Ночной перелет с арвароха подборка 2003-2004

СКОРО СОСТАРЮСЬ...

Скоро состарюсь, так и не повзрослев,
Не научившись ходить, где проще и чище.
Птица срывает сердце, творя напев!
Птица – сама не знает, о чем и свищет…

Скоро состарюсь – чувствую, как идет
Время по жилам медленным жарким гулом.
Птица – не философствует, а поет,
Не задаваясь вопросом – кто так придумал?

Скоро состарюсь – выдохнусь как коньяк,
Высохну внутренне в дерево, кость и камень…
Сердцем – взрываю птицу на верхнем «ля»,
Не дожидаясь, пока этот миг настанет.

Скоро состарюсь, а повзрослеть – никак…
Дятел подреберный торкнет в район ключицы
И отлетит… Тишина. Пустота. И мрак.
Птица? Какая птица? Была ли птица?..


ВЕРБНОЕ

Так глупо жалею, что не могу послать тебе вербу
С котенком пушистым на каждой весенней ветке,
Когда через десять дней я сама приеду.
Уж лучше - вербы!
Но через десять дней - уже будут листья,
Бледно-зеленые, липкие... Пасха минет.
Давай воскреснем вместе?.. и удивимся,
Как - порознь жили?


ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ О ДВЕРИ В ЛЕТО...

Выберусь из дыры,
Денежной и не только.
В солнечные миры
Выгребусь через щелку.

В мир, где ты – есть, данность.
С кучей проблем вкупе?
Я не боюсь, darling,
Просто пишу – скупо.

Данность – болезни? боли?
Новой дыры – бездна?
Стоит, чтоб быть с тобою.
Рядом. Нужна. Полезна.

Я сапоги сбила
В поисках двери в лето.
Мне ли бояться, милый,
Что там, за дверью этой.

Боги прядут нити.
Черти таро мечут.
А нас уже нет… Вышли.
В лето, в мечту, в вечность.


ВЫСМАТРИВАЯ ЛЕТО...

Когда стоишь, к стеклу прижавшись носом,
И за окном высматриваешь лето,
А там зима еще по всем приметам,
И на тебя родные смотрят косо -

Ты мог бы занят быть серьезным делом:
Помыть посуду, почитать газету…
А ты стоишь, высматривая лето!
Ну, как тебе, еще не надоело?

А ты стоишь, к стеклу прижавшись носом
(Отмерзнет кончик носа, так и надо!),
И потихоньку пристальностью взгляда
Протаиваешь снежные заносы.


ВОЗВРАЩЕНИЕ К ТЕМЕ

Сотворение света - первейшее среди чудес, -
Вновь и вновь возвращаюсь к с Творенья заезженной теме.
Мы с тобой оба знаем, как было мучительно без
Каждый вечер встречать в щелки окон ползущую темень.

Сотворение счастья - томительно тонкий процесс,
То ли с физикой малых частиц, то ли с алгеброй схожий.
Но при этом так прост - до банальности - счастья рецепт:
Лучше нежность делить, чем опять одиночества множить.

Сотворение мира - зарвавшейся, в пику - судьбе,
Где дороги ведут - не куда им попало, а к Риму.
Энтропию разлук побеждает стремленье к тебе.
Сотворенье любви надвигается неотвратимо.


НЕ СПАТЬ...

Не спать – услышать, как проснутся птицы
В окне и гимны в радио. Настырно –
«Не спать, не спать…» – упрашивать ресницы.
Будить шагами темную квартиру.

Такая вот - особая - свобода:
На год назад перелистать страницы,
И - лишь на самом краешке восхода -
Клубком свернуться и… тебе присниться.


