Мои любимые стихи

Николай Рубцов

Улетели листья с тополей,
Повторилась в мире неизбежность,
Не жалей ты листьев, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность.

Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели,
Разве в этом кто-то виноват.
Что с деревьев листья улетели.

Любимые стихи, для всех они редки, как стон больной души, бальзам от суеты. И может быть у нас звучит одна струна, волшебной пестроты любимая строка.

По утрам умывались росой,
Как цвели, как красовались,
Но упали под острой косой
И спросил я, а как назывались.

И мерещилось долгие дни,
Что тайное в этой развязке,
Слишком грустно и нежно они
Назывались - «Анютины глазки».

    Любимые стихи бывают и горьки, где счастью и любви, немые крики тьмы, кричат из пустоты – бессилия и тоски.

Он шел против ветра во мраке,
Бездомный, голодный, больной.
А позже стучался в бараки,
В какой-то деревне лесной.

Его не пустили. Тупая
Какая-то бабка в упор,
Сказала к нему подступая,
- Бродяга, наверное вор.

Он шел. Но упорно и грозно
Белели снега впереди!
Он вышел на берег морозной,
Безжизненной, страшной реки.

Он вздрогнул очнулся и снова,
Забылся, качнулся вперед.
Он умер без крика, без стона,
Он знал, что в дороге умрет.

Он умер снегами отпетый,
А люди вели разговор,
Все тот же узнавши об этом.
- Бродяга, наверное вор.

   Четыре строчки вскользь, то вырванный контекст, где формула шагов, любви и мести, текст:

Рылеев

Лишь временно кажусь я слаб,
Движением души владею.
Не христианин я и не раб,
Обид прощать я не умею.

   Да классика жива и что там говорить, узора кружева, затейливая нить, в пылу сердечных сцен, творим устами грех и этот грех любви, нам сладостнее всех.

Лермонтов

Не ты, но судьба виновата была.
Что рано ты мне изменила,
Она тебе прелести женщин дала,
Но женское сердце дала.

Как в море следы челнока,
Мгновенья его впечатленья.
Любовь для него как веселье легка,
А горе не стоит мгновенья.

Но время придет и узнает оно,
Цепей неизбежное бремя.
Прости нам расстаться теперь суждено,
Расстаться до этого время.

Тогда я опять появлюсь пред тобой
И речь моя ум твой встревожит.
И пусть я услышу ответ роковой,
Тогда нечего не поможет.

Нет! Нет! Милый голос и пламенный взор,
Тогда своей власти лишаться,
Во след за тобой побежит мой укор
И в душу он будет впиваться..

И память, напомнив, что я перенес,
Уста мои к смеху принудит,
Хоть эта улыбка всех всех  твоих слез,
Гораздо мучительней будет.


    Дав форму женщин, идеалу, мужскому женскому началу, не очертя в любви, где грех, где доблесть, Бог предложил поэту верную возможность, талант свой положить в писаньи, творя любимой очертанья…

Анненский

Среди миров в созвездии светил,
Одной звезды я вспоминаю имя,
Не от того, что я ее любил,
А потому что я томлюсь с другими.

И если мне в сомненьи тяжело,
Я у нее одной молю ответа,
Не оттого что от нее светло,
А потому что с ней не надо света.

    С любовью неживых предметов, столкнулось множество поэтов, но лишь один из них сумел, в строке воспеть сей беспредел.


Какой тяжелый мрачный бред,
Как эти мысли мутно-лунны.
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны?

Кому нас надо, кто зажег,
Два сонных, два унылых
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.

О, как давно сквозь эту тьму,
Скажи одно, ты та ли та ли
И струны ластились к нему
Любя, но ластясь трепетали.

Неправда ль больше никогда,
Мы не расстанемся, довольно,
И скрипка отвечала, да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось
И было музыкой для них,
Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил
До утра свеч и струны пели,
Лишь солнце их нашло без сил,
На черном бархате постели.

