Череда откровений личные записи

24 марта, среда, 2004 года.

Жизнь на острие ножа
Заберётся неспеша.
Скажет правду, чуть дыша.
Моя съёжится душа…
(из собственных).



Семь сорок утра. Я уже давно на ногах и моя озябшая рука требует любую машину остановиться.
- Здравствуйте…до онкологии не подбросите? – прячусь в ворот пуховика, отвожу взгляд, убегаю от лишних вопросов.
- Садитесь.
За рулём оказывается довольно разговорчивый пожилой мужчина, но признаться, я не совсем вникаю в нашу беседу. Фразы вылетают машинально, пока голову распирает от объёмных бесцеремонных мыслей.
Поворот, ещё один. На улице холодно, гололёд, но на дорогах по-прежнему пробки. Фу…кажется, доехали. Достаю деньги, протягиваю их водителю, благодарю и резко вылетаю из салона.
Далее меня преследует ветер. Он идёт за мной от самого дома, и, видимо, догадывается, зачем я здесь. Неужели даже прохожие на меня смотрят?! Бред какой-то! Открываю тяжёлые двери, вхожу внутрь. Не могу поверить, что я нахожусь в центре, где борятся за продолжение жизни. Ко мне подходит медсестра, и лаского спрашивает (будто я завсегдатая пациентка), что мне нужно. Язык не сразу поворачивается сказать:
- Мне…я…где у вас записываются на приём?
- В регистратуре. Прямо по лестнице и налево.
- М-м-м…спасибо…
Оказываюсь в толпе людей, которые, как я понимаю, пришли сюда за тем же. Каждый смеряет меня своим суровым и тусклым взглядом, отчего сразу становится ясно, что не мне одной потребовалась помощь.
- Кто последний?
- Я!- донеслось из дальней части коридора.
Прохожу неторопливо сквозь очередь и вижу сидящую на кресле средних лет женщину. Сдержанное поведение и стальной взгляд заставляют содрогнуться. Даже её красивое лицо и накрашенные тёмно-красной помадой губы, не выражают ни страха, ни волнения, ничего! Стеснительно присаживаюсь напротив и жду злополучного талончика.
Через некоторое время замечаю, что сегодня из молодого поколения сюда занесло только меня. Это и радует и угнетает. Скорее всего, у меня опухоль в грудной области, а ведь мне всего семнадцать!  На душе скребутся кошки от того, что я могу стать никому ненужной. Только сегодня начала хвататься за ниточку, выскальзывающую из моих рук!
Так плавно подходит мой черёд. Мне назначают время, и я бездумно выхожу на улицу. Обратная дорога не влечёт за собой перемен, окна автобуса проносят морозный весенний пейзаж, и я схожу на своей остановке. В квартиру крадусь осторожно, стараюсь успокоить маму, закрываюсь в комнате и сажусь за то, что вы сейчас читаете.
Томит ожидание приговора, назначенного на тридцать первое число, изнутри поедает боязнь возможной операции и даже смерти. Я не сгущаю краски, а описываю всё, как есть. Тяжелее всего отвлекаться на другие темы, пока я не узнаю пусть горькой, но правды.
И не убеждайте меня в том, что вы понимаете серьёзно больных людей. Не пытайтесь их жалеть. От этого они ещё больше чувствуют себя неспособными жить полноценно.


31 марта, среда, 2004 года.


До сегодняшнего дня было легче…То ли оттого, что я старалась подавить нароставшую во мне панику, то ли потому что у меня не было иного выхода, как сидеть и ждать нужного часа, занесённого в компьютер вместе с моими паспортными данными.
С утра пришлось забежать на курсы, уладить кое-какие дела и сразу же бежать в клинику.
Торопилась, но всё же ощутила, что на улице стало значительно теплее. Ещё бы! Всё-таки завтра уже апрель. Ух, дни испоряются, как дождевая вода, на носу экзамены, а у меня вечно что-нибудь незапланируемое. Не хочу себя заранее накручивать, но и успокаивать тоже не собираюсь. Если бы только я могла на мгновение перестать обо всём думать!
Затрудняюсь вспомнить, глумилось ли надо мной пробуждавшиеся небо. Достаточно слышно хрустел недовольный снег под ногами, но его белоснежная прелесть не давала затаить обиды или зла. Он лежал повсюду толстым пушистым слоем, однако, не прекращал падать хлопьями сверху. Располагавшиеся поблизости здания, казалось, ещё теснее окружили меня со всех сторон, из-за чего тело снова бросило в дрожь.
Та же дверь, гардероб, лестницы, ведущие наверх, почти родная регистратура. Здесь правда все слишком вежливы. На меня заводят медкарту (ещё один подозрительный документ в моей жизни) и просят пройти в 126 кабинет.
Направляюсь туда с тщательной осторожностью, которая, наверное, в иной ситуации со стороны смотрелась бы забавной. Ну вот, пришла. На стульях сидят несколько женщин лет так пятидесяти. Видно, что кто-то из них пришёл впервые и очень нервничает, в разговоре некоторых вырисовывается то, что они уже находятся на лечении, а кто-то даже на химиотерапии…Одну мне стало совсем жаль: слабость её значительно измотала и лекарства, похоже, не помогают, а  поддерживают её нынешнее состояние. Она тяжело вздыхает, но не жалуется. Я вовсе молчу…
Прошло минут сорок, а приёма всё не было. У многих начали сдавать нервы. Появляется спокойная медсестра, которой явно безразлично состояние здесь сидевших, и нагловатым приглушённым голосом сообщает, что врач по личным причинам не вышла. Не вышла?! Это же вам не в магазин сходить! Оказалось, что её уже второй день нет на работе, и почему-то нам пытались объяснить, что такое вполне нормально.
С каждой отсчитанной стрелкой циферблата минутой я становилась более злой и растроенной. Как говорится, вся в растрёпанных чувствах. Теперь меня трясло от негодования. Почему же так? Я снова за пластиковой перегородкой прошу мне помочь. Со мной по-прежнему хорошо обходятся и переносят приём на завтра, на 9:50 утра. Эх…Внутренний голос и факты на лицо доказывают, что мне придётся пережить всё ещё раз…