КРОМЕШНЫЙ АПРЕЛЬ

Весна проступает внезапно,
Как тайный недуг,
Ветрянкой капели
По снегу, потрескались льды
У каналов весенней простудой. И вдруг
Мы с тобой оказались в кромешном апреле.
Пока что условно, но начат
Обратный отсчет,
И я каждый день
Открываю на липах по почке.
И как только сирень у тебя под окном зацветет,
Прилечу, чтобы долгое счастье искать на сирени.
И ну их к черту, белые ночи
И прочую
Питерскую фантасмагорию
Раннего лета
Но это
Опустим…


Я СНОВА ОЖИДАНИЕМ БОЛЕЮ

Я снова ожиданием болею,
Ногтем по стеклам повторяя дождь.
Тревожусь, обижаюсь, сатанею,
Опять тревожусь… Так, когда ты ждешь,
Все худшие черты в твоей натуре
Становятся виднее во сто крат.
И я разбить готова аппарат,
За то, что он молчит – на зло мне, дуре.

Я снова ожиданием болею
Письма, звонка, гудка (звоню сама).
Все линии забиты – воскресенье…
И новый круг – гудка, звонка, письма.
Метаться по квартире, бить баклуши…
Дела? Какое! Все звенит внутри!
Рассеянно родных и близких слушать…
Одна минута. Две минуты. Три…

Я снова ожиданием… Наверно,
Навязла мысль в зубах? Увы, увы…
Нет, все-таки, пора лечить мне нервы
Путем усекновенья головы.


WAITING

Sealed tightly in a
seeming calm. Life
leaks gently off
Drop after drop
An IV-system
Or an unclosed tap
Existence’s uninsistent
Expectancies are on the lowest ebb


ОЖИДАНИЕ. ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Третий день истекает.
Почти что истек.
Измеряю стихами
течение дня.
Помещается полночь
как раз между строк,
надо только отмерить
точь в точь и отнять.

Я несу тишину
Точно хрупкую вещь.
Нужно срочно уснуть.
Надо просто не спать.
В безнадежной попытке
Куда-то успеть
По дурацкой привычке
Часы обогнать.

В центре мира нелепо
Стоит пустота.
Я ее обхожу по
Периметру дня.
Третий день истекает
Пространством листа.
Сколько раз еще
Эти листы заполнять?


ОЖИДАНИЕ. ТРЕТИЙ ДЕНЬ. ВДОГОНКУ

Быть абсолютно спокойной. Нелепица?
Верить надменно и истово в лучшее.
Так добралась до среды. Не поверила б,
Если б сказали, что это получится.

Я тишиной, в тишине, тише некуда,
Переползаю в четверг потихонечку,
С верой своею, допустим, нелепою,
Но помогающей не беспокоиться. 


ОЖИДАНИЕ. ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ

Все, мой любимый, мой покой истек,
Я снова бьюсь – в силки попавшей выпью,
Не зная – петь ли, пить ли, жить ли, выть ли?
Все мысли перепутались в комок,
Что в горле у меня застрял под утро.
Лишь повторяю мантрой или сутрой:
«Все, мой любимый, мой покой истек».

Все, мой любимый, лишь четыре дня
(и это тоже, в общем, беспримерно)
смогла прожить одною чистой верой.
Теперь ты знаешь, сколько у меня
Терпения. Немного, в самом деле.
И надо было пережить – неделю.
А я смогла – всего четыре дня.

Все, мой любимый, я хочу к тебе,
Туда где ты, там – за пределом связи.
В глазах песок, рассудок в вате вязнет,
Я даже спотыкаюсь при ходьбе,
Я стала раздражительной и нервной,
Я сына покусать могу, наверно,
Я… Ах, любимый, я хочу к тебе.

Все, мой любимый. Как же мне прожить
Еще три дня? Растратив все сравненья,
Я даже дописать стихотворенье
Не в силах. Что уж дальше говорить!


