем…
Всяк по хотению «тогда»
Был «пирожок … с горячим сердцем»
У ив московского пруда

Гуманитарный славный корпус
Проспект Вернадского (вдали)
Под Джентл-Джайнтовский «октОпус»
Листал он Канта тропари…

Вот странно… не возникла горечь
Слова приятны, внятен слог
Зачем же мрачен Вильям (сволочь!)
В какой «таверне» однонОг?!!!!


пора серьёзная

Может букашка, кто знает
Между мирами странник
Медленно переползает
С «этой» на «ту» сторонку…

Поставлена божьей коровке
Просьба «лети на небо»
Но тихо и тварь устала
Поскольку в который Раз!


трай (за сукном прорехи. Искренность)

Да, буду медлить.
Медлить - много и хорошо
Как время – То, что
«насморк лечит!»
А дырки в карманах таинственны,
В старых пальто