1 апреля, о котором сказано чуть выше.


Не могу взять себя в руки и привести мысли в порядок!  Не стоит саму себя томить ожиданиями,  ведь так волшебно звучали слова онколога в белом халате, которая с уверенностью произнесла, что у меня всё в порядке. Её фразы не падали мне на голову, как камни, а кружились в воздухе, завораживая слух. Да, да, да!  Людям, занявшим за мной очередь, моя радость была настолько чужой, что, пожалуй, они и не обратили на неё внимания, а я, выпорхнув из кабинета, помчалась к выходу по ледяному коридору, скованному гробовой тишиной.
Пока гардеробщица выдавала мне вещи, а стоявшая рядом подруга твердила, что не могло быть иначе, водоворот эмоций, как щепку, окончательно уносил меня подальше отсюда. Осмотр пролетел так быстро, что я не сразу успела от него оправиться. Стол с многочисленными справками и бланками, кушетка, застеленная цветной пелёнкой и пропасть, отделявшая меня от освещённой дневным светом улицы, заснеженной дороги, в которую скрипя проваливались каблуки сапожек, автобусной остановки и двери в квартиру. Всё, как в первый раз, за исключением той новости, которую я с трепетом сообщила маме. Будучи достаточно мудрой женщиной, повидавшей всякое на своём веку, она не сразу мне поверила:
- Кристин, пожалуйста, говори всё, как есть. - эти слова меня смутили не меньше, чем те, которые выронила медсестра впервые в больнице.
- Мама, я здорова! Честно! Разве не это ты мечтала услышать?! – от удивления я чуть было не начала топать ногами.
Последовала крошечная пауза, мама вздохнула, и в её глазах промелькнуло сомнение.
- Ой, дай Бог, чтобы всё было именно так…
Стремительно проносился день. Он точно просачивался сквозь меня, а так как все признаки печали и боязни успели выветриться, моё рушившееся настроение сменилось приятной умиротворённостью. Груз упал с плеч, и я постепенно узнавала себя прежнюю.
Не стану лгать, что я до сей поры задаю себе неприятный вопрос: «А если бы я была больна?!» В свою очередь, он навязывает не менее страшные вопросы, но я предпочитаю обходить их стороной и никогда вновь с ними не встречаться…
Теперь я просто надеюсь, что на этом моя история закончена, и я с лёгкостью могу поставить в конце дневника жирную точку.
Но поверь мне тот, в чьи руки он однажды попадёт, что я была в месте, где люди отчаянно умоляют их вылечить. Кто-то успевает выкарабкаться, а кто-то, к сожалению, нет. Разница с обычным приближением кончины в том, что здесь хирурги не скрывают своего окончательного заключения. Смерти приходится ждать, а вот как – это выбор каждого.
Не могу себе представить, какую железную силу воли надо иметь, чтобы не отдавать смерти то, что она всё равно в скором времени отнимет. При этом заботливо воспитывать своих детей, так же любить своих близких, и изредка в одиночестве продолжать любоваться природой: весной - набухающими почками деревьев,  летом - изумрудной травой, позолоченной солнцем, осенью - зеркальными лужами под ногами, а зимой - спящей застенчивой природой.
Мой поход закончился для меня большим уроком. За эти три дня всё написанное мною превращалось не в пустые слова, а в существующие истины.   
Думаю, что окружающий мир я стала любить чуточку больше, а главное, ещё пару дней назад я в действительности не хотела умирать…