Дэвид Герберт Лоуренс. - Змея

SNAKE  ( “ A  snake  came  to  my  water-trough…“ )

ЗМЕЯ

Из  источника,  к  которому
я,  набросив  пижаму,  спустился  в  этот  жаркий,  жаркий  день,
пила  змея.
Отступив  на  шаг  в  глубокую  странно пахнущую
тень  раскидистой  темной  акации,
я  ждал,  я  должен  был  ждать,  ведь  змея
появилась  здесь  раньше  меня.
Ее  дряблое  желто-бурое  брюхо  тянулось
из  прохладной  щели  в  стенке  замшелого  вала
по  краю  желоба  с  влагой;
из  капель  на  дне  собралась  прозрачная  лужица,
приникнув  к  ней,  мягко,
беззвучно  цедила  она  сквозь  узкое  горло
                и  узкие  десны
холодную  влагу.

Некто  оказался  здесь  прежде  меня,
и  я,  пришедший  вторым,  должен  был  ждать.

Приподняв  свою  голову,  точь-в-точь  от  поилки  корова,
смутно  взглянула  она  на  меня,
и  вдруг  меж  губ  ее  дрогнул  двойной  язычок,
выждав  немного,
она  склонилась  к  питью,
бурая,  как  земля,  золотистая,  как  земля,
рожденная  ее  раскаленными  недрами
в  день,  как  этот,  рядом  с  курящейся  Этной.

И  голос  разума  сказал  мне:
убей  ее!
здесь,  на  Сицилии,  безобидны  лишь  черные  змеи,
золотистые  -  все  ядовиты.

И  голос  внутри  сказал:  если  ты  мужчина,
ты  немедля  возьмешь  палку  покрепче
и  прикончишь  змею.

Но  ведь  я  был  рад  ей,  как  гостье,
признаюсь,  мне  было  приятно  принять  ее,
с  ней  поделиться
и  проводить  ее  с  миром  в  горячие  недра,
о  благодарности  не  помышляя.

Струсил  ли  я,  не  смея  убить  ее?
Был  ли  упрям,  желая  продлить  с  ней  встречу?
Был  ли  унижен,  чувствуя  в  ней  превосходство?
Но  я  его  чувствовал!

И  вновь  голоса:
если  б  ты  не  испугался,  ты  бы  убил  ее!
Что  ж,  я  испугался,  я  впрямь  был  напуган,
но  оттого  еще  более  гостеприимен  и  горд  встречей  с  явившейся  из  тайных  земных  врат.

Покончив  с  питьем,
она  подняла  свою  голову  тяжко,  похмельно,
язык  ее  дрогнул  меж  губ  –  тьма,  облизавшая  свет
липкой  своей  чернотой;
невидяще  –  червь,  из  глубин  извлеченный,  -
она  огляделась  вокруг,
и  медленно-медленно,  точно  в  дремоте,
опять  потекли,  извиваясь  меж  выщербин  вала
протяжные  дуги  ее  закруглений.

И  то,  как  она  развернулась  к  жерлу  черной  норы,
как  медленно  влачила  она  свои  члены,
как  бесстрашно  обращала  ко  мне  свою  спину,
вызывало  во  мне  протест,
слишком  величавым,  слишком  невозмутимым
было  ее  удаленье.

Отставив  кувшин,  я  огляделся,
схватил  палку  покрепче
и  швырнул  ее  в  каменный  желоб,
казалось,  я  не  попал,
но  вдруг  часть долгого  тела,  что  виднелась  левее,уродливо  скорчилась,
как  молния  дрогнув,  змея  устремилась
в  черное  жерло  норы.

Завороженно  глядя  ей  вслед  в  безмолвии
                знойного  полдня,
я  уже  сожалел  о  содеянном.
Я  понял,  как  мелко,  как  грубо  я  с  ней  обошелся!
Я  презирал  и  себя,  и  голос  проклятого
                человечьего  разума.
Вспомнив  об  альбатросе,
я  молил  ее  о  возвращенье.
Теперь  она  представлялась  мне  королевой  в  изгнанье,
низложенной  и  все  же  достойной  престола;
я  ж  упустил  свой  единственный  шанс  остаться
                ей  верным.
И  было  нечто,  что  жаждало искупленья:
мое  ничтожество.