ОЖИДАНИЕ. ПЯТЫЙ ДЕНЬ

Это солнце! Я жду, но сегодня срывает все створки и пробки
От весны одуревшевшей - с кошачьим простуженным мявом.
Прорастает росточек надежды ("Ах! Хрупкий!.. Ах! Робкий!..")
И, свернувшись в кольцо, обвивает мне душу удавом.
Если ты не возникнешь – и костей от меня не оставит.
Только серую пыль от чернил меж пустыми листами


ВЕЧЕРНИЙ ПИТЕР ПРЕДПОЧИТАЕТ ДЖИН

Вечерний Питер предпочитает джин.
Мне губы щиплет любовником тайным тоник.
Туманом в голову бьет, как из лампы джинн,
И город мой покорно в тумане тонет.

Чуть-чуть осталось. Так ты уж, давай, держись,
Хоть в днях до встречи – минуты, клянусь, по тонне,
Кружи по городу, дурочка! Закружись,
Сними прогулкой избыточный этот тонус.

Недельку выдюжи. Вся в узелок свяжись.
Сожмись в колечко (зубами за хвост – питоном).
А если дрогнешь, то хоть – как струна дрожи
Мотивом древних своих доминант и тоник.

Такая жизнь, дуреха! Такая жизнь!
Ты плачешь – здесь, твой любимый – в разлуке стонет…
И выпей, к черту, оставшийся в банке джин.
И вылей, к черту, оставшийся в банке тоник…


ВЕСНА. ПИТЕРСКИЙ ВАРИАНТ*

Нежная, нежная серость, сырость, почти туман.
То ли паденье зрения, то ли снаружи слякоть.
Это весна, мой милый, питерский вариант.
То ли упасть-забыться, то ли навзрыд заплакать.

Ты представляешь, почки лопнули на кустах?
Значит, почти дождались! Значит, вот-вот настанет!
Небо легло на землю, и вот тебе результат:
Все, кто идет навстречу, как в облаках витают.

Скоро воспрянет лето фениксом из золы.
Будет манить наивных ложное отпущенье,
Время забыть надежду и по теченью плыть
То ли к суду Господню, то ли к Его спасенью.

Ну а покуда серость, тихая благодать.
Нужно собраться с силой: четче писать и строже.
То ли дождаться лета, то ли концы отдать.
То ли тоска отпустит, то ли совсем изгложет.
__________
*Эту песенку можно послушать: http://www.skvoretz1.narod.ru/04.html

ПТИЧИЙ МАНИФЕСТ

Меня закрывают в клетке, но я знаю тайный ключик,
Я верю светло и страшно – в приход весны календарный.
Я верю – в тепло и солнце, и в то, что все будет – лучше,
Ведь мы уже расплатились за наши плохие кармы.

Когда я привыкну к клетке… Нет, этого не дождетесь,
Ни к вкусу безвкусной пищи, ни к вкусу воды стоячей…
Меня когда-то учили, что птицы поют в полете.
А я, считая о стены удары, в полете – плачу.

Меня когда-то на воле, учили – не знать запретов,
Но также, впрочем, учили – привычной держаться стаи.
А я билась всею грудью в закрытые «двери в лето»,
Которые знают кошки. Но птиц туда не пускают.

Меня запирают в клетке, и ключ от двери заветной
Куда-то прячут, и небо весны – закрывают тучи.
Какая ты дура, птица, могла бы сидеть на ветке,
Зачем тебе это лето? Зачем тебе этот ключик?

Но знаю, что буду биться, покуда не обессилю,
И может, тогда хотя бы – откроют мне эти двери?
За то, что я верила слепо, и кажется – слишком сильно,
И даже, наверное, в то, во что не следует верить.


ТРИПТИХ

***
Быть тебе: дочерью, матерью, сестрой, женой…
Соберу невозможности, завяжу в платочек,
В узелок – и на прутик, чтобы носить с собой,
Пока судьба не решит, и ты не захочешь –
Развязать и выпустить, и позволить жить
Себе и мне – с естественностью лопнувшей почки…
Месяц? Год? Всю жизнь?
Узелочек за спиной у меня, узелочек…

***
Кто я тебе? Что я тебе? Где
место мое в жизни твоей? Где
место мое в сердце твоем?
Кто – я?
Что мы вдвоем?
Не семья.
Не друзья.
Просто живем.
Нежность моя – что тебе? Бремя?
Капля надежды? Покой?
Нет, - говоришь, - не покой…
Не пустишь
в тайные дверцы в сердце своем.
Не откроешь.
Как в анекдоте – «отпустишь».
Ах, - говоришь, - тут другое…
Кто я тебе? Что я?