  «Они студентами были…», о них судили, рядили, мы их судьбу повторили, учили, грешили, любили.

Н. Осадов


Они студентами были,
Они друг друга любили.
Комната в восемь метров,
Но чем не семейный храм.

Готовясь порой к зачетам,
Над книжкой или блокнотом,
Нередко до поздней ночи,
Сидели они вдвоем.

Она легко уставала
И если порой засыпала.
Он мыл на кухне посуду
И комнату подметал.

Потом не шуметь стараясь
И взглядов косых стеснясь,
Тайком за закрытой дверью
Белье по ночам стирал.

Но кто соседок обманет,
Тот магом пожалуй станет.
Жужжал над кастрюльным паром
Их дружный осиный рой.

Ее называли лентяйкой,
Его шутливо хозяйкой,
Вздыхали, что парень тряпка
И у жены под пятой.

Нередко вот так часами,
Трескучими голосами,
Могли судачить соседки,
Шинкуя морковь и лук.

И хоть за любовь стояли,
Мещане они не знали,
Что может такой бывает
Истинная любовь.


Они инженерами стали,
Шли годы, без слез и печали.
Но счастье не прочная штука,
Не стойко порой, как дым.

После собранья в субботу
Вернувшись домой с работы,
Жену застал он,
Целующуюся с другим…

Нет в мире острее боли,
Умер б наверное что ли.
С минуту в дверях стоял он,
Уставив в пространство взгляд.

Не стал выслушал объяснений,
Не стал выяснять отношений,
Не взял не рубля, не рубахи,
А просто шагнул назад…

С неделю кухня гудела,
Скажите, какой «Отелло»,
Ну целовалась, ошиблась,
Взыграла немного кровь.

А он не простил слыхали…
Мещане они не знали,
Что может такой бывает
Истинная любовь…

   Под гимн любви, твори в века и сквозь века пронзай пространство, строка истории горька, но жизнь порыв протуберанца.

Д. Самойлов

Любимая, не говори,
Что нам пора прощаться!
Пускай до утренней зари
Продлится наше счастье…

Драгун! Драгун! Ведь завтра бой,
Нам суждены печали.
Не на разлуку ль нас с тобой
Сегодня обвенчали.

Любимая, не говори!
Нам суждено расстаться.
Но пусть до утренней зари
Продлится наше счастье!


И грянул бой…свинцовых пчел
Раздался гул. Чугунный
Гром ядер. Рядом с трубачом
Упал вояка юный.

Спасли солдата лекаря
И он узнал от друга,
Что слух идет: мол у царя
Живет его супруга.
Там купола, как янтаря,
Над старою Москвою…


Любимая! Не говори!
Вот я перед тобою…
Зачем здесь этот инвалид
Игрушка чьих-то козней
Беги! Не то тебя велит
Убить супруг мой грозный!

Любимая! Не говори!
Как разошлись дороги
Спокойно властвуй и цари!
И он упал ей в ноги.

Деньгу солдату! Пусть он пьет!
Не знает сам, что мелет!
Гляди, коли великий Петр
Словам твоим поверит!

Любимая! Не говори!
Уже настало утро!
И поскорей умри, умри,
Та ночь Мариенбурга!

Да поскорей умри та ночь
Умри то утро боя!
Солдат, ступай от сюда прочь, -
Я не была с тобою.
Ступай, ступай, хромой драгун
И обо мне – ни звука!
Забудь про то что ты был юн,
Про свадьбу в доме Глюка.
И пей, хоть день, хоть два, хоть три, -
Хоть до скончанья века!…

Любимая! Не говори!
Не говори про это!….


   Я иногда смотрю «ПРО ЭТО», но нет там рифмы для поэта, натура рушит там мечты, в тисках любовный суеты. Но кто-то даже здесь нашел и в рамки красоты возвел, всю наготу телесной ласки, любовь двух тел подобна сказке.

Константин Симонов

О белой простыне постели,
О к верху вздернутой губе,
О гнущемся и тонком теле,
На пытку отданном тебе.

