НОЧЬ

Она подкралась неслышно, почти невидно. Будто только горела свеча, ослепительная и знойно тягучая, но была кем-то нарочно потушена, как гасят свет в театре перед началом премьеры. Она опустилась незвано, но кротко, трогая своею неторопливой пустотой и навязчивой насыщенностью образами; дразня вязкой ленью и оглушая густою тишиной. Она сочилась в зыбком чёрном воздухе, пропитанном ароматом не политого дождём города, неслышным звоном рассыпанных на небе звёзд.
Она была ночью. Той самой ночью, окаймлённой далёкими бусами и украшенной камеей - идеально круглой, обточенной неведомым мастером, с мистическим  узором. Той самой ночью, о которой пишут прозу и слагают стихи смешно неумелым или пугающе мастерским остриём ручки с колкой правдой на конце её.
Луна, монетой цвета слоновой кости, выкатилась из-за мягкой утробы облаков, игриво поглядывая на раскинувшийся внизу простор безмолвных кирпичных коробок и мощёных дорог, извивающихся в ночи, будто кобра в пасти мангуста. Она небрежно вплетала млечные ленты в ветви парковых деревьев, расплывающихся в чёрной кляксе ночи. Разорванная белым скелетом оконной рамы, она опустилась струящимися ногами на мягкую перину ковра, щупая его теплоту и пробуя на гостеприимность. Отражённое на полу, как в зеркале, окно увеличивалось по мере того, как любопытный глаз ночи, щурясь от надвигающихся туч, моргая переменным светом, заглядывал в тихую комнату.
Неслышно продвигаясь по спальне, неловко задевая, но аккуратно поддерживая предметы на ночном столике, лунная рука чуть ощутимо коснулась своею призрачной прохладой упругого тела кошки, растянувшейся на оброненном пледе. Ласково провела ладонью по дымчатой шерсти и мягко тронула влажный нос животного. Присутствие чего-то неуловимого, призрачного разбудило кошку, и она, лениво оглядываясь, побрела в тёмный уголок спальни. Равнодушно обрушилась на клубок пыли, разорвав его на серые снежинки, широко зевнула и опустила голову на белые носочки своих почти чёрных лап.
Мёртвенно белая и холодная, как касание смерти, но лёгкая, как тающая в ней пыль, рука луны осторожно ползла по полу, будто проверяла тропу в неверной топи. Неловко карабкалась по чистым простыням высокой кровати, то соскальзывая, то утопая в их белой бездонности, теряясь и вновь находя дорогу.
С нежностью умелого, знающего любовника луна трепетно прикасалась к не своему счастью спящих рядом людей. Дрожащей ладонью гладила плавные изгибы женского тела; грустно роняла длинные слёзы на подушку рядом; пугливо поглядывала в прозрачные пересечённые глаза дома на мужчину, ревностно обнявшего свою любимую... Пряча застенчивость за невнятного цвета шторой, луна проливала невесомый свет на лицо женщины.
...И в тихий ночной час она крала сны, отрадная недолгой истомной власти над спящим сердцем.
Ночь ушла также неслышно, почти невидно. Будто кто-то нарочно зажёг умершую свечу, как включают свет в театре, когда премьера свершилась.