Мне двойственность придали на беду

Ласкает сумрак мягкостью теней,
Я погружаюсь в негу наслажденья.
Наедине с собой… В тиши… В своем забвенье…
Вдали от суеты столь мимолетных дней.

Мне одиночество порой милее страсти.
Мой мир наполнен до краев соленым морем.
Он – песня, счастье вперемешку с горем.
Он весь во мне, а я в его священной власти.

Он – бездна страхов, ужасов и боли,
Полет над пропастью, последний крик души.
Он – вакуум и призрачность глуши,
Запретных таинств горестная доля.

Но в нем и свет, к которому иду,
С пути сбиваясь, делая ошибки.
В нем звонкий смех и волшебство улыбки.
Мне двойственность придали на беду.

Задумка в чем? Я ангел или бес?
Мне очень нравится свирепая охота.
Но после только скука и зевота.
Так утомляет нарочитый блеск.

Покорной быть… Быть может и смогу,
Любимому лишь только покоряясь.
Но вновь и вновь горю, воспламеняюсь!
И в тоже время чувства берегу.

Поймешь ли ты меня? Воспримешь так, как есть?
Без ложной скромности и с ворохом ошибок?
Войдешь ли в мир мой, что так хрупок, зыбок?
И разглядишь ли большее, чем спесь?

Искусственной быть право не по мне.
Я не хочу казаться лучше, хуже.
Я – пламень, перемешанный со стужей.
Я - алкоголь, нашедший жизнь в вине.

Но я люблю… О, Боже, как люблю…
И для тебя быть ласковой готова,
Так искренне… Достаточно лишь слова…
И пусть себя я этим загублю.

Погибнет та, плохая сторона,
Что истерзала душу мою болью.
Посыплю храбро эту рану солью,
И с глаз спадет слепая пелена.

Свою сестру, негодницу, злодейку,
Похороню, вдруг в миг осиротев.
Хорошей стану, ласкою согрев,
Создам с тобой примерную ячейку.

Но разве не взгрустнешь о ней хотя бы раз?
Что так воинственно с тобой в словах сражалась?
Скрестив мечи, острила и смеялась,
Будив желанье блеском диких глаз?

Позволь же быть мне дерзкой и прилежной,
Разнообразной, как богатый мир.
Для наших душ с тобой создам я пир.
Строптивой буду, но и буду нежной.