***
Быть тебе передышкой от бед.
Быть в тебе, там, где пусто.
Занять пустоту, вырастить что-то новое, иное.
Искру раздуть, прикрывая ладонями,
Назвать – жизнь, назвать – надежда, покой
Любовь, наконец! Стать частью –
Неотъемлемой, неотделимой, родной.
Стать – опорой… стеной? Нет! Простором
И отрицанием стен! Взамен
Попросив об одном лишь: чтобы позволил
Быть тебе передышкой от бед.
Быть тебе – чем-нибудь. Тебе – быть…


*****
Тонкокожа к биеньям мира.
Пальцы стачиваю о лиру.
Из окошка твоей квартиры
Наблюдаю сирень в цвету.
День медовый. Начало лета.
Жду, когда тебе станет легче,
И когда твоя боль отсту-
пит, отступится наконец-то.
Воробьи прилетают греться
В этот край из моих сторон…
И стою, уставясь в окошко,
Бесполезная тонкокожка,
Чтоб не видел, как сводит скулы
Мне – твой каждый невольный стон.


ТОНИК МОЕЙ ЛЮБВИ

Тоник моей любви не действует на причины
Боли твоей – физической и не только.
Да и вообще – в этом нет ни толики от медицины,
Да и вообще от него – никакой пользы.
Он не лекарство, мой милый, он так, влага,
Солоноват чуть - на вкус - и чуть-чуть горек.
Слезы в глазах, в горле – наждак, надо
Все-таки выпить этот смешной тоник.


ОЧЕНЬ СИЛЬНАЯ БОЛЬ

«Очень сильная боль, а снимают – на пару часов.
Да и нечем снимать…» Закрываю все створки и шлюзы,
Птичий домик души запираю на крепкий засов,
Чтоб к чертям не сорваться – шаром через сеточку лузы.

Чтоб держаться, держаться, посильно тебя отвлекать,
Собирая коктейль из нелепых забавных подарков,
И ночами не спать, и писать, и писать, и писать,
Заговаривать боль моего ненаглядного Гарьки,

И с утра, под нахмуренным небом, набрякшим дождем,
Точно заяц куда-то бежать (тоже, милый, работа),
И шептать: «Потерпи. Потерпи. Подождем. Подождем.
Может, завтра изменится, может, изменится что-то,

Может, все же молитвы мои наконец-то дойдут
До Минздрава теперь «незалежной» твоей Украины,
И лекарство найдут, и дадут, принесут и введут
(И наверно, тогда – не моею молитвой единой)».

И как только отпустит тебя эта «сильная боль»,
Мне – державшейся силой одной лишь любви, а не долга –
Ты тогда, мой родной, наконец-то сорваться позволь.
И сорвусь, как сквозь сеточку шар, и лететь буду долго.


УГОВОР

Покупая возможность тебе прожить
Хоть немного без боли, болезни, муки,
Платим медные грошики – дни разлуки,
Много ль можно на грошики прикупить?

Отдала бы все… Как сокОл гола!
Ничего своего!.. разве только – память,
Тонкий голос птичий, да два крыла,
Что еще вчера казались руками.

А господь говорит: «Не пойдет так, нет,
Не подсовывай в плату мне голос птичий.
Будет большею платой – его иметь,
Ощущать нелюдское свое обличье,

Куковать кукушкою на суку,
Каждое «ку-ку» - пять минут без боли».
Я кукую, миленький, как могу,
Я плачу – слезами и потом – солью,

Как на самом деле платили встарь,
А чтоб впрок и загодя расплатиться,
Продаю я перышки из хвоста,
Скоро буду совсем нелетучей птицей.

