К. К

***

Сырой, как глина, вкусный черный хлеб
Мы ели; мы впитали эти злаки,
Мы носимся по будничной земле,
Как праздные и жадные зеваки.

А ты - поэт; ты слышишь биоритм
времён и пульса хлебного народа,
перо твое сжигает и горит
и впитывает роль громоотвода.

В него нацелен каждый вышний вопль
и шаровая молния цензуры,
и сердце гонит тактами в него
трибрахии, морфемы и цезуры.

И на разъёмах вымышленных слов
растёт заряд, проскакивают искры,
ты - иррациональное число
и, вместе с тем, совсем не веришь в числа;

читаешь от поклонниц “ох” да “ах”
и этим охам с ахами не веришь,
ты знаешь, сколько в аховых стихах
оставлено натяжек и каверен;

ты пишешь “не стреляйте”, “Боже”, “мать”,
буксуешь на изъезженном примере,
а к вечеру готовишься стрелять,
устроившись в писательском партере.

Ты любишь Русь в громадах большинства,
лопочешь в политической массовке,
ты телевизор слушаешь, едва
к его косноязычью приспособлен,

и засыпаешь, словно держишь крест
порочного и праведного сплава,
тебе средь ночи собственный портрет
со стенки улыбается лукаво!