Прогулки по бульварам...

***
Когда я была маленькой девочкой, отец брал меня с собой на прогулки по Москве. В выходные папа будил меня очень рано, мы завтракали, мама делала мне косички, вплетая в них розовые или белые бантики, и мы отправлялись «навстречу приключениям».
Мы садились в полупустой троллейбус, а потом ехали на метро. Я никогда не знала, куда на этот раз поведет меня отец, но всегда могла точно сказать, где наша прогулка завершится. Мы могли идти очень долго, но почти всегда выходили на бульвары. Отец находил в них какую-то особенную прелесть. Он считал, что только здесь сохранился дух старой Москвы.
Я держалась за папину руку и напевала себе под нос незатейливые песенки, а отец рассказывал мне что-то о зданиях, мимо которых мы проходили. Мне казалось, что он знает все о своем родном городе, и безумно гордилась этим.
Отец все время что-то говорил. Он очень любил рассуждать вслух, делая меня непосредственной участницей своих «бесед», часто непонятных мне. Быстро уставая от его философских рассуждений, я вырывала свою руку и убегала вперед, забиралась на лавочку и, закрывая глаза, подставляла свое лицо солнечным лучам. Отец садился рядом и, слегка нажимая на кончик моего носа, произносил протяжное «дзи-и-и-инь», которое приводило меня в неописуемый восторг.
Иногда папа читал мне наизусть любимые стихотворения, поясняя затем их смысл. Я внимательно слушала его, но очень скоро мои детские мысли уносились куда-то далеко-далеко, и я начинала рассматривать дома, или рисовать палочкой на дорожке. Тогда отец, предлагая перекусить, доставал из сумки приготовленные мамой бутерброды и термос с горячим чаем.
А мимо нас шли спешащие куда-то пешеходы…
У отца всегда с собой была папка с чистой бумагой и простыми карандашами. Он делал наброски московских пейзажей. Он мог внезапно остановиться посредине бульвара или улицы, заметив какую-то важную деталь, которую «необходимо было перенести на бумагу».
Потом папа показывал рисунок мне и спрашивал: «Ну как тебе, зайчонок?» Я бросала: «Очень похоже», и мы шли дальше. Тогда я еще не понимала, насколько здорово рисовал отец. Он пытался уловить каждый нюанс, каждую деталь, вдохнуть в рисунок особую жизнь. Но эскизы очень часто оставались эскизами, потому что многие свои работы отец считал недостойными существования. О, как он ошибался! 
Часто вместе с нами гуляли Петро, папин друг, и его жена тетя Марина. Петро рисовал вместе с отцом. А тетя Марина играла со мной в плюшевого зайца или читала мою любимую «Мэри Поппинс». А потом мы садились с ней на противоположную лавочку, и наблюдали оттуда за «нашими мужчинами». Петро курил трубку, выпуская клубы дыма, а отец все время что-то ему доказывал. Он нервно водил карандашом по бумаге, его глаза горели азартом, а бровь немного дергалась. Заметив мой взгляд, он улыбался и незаметно подмигивал мне. Для меня его лицо всегда оставалось мягким и добрым.
Потом мы все вместе кормили воробьев и голубей. Мы кидали им раскрошенный хлеб и смеялись, наблюдая за их суетой.
Мама редко ездила с нами. Когда же такое случалось, папа весь день рисовал только ее, теряя ощущение времени и забывая, казалось, обо всем, что его окружало, в том числе и обо мне. А я обижалась, и начинала нарочно всхлипывать. Мама строго произносила: «Не хнычь». И только после этих слов папа бросал свои карандаши, брал меня на руки и кружил, говоря при этом самые ласковые и теплые слова.
Мне всегда казалось, что мама не ценила талант отца, но папа никогда не обращал на это внимание. Он слишком любил ее. 

Отец оставлял меня дома только тогда, когда на улице было пасмурно и шел дождь. В такие дни я скучала по нему, с нетерпением ждала новых рисунков, на которых были изображены знакомые места, и помногу раз подходила к окну, пытаясь различить отца в случайных прохожих. Может, именно тогда в мою душу проникла маленькая грустинка, которая со временем превратилась в огромную печаль…
Когда папа приходил, мы все вместе пили чай с вареньем. А потом отец играл со мной в разные игры или учил меня рисовать…
Вот такие вот воспоминания из детства…

***
С каждым годом отец все реже находил время для прогулок. А потом и вовсе бросил рисовать и порвал большинство своих эскизов, словно прощаясь с молодостью, ушедшей безвозвратно и навсегда. Он оставил в прошлом тот огонь, который горел в его сердце…
Сейчас он совсем другой. Постаревший, заматеревший, умудренный жизнью. И только в моей памяти он остался тем окрыленным художником-романтиком, которым был когда-то. А казалось бы, прошло всего чуть больше пятнадцати лет… Как же жестоко время…
Но ничто не проходит бесследно. Тусклый огонек прошлого все еще теплится у отца в душе. Иногда он разгорается, и тогда папа снова берет в руки карандаш и чистую бумагу…

***
Недавно я гуляла по Москве, совершенно случайно попав на бульвары. И детские воспоминания захлестнули меня с новой силой. Я шла, с каждым шагом все больше и больше погружаясь в атмосферу своего детства. Я видела, что многое изменилось, изменилась и я, но в те минуты я снова стала непослушным ребенком. Я нашла длинную палочку, села на лавочку и стала что-то рисовать на дорожке. Все также спешили куда-то пешеходы, раздавались трамвайные звонки, по бульварам мчались машины. И только я находилась в каком-то своем мире, где время словно застыло. Я смотрела в небо, на быстрый ход легких облаков. А когда опустила взгляд, увидела воробьев, клюющих кусок черного хлеба, оставленного кем-то на лавочке. Смахнув покатившуюся по щеке слезу, я встала и быстрым шагом пошла к метро…