Но опять находит лазейку боль,
И опять – болезнь, и опять – мученье.
Видно в наш уговор не поверил Бог,
Или тихо пою, или скучно пенье.


ЗАГОВОРЫ ДЛЯ ЛЮБИМОГО

Эта седина –
не твоя вина,
Ранняя зима,
поздняя весна.
Поздняя весна,
ранняя зима.
За окошком тьма,
в доме кутерьма.
Не сошли с ума.
Как?
Не знаю сама.

***
Разлетайся в прах
На семи ветрах
Да на трех кострах
Страх

Талою водой
Чистою слезой
Растворись как соль
Боль

Чтоб к тебе туда
Больше никогда
Не пришла беда
Да?

***
Я держу тебя милый,
Всею силой и славой
И любовью – держу.
Не пущу ни к парящему свету,
Ни в холодную жуть.
Привяжу
К миру этому
Неправдами, правдами,
Корнями и травами
Привяжу
Живи – прикажу. 


ОБЕЩАНИЕ

- Будешь в старости –
носить меня на руках?
- Буду в вечности
парить с тобой в облаках!
- Будешь загнанной,
вечной гонки искать предел.
- Буду с радостью
с тобой – безразлично где!
- Мерзость: судно,
уколы, болезнь, беда!
Неподсудна,
Пока не сказала: «Да».
Видишь четко,
что ждет? Нищета и боль.
- Душу черту
отдам, чтобы быть с тобой.


********

Так странно приехать из лета к началу весны,
К чуть лопнувшим почкам вернуться от свечек каштанов…
Да нет, я не плачу, я знаю, что мы не должны…
Но просто – так странно! Так странно, любимый, так странно…

Такая, к чертям, основательность в этом, мой друг,
И так символично цветенье сменяется голью…
Да нет, я не плачу, ты что! Просто чувствую вдруг,
Как все это больно. Так больно, любимый, так больно…
 
Быть чем-то единым, быть, пусть на декаду, - семьей,
И вдруг – разорваться по крови, по плоти, по жилам.
Нет-нет, я не плачу, любимый, - я чувствую боль,
И боль означает, что мы еще любим и живы!


СОН НА ЗАКАЗ

Ему снится смерть. И вот – он не может спать.
И моя задача придумать ему такие сны,
Чтобы он снова вспомнил… Нет, не как во сне летать,
А запах снега в преддверии скорой весны,
А запах лета – когда покосят газон,
И запах лета – цветущей тины с реки,
И запах осени, если листа ладонь,
Подносишь к носу, держа в ладони руки.

Ему снится мрак. И вот - он не любит сон.
И моя задача придумать для сна такой сюжет,
Чтоб он снова поверил… Да нет, не в то, что спасен,
Но хотя бы в то, как льется сквозь щелки свет,
И снег поутру отливает голубизной,
И падают звезды в августе как всегда,
И в нежно-карие воды ручья весной
Сбегает с бордовой палой листвы вода.

Ему снится страх. И вот - он лежит без сна.
И моя задача придумать ему нестрашный сон
Чтоб он снова услышал – не что кругом тишина
А что капли по лужам и ветер как саксофон,
И стучат каблучки по брусчатке в вечерний час,
И всякой твари стрекочет в траве густой,
И где-то кукушка – без счету – и все для нас.
И не тишина, понимаешь?.. Покой. Покой…


РАГНАРЕК НА СЕГОДНЯ ОТЛОЖЕН

Я веревку сплету, чтоб держать,
Из слюны, из корней и из звука,
Из пробелов сердечного стука,
Из проглоченных «так твою мать»,

Из - в ресницах - непролитых слез,
Из дрожания жилки запястной,
Я сплету нам гарантию счастья
Крепко-крепко, чтоб не порвалось.

Глупый Фенрир, давай-ка на цепь!
Рагнарек на сегодня отложен.
Мой любимый, будь так осторожен,
Постарайся, прошу, уцелеть.

