Наш дворик

Шмуэль Перец в свои сорок один так и не познал женщину. Что ж, бывает. Женщину невозможно полностью познать не только в сорок один. Но в том-то и дело, что бедняга Шмулик так и не познал женщину и в прямом и в переносном смысле слова.
Его мама, тётя Песя, крупная, типично еврейская дама с выдающейся шахматной фигурой, выходя во двор, сокрушенно всплёскивала руками, и низким баритональным голосом делилась с Фирой Львовной, сухонькой старушкой с первого этажа, Шмулиными проблемами.
- Фирочка, у него лысина уже продвинулась с темечка до пупа. Что будет через пару лет, когда она опустится ещё ниже? Сегодня ему уже трудно кому-нибудь улыбнуться своими, изрядно прореженными зубами, а завтра для этого придётся вынимать вставную челюсть.
- Песя, не нервничай, - колоратурным сопрано отвечала ей Фира Львовна. – Разве у него возраст? В мои годы в его возрасте только начинали заглядываться на девочек.
Тётя Песя не совсем представляла, насколько давно у Фиры Львовны были годы Шмулика, но понимающе одобрительно кивала головой.
Нельзя сказать, что Шмулик был окончательным уродом. В школьные годы в него даже была влюблена толстушка Муся, но, видимо, что-то не сложилось в личной жизни Шмулика, как-то не доходили руки до этой самой личной жизни.
Из небольшой кухоньки тёти Песи, нависаемой над нашим уютным двориком, всегда аппетитно пахло, особенно с тех пор, как тётя Песя ушла на пенсию со своей почётной должности кондуктора трамвая. Немаленький тусик тёти Песи прочувствовал в час “пик”, едва ли не каждый житель, далеко не крошечного, Харькова.
Но суть не в этом. Сегодня была пятница, и тётя Песя, как всякая еврейская женщина, не испорченная галутом, колдовала над своими коронными блюдами.
В этот момент не только прописанные в нашей округе дворняжки, не только мы, мальчишки, беззаботно гонявшие по переулку и забежавшие на минутку домой за яблоком или леденцом, но и почтенные отцы семейств, коротавшие время забиванием “козла”, сглатывали слюну, косившись на, светящееся в наступающих сумерках, окошко тёти Песи.
Никто не обратил внимания на прошедшего через двор Шмулика, ведущего под руку смуглую тощенькую девушку, неуверенно идущую в, видимо надетых впервые, туфлях на высоком каблуке. Спустя несколько минут из кухонного окна тётипесиной квартирки раздался звон разбившейся посуды, а ещё через мгновение затрещали все восемнадцать ступеней старенькой деревянной лестницы, спускающейся из тётипесиной квартиры во двор.
- Слава Богу! Дождалась! – голосила тётя Песя, своими  мясистыми  ногами  пересчитывая  ступени.                - Фира Львовна, дождалась! Шмулик женится! Вы слышите, мой Шмулик – женится!
Тётя Песя бросилась к Фире Львовне и зарыдала. А сухонькая Фира Львовна поглаживала всхлипывающую тётю Песю по, начинающей седеть, голове и тоже плакала.
Колоратурное сопрано вплеталось в баритональное.