   Пройдя сквозь сотни войн и странствий, пройдя огонь воды в трубе, я помню нет тебя прекрасней и всей душой стремлюсь к тебе. Горя в огне, сидя в засаде, под звук фанфар и под водой, меня влечет домой к любимой, где сердцу ласка и покой, обещаны желанной милой, что ждет меня и в снег и зной…. такие строки нерушимы… ты ждешь меня… иду домой.
Жди меня и я вернусь,
Только очень жди
Жди когда наводя грусть,
Желтые дожди,
Жди когда снега метут
Жди, когда жара,
Жди когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня и я вернусь
Не жалей добра
Всем кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то что нет меня.
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня.
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними за одно
Выпить не спеши.

Жди меня и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет – повезло!
Не понять не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня
Как я выжил будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

   Что мужчине нужно для счастья, сигарета, немного участья, женской ласки, вина и карету, чтоб с любимой умчать на край света. По иному увы, говорим мы все это….
«Вино и женщины, нужны, чтоб отдохнуть от суеты», за косность фразы этой жесткой, получишь шпилькой и заколкой, обиды милой, чьи грехи? Все скажут нам все стихи…

Н. Матвеева

Мы только женщины – и так сказать, увы!
А почему увы? Пора задеть причины
«Вино и женщины» - так говорите вы,
Но мы не говорим: «Конфеты и мужчины».

Мы отличаем вас от булки, от халвы,
Мы как-то чувствуем, что люди – не ветчины,
Хотя послушать вас, лишь тем и отличимы,
Что сроду не носили головы.

«Вино и женщины?» последуем отсель!
О, женщина возьми поваренную книжку,
Скажи: «Люблю тебя как ягодный кисель,
Как рыбью голову, как заячью лодыжку!»

По сердцу ли тебе привязанность моя?
Ты не пирог? Не сыр? Ты человек? А я?


   В порыве страсти, я кричу: «Ну что ты!?… Я тебя люблю!!!»

Александр Щупалов

Не плачь, я тебя никому не отдам:
Ни снегу, ни водке, ни горьким годам.
В окопах твоих – я зеленый солдат
Сиротством твоим я и нищ, и богат.
Любовью твоей – я отпит и отпет.
На первый вопрос я – последний ответ.
В тумане от матч отличаю корму…
Не плачь я тебя никому, никому…

     Да кстати о бабочках надо сказать, как трудно на свете друг друга узнать, почувствовать, вычислить, чем-то понять, что с ней или с ним надо судьбы связать. И тут не помогут советы друзей, соседей, родных и близких людей, тут сердце подскажет, душа запоет, если он иль она рядом пройдет…

Лариса Тараканова

Вот Она – умна и пригожа,
Глазки ясны, и бархатна кожа.
Все в ней весело, празднично, чисто
От волос до цветного батиста.
Но зачем она замуж выходит
За того, кто ей так не подходит!

Вот Он – умный, красивый, свободный,
На любое деяние годный.
Все в нем свежести полно кристальной –
От волос до сорочки крахмальной.
Но зачем он женился на этой,
Некрасивой, смешной, не одетой!

Что – Она? Или – Он? Или – все мы?
Только пыль мировой теоремы.
Только некие звездные числа
Темноты и вселенского смысла.
Но во мгле центробежного круга,
Как мы все выбираем друг друга?

   Однажды чей-то крик души, раздался средь тиши в ночи, попал в газету, я прочел, и что-то в нем свое нашел.

В.Н.

Я не в ладах с собой
              не оттого ли,
Что не впишусь никак в формат картины –
Внутри вулкан
зажатый силой воли
Снаружи бред обыденной рутины.

Как ветер необуздан
             и беспечен,
Так долго ждан,
            ворвался на беду ты
Потухла еле шающая свечка,
Сверкнул росою одуванчик сдутый.