Я средь рун своих птичьих следов
Прочитала разлуку и муку.
Тихо, песик, возьми мою руку
В оправданье за лживых богов.


В РУСЛЕ ТРАДИЦИИ

Я сегодня не тоскую, не волнуюсь, не кричу, не голошу.
Я сегодня над водою, над волною, над Невою – чайкой-черточкой вишу.

Я сегодня не пугаюсь, не ругаюсь, не слагаю в рифму странные слова.
Я сегодня не такая, никакая, но, как видите, пока еще жива.

Этот вечер странно светел, нежно ветрен, тени веток шелестят по мостовой…
И проходит по проспектам Черный Петер, с сердцем каменным и легкой головой.

Что он видит? Любит или ненавидит то, что выросло на этом берегу?
Город Питер, заграницею in vitro был зачат в его горячечном мозгу.

Город-призрак – и столицею не признан, и провинцией не назван до конца.
Летний… Зимний… Дом ты мой странноприимный, что построен по нездешним образцам.

Город серый, без надежды и без веры, полной мерой ты хлебнул свои заветные моря.
Символично – липы здесь растут отлично, хотя нам уже привычней тополя.

Нити линий перевились, искривились, изменились… или солоно в глазах?
Через мостик – стук от трости? Или просто надвигается к нам с запада гроза?

В дреме стонет, в дымке тонет, замирает по бетону звон шагов его царя.
Лишь качает под мостами тени чаек, и вот та, что слева, кажется, моя…


ПОРТРЕТ В ТЕМНО-СЕРОМ ЦВЕТЕ

Весенний вечерний Питер,
Портрет в темно-сером цвете.
Потертый, как старый свитер,
Закат примеряет ветер.

С залива душок от дамбы…
Болеем, дружок, Бореем?
Кричащим шарфом рекламы
Горящее горло греем?

Бледнеют дома, недужат,
Деревья дрожат в простуде.
Но светит душа наружу,
Где Стрелка под левой грудью.


ИТАК...
(поэмно-неоконченное)

Итак, стояла нежная весна.
Почти растаял снег.
Сходила льдами
Нева в залив. В проходах меж домами
Парила в лужах талая вода.
В такую пору – каждый человек
Немного сонен, но лежит без сна
И бредит вслух весенними словами.

Вписать себя в межстрочный интервал,
В движенье поездов,
В прогноз погоды.
И ощутить идущее от рода
Стремленье снова – жить. Пустым словам
Довериться. И нищую любовь
Растить в себе, в какое время года,
Как не весной?..


*** (ОТРЕШЕННОЕ)

Я немного разочаровалась
В городе, поэзии, себе.
Просто – это все такая малость!
Все, что вырывалось и писалось…
Пятнышко от джема на губе,
Крошечка от петербургской булки –
Суетно и мелко… Тонет свет,
Тень весны теряется в проулке,
Звук шагов, какой-то слишком гулкий…
Вероятно, пусто в голове…


ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПОМПЕИ

Летний день на закате Рима.
Тишина.
Над Везувием струйка дыма
Чуть видна.
Песнопения в храме Весты За окном.
- Обещай быть моей невестой…
- Подождем…
Скоро выслужишься, легатом
Будешь в Галлии,
Увезешь меня к черту на ты
Из Италии.
Два любовника – ласки, шепот…
Пол? Кровать? -
Содрогнулись… - Ты слышишь ропот?
- Наплевать…
Твое тело - расцветки меди.
А душа…
Пусть глядят сквозь окно соседи,
Не дыша.
Пусть завидуют вкусу меда
На губах.
Есть особенная свобода
У рубак –
В каждом городе по невесте
Зреет из…
Песнопения в храме Весты
Прервались.
Два любовника – трепет, лепет…
Тень окна
Замутнилась… - Ты видишь пепел?...
Тишина.


КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МОРГАН

Слышишь ты, Морган*,
Не смей никого любить!
Призрак ты, морок,
Забудь, как в себя влюблять их!
Эти мужчины
Были достойны жить
Вне паутины
Смертных твоих объятий.

