В гомпа Кум-Бум*

Низким тембром в вязком темпе
песнопение велось
под раскаты труб молельни
за подзвоном меди. Просьб
жалобные гуалингов
раздавались голоса,
что послушников четимпа
заставлял – едва дыша,
трепетать благоговейно
пред возмездия бичом
на священной ассамблее
с даровым магарычом.

Тривиальные детали
застилались в дымке дум,
за рядами восседали
статуи божеств. А ум
в мистицизма атмосфере
отрешённо пребывал,
демонов когорты ксеря
к подвигам великих лам.
Свет в глубинах помещенья
мягко золотом мерцал.
Прародителя, блаженный,
с братией я созерцал.

«Истину провозглашаю
на понятьях всех существ:
О Тебе! хвала большая!
Для Тебя и круг, и крест!
непрестанно раздаётся,
Чистый Разум. Ты – есть цель!
Диск выкатываешь солнца...
Множество – в одном лице!
От мирских щедрот – спасенье!
Для кромешных душ – приют!
Сам – сиянье, озаренье!
Высь! Надир! Пуп! Север! Юг!»

Звук, вздымаясь в ритуале,
падал в перелив, бурля,
конгрегации на паперть
скромного монастыря
и катился с перистиля
гулким вызовом врагам
оккультизма без усилий
по вселенским всем ветрам
из долин высокогорий
в света дальние концы
с магией фантасмагорий
что приветствуют слепцы.

Нараспев по вертикали
через церемониал,
благовоньем обтекаем,
с миром воссоединял
отрешённости воззрений
на отпущенный предел.
Ток лилс'я благодарений,
предрассветный мрак редел,
уступая тен'ям древа
«аум мани падме хум!»,
зарождённым с крóви девы*,
шелестящим наверху.

«Из энергий воплощенье
лепит форму красот дня.
Не подвластная ученьям
правота заключена
в излучении бесплотном
предержащих космос сил.
Настоящее свободно, –
будущее – балансир
прошлому, – неистощимо
в концентрации основ,
вечно призрачно и живо.
Мiръ синхронно стар и нов».

Получившим озаренье
ярким солнечным лучом,
трахпа – праведное зренье,
изливалась горячо.
На застывших изваяньем
грандиозных кряжах гор
в невесомости сиянья
текст речитативил хор
в заунывных, долгих тонах.
Тамбурины били ритм,
щебетали птицы в кронах –
возгласы, мольбы молитв.

За суровостью гармоник
зал гармонию вкушал.
Кто мелодию затронет,
тот узнает как душа
отзывается на внятный,
упоительный призыв.
У других уходит в пятки,
в ужасе заголосив,
личность смертной оболочки,
чуя аромат огня:
материальный, близкий, сочный,
эманирующий «Я».

«Вспомнится одновременно
диксиленд, джаз-банд и свинг.
Жизнь – не более чем тема,
в трансе потрубить в катлинг*.
Заслони реальность фактом
с пожиранием: существ
пиршество влечёт. Обратно:
брат за брата брата съест!
Всевозможных уний блага
съёжатся в Ничто. Кульбит
красок, вспыхнувши, бум-м-мага
чёрным в пепле завершит.

Для обугленных останков
чавканье – пустой обряд
насыщенья плотью сладкой.
Пышный тшед, верши паршат.
Без инсценировок веры
трагедийный, жуткий пляс
разрастается химерой,
повергая тварь в коллапс.
Доль безумия, голь смерти,
боль болезни – малый риск
праздновать освобожденье
от идей-иллюзий «фикс».

Ширилось и раздавалось
небо в недра глубины.
Шествуя по перевалам, –
пропасти зиять вольны, –
созерцающим сознаньем
неподвижность скал нагих
освещалась пониманьем,
что вселенная вся – штрих
миража, фата-моргана,
марево творимых грёз,
в нём рождается исправно,
погибает в нём всерьёз.

Действа ход – очарованье...
Наплывающий туман
поглотил край Гималаев,
практикующий ашрам.
Пеленой сокрыл, укутал
от низины до вершин
явь страны белёсый купол,
как причастье совершил,
и... исчез. Никто не видел,
где к богам взошёл ведун.
В призраков безмолвной свите
над простором Тсонг Кум-Бум.

03-04;17.04.04 Востров Виктор