О, боже мой,
         томительную кару
Я вынесу ль, не испоганив чести?
И с ощущеньем
         свойственном угару,
За невнимание
        я жажду мести!


    Я начал собирать стихи, коллекция моя воздушна, хотя в стихах одни грехи мне принесли, читай и слушай…

Мои ночные дороги,
Мои хожденья без толку,
Так носит холодной зимою,
По лесу старого волка.

Мои оскалы и рыки,
Чтоб спрятать слезы и горечь,
А вслед мне слышатся крики,
Что я последняя сволочь.

Уткнуться лицом в снег талый,
Закрыть лицо и забыться,
Мен нужно от вас так мало,
Чтоб было, кому присниться…

      Я задолжал стране с рожденья, за съеденное мной варенье, за годы детства и учебы, за свет, за солнце и за воду, пришла пора, пришлось отдать, два года в сапогах топтать, бескрайны Подмосковья дачи, но мы везде нагнем удачу. Найдем друзей, стаканы сдвинем, извилиной за жизнь раскинем… Из армии привез стихи и как ни странно о любви, сей стих мне рассказал Валера, его сожгла любви холера…

Время слез прошло
Чистота…
И желание одно
А не два –
Позабыть тебя навсегда
Позабыть тебя
Да
Нет
Да…

   Любовь терзает повсеместно и не укрыться и не деться, от той душевной кутерьмы, где сердцу мы подчинены. Гарантий хочешь, но в любви, сейчас, сегодня только ты, а завтра, это никогда, а в прошлом это суета. Давай друг друга лишь любить, не требовать и не просить.

В. Высоцкий

Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.

В прошедшем "я любил" - печальнее могил, -
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."

Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".

Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь! -
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".

Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.

Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.

Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!

    Покорный ваш слуга (кончено о себе я громко), творит хоть не в века, но тоже очень звонко.

Я теряю время зря,
Напишу-ка я стихи,
Они будут про тебя,
Они будут о любви.

Хочешь обману тебя,
Ты забудешь обо всем,
Из под ног уйдет земля,
Горе смоется дождем.

Хочешь покажу тебе,
Восход солнца над тайгой,
Прелесть ночи у костра
И бессонницы ночной.

Ты услышишь тишину
И почувствуешь рассвет,
Я тебе шепну: «люблю»,
Ты в ответ шепнешь мне: «нет».

Но бывает тишина,
Отголосками полна
И твое тихонько «нет»,
Мне послышится, как «да».

       А в Сургуте есть база лыжная, с красивым названьем «Снежинка», там настроенье не книжное, там чудеса и картинка, манит, зовет и колдует, пьяное там состояние, природа душу волнует и отключает сознание…

На лыжах катаюсь целуя сугробы,
Всему удивляюсь:
         отсутствию прозы
Снежинкам на небе
иголкам на елках
Свое настроенье…
оставил на полках
А здесь захлебнувшись, красою природы,
Катаюсь на лыжах, целую сугробы.

      Ну вот настал финал, мой зритель, оценщик мой и расхититель, расхищен я и обезвожен, но все же лезу вон из кожи, чужую и свою строку, я до сознанья донесу. Зачем? Затем что есть друзья, не всем известная строка, она таится в глубине, у сокровенного на дне. Кто знает их, творцов порыва, хоть к ним не безучастна лира, варится им в своем соку… В народ несу я их строку.

Мищенко Л.

Сядет бабочкой моль на плечо,
Щекоча тонкой лапкою нервы,
Я то знаю как ей горячо,
На плечах разъярившейся стервы.

А с огнем и в груди и в глазах,
Все зверея от внутренней боли,
Стерва с хрустом раздавит в руках,
Тельце ярко окрашенной моли.

С отвращеньем взглянет на ладонь,
Содрогнувшись от жуткого хруста.
Брызнут слезы погасят огонь
И в душе и в глазах станет пусто.

Сядет бабочкой моль на плечо,
Щекоча тонкой лапкою нервы.
Отчего мотылька так влечет,
Запах слез разъярившейся стервы.