Написанное Й. П. Геббельсом за четверть часа до смерти

Спасибо вам те, кто пытался быть другом,
Спасибо вам те, кто им так и не стал,
Спасибо вам те, кто любил и боялся,
Спасибо вам всем, я вас так долго искал.

И я вас нашел, но сейчас уже поздно,
Предо мной догорают остатки страны.
Все вы мертвы... или будете скоро...
И жестокая пуля, оборвет Мою жизнь...

Я вас всех помню...

Адольф. Его глаза, глаза фанатика
безумца, сияли грозно.
И тогда, я не вникал... В смысл
тех фраз, что он кричал, взойдя на пьедестал... почета?
Шел тридцать третий год, мы с ним друзья...
так кажется...
На самом деле, кто отважится, врагом быть дурака?
В него же я, однако, верил, до конца.
И наша встреча в Австрии, в горах...
Я говорил, что это крах.
Он улыбался отвечая: «Мы вскоре всех поставим на колени!»
и добавлял: «Что Йозеф, может чаю?»
О, фюрер! Где твоя Валгалла,
что обещал ты мне сначала?
Сейчас, передо мною царство Геллы,
открыло бронированную дверь,
что остается мне теперь?
Но, тем не менее, спасибо... фюрер.

Магда. Когда-то была ты мне другом,
ещё (вспоминаю со странным испугом) женой.
Ты меня никогда не любила, да Магда,
и это сгубило всех нас: и меня и тебя и страну.
Что мне теперь до воспоминаний,
странных и глупых признаний моих...
Все кончено...
А ты, не поняла жизненной философии... Йозефа Геббельса
и никогда не поймешь, никогда.
Семнадцать лет, это много ли Магда?
Мне кажется, нет. И когда,
свет жизни уж гаснет в разбитом окне...
я поднимаю последний бокал золотого вина...
И, тем не менее, Магда, спасибо тебе.

Штауффенберг. Тебя же любил я за то,
что, не веря в речи мои ни на йоту,
ты нашел в себе силы,
связаться с этим сборищем идиотов.
Возможно, что ты и останешься жив...
Мы вместе болели за «Мюнхен»,
вместе летали в Париж, но дело не в этом,
да, Мартин... да и не в твоем собрании ценных картин...
Но если бы план удался,
то все бы пошло по-другому:
Мы вместе похитили б мир,
и вместе отправились к дому...
Но смерть разлучит нас, прощай!
(так хочется крикнуть себе: «Обещай! Что ты не умрешь»).
Но теперь уже поздно.
А где-то там, горит Берлин...
Спасибо, Мартин, и тебе спасибо,
за измеренье жизни по системе длин.

Ганс! Вот кто был другом!
Верный Фрицше, читал мне Ницше
вслух по вечерам. Готовил мне бумаги в министерстве...
Смеялись вместе:
«Да, Гитлер, он тиран!»
Теперь, все это кануло куда-то...
он предал беззаветно и теперь...
ЮАР?... Боливия? О ней мечтал кода-то,
мой Ганс. Да, это транс.
А в министерстве пропаганды будут экскурсии,
и через много лет,
гид по-немецки, или может быть, по-русски скажет:
«А здесь, работал Геббельс, вот он, кабинет».
Сожженный влаг, разорванная книга Ницше...
А хоть и было все не так...
однако и тебе спасибо, Фрицше...
благодарю тебя мой... враг.

Я многих мог б благодарить, за то
что они дали стимул в жизни:
их ненавидеть!
Но сейчас, я сбился с рифмы и стучит охранник...
«Всё, поздно, Геббельс, трубы замолчали,
а твой корабль, прямо на причале,
накрыла стометровая волна».
Да, всё готово к смерти!
Сейчас, я разорву все это и...
заклею и поставлю подпись на конверте:
«Сжечь, в доменной печи!»
Пожалуй, всё!
Что можно тут добавить...
PostScript:
Канцлер! Я велик!
Но я один. Кому я нужен –
«ветер дальних странствий» в сгоревшем доме,
«Беззащитный Властелин».