Жадная Морган,
Вцепляешься как паук.
Сколько их, мертвых,
Нужно, чтобы доперло?
Эти мужчины
Разве достойны мук?
Лечь к тебе в тину,
Кормом рыбешек вертких?

Глупая Морган,
Ищущая любовь,
Сколько же можно
Рок победить пытаться?
Эти мужчины
Преданные тобой
Лягут в пучину
Чтобы с тобой остаться.

Грозная Морган
Древних легенд чума,
Знак твой – знак моря,
Тело – вода морская.
Эти мужчины,
Что ты свела с ума,
Не без причины
Тают, как льдинки тают.

Черная Морган,
Из глубины веков,
В тела каморку -
В слишком тугое платье.
Эти мужчины…
Если б хоть кто-то смог
Выжить – один лишь! -
И победить проклятье...

Нет таких, Морган,
Не смей никого любить,
Спи себе – молча,
Спи себе, детка, тише….
Эти мужчины
Пусть остаются жить
Твой лебединый
Плач над волной - не слыша
___________________________
*Морган - конечно же, Морриган (хотя так ее тоже называют), кельтская богиня разрушения, сексуальности и т.д. и т.п., в общем обычный набор Великой богини. Вот только боюсь, что в мое стихотворение она пришла через одну давным-давно прочитанную фантастику, поэтому заранее извиняюсь за нестыковки с мифологическим контекстом.


ДОМАШНИЙ ЗВЕРЕК,
или Что говорят женщины о мужчинах, когда они одни

«Женщина – человек, а мужчина – это зверек такой»
Излюбленное выражение одной знакомой

И поскольку мужчина – обычный домашний зверек,
То разумно понять из какого он вида и рода.
Он – в начале – пронырлив, тогда он, наверно, хорек.
Но – упрям как осел, если что-то ему не угодно.

Вслед прохожей красотке он скалится как павиан
И над пошлою шуткой хохочет не хуже гиены.
Отобедав, ложится удавом на старый диван,
Чтобы под телевизор медведем заснуть постепенно.

При вопросе «Где деньги?» он пятится сразу как рак,
И уж раз мы затронули эту злосчастную тему,
То при первом намеке на слово волшебное «брак»
Он бежит побыстрей африканского страуса эму.

Если нужно что сделать, он неповоротлив как слон,
Впрочем, кажется, слон не чуждается грязной работы…
Может, надо сказать, что «зато он как слон и силен»?
Нет, рычит, точно лев, приближаться и то неохота.

И на кой коротать мне с таким зоопарком свой век?
И по дому сновать неприметною серою мышкой?
Стоп! Мужчина – зверек, ты же вроде – пока человек!
Нет, видать у меня с зоологией было не слишком.

Похотлив, не отнимешь, уж в этом не хуже кота,
Впрочем, в этом, сказать не боюсь, весь их род одинаков…
Ах, какая б была без него – чистота, красота…
Но куда ж его денешь? Уж больно привязчив, собака…


АПОЛОГИЯ ФИЛОСОФА ХО

Сегодня время рожденья _ слепой и глухой веры
Воины света и тени _ бегут друг от друга с плачем
В этом доме белые люди _ поют свои белые песни
А философ Хо говорит, _ что все их деревья – липа
Но для людей с психологией _ любопытной лисички Чиффы
Стояние на голове – естественней и интересней,
А абсурд это – та же истина, _ но слова в ней стоят иначе.
И на вопрос: «How are you?» _ философ Хо отвечает: «Gerne».

Километраж в этом стиле _ ограничен одной лишь скукой
Покуда в любой аллюзии _ сидит зерно парадокса.
В этом доме черные птицы _ клюют свои черные зерна
А философ Хо в уравнении _ вместо «cogito» пишет «credo»
Отсутствие поражений _ не равно обещанью победы
Мы за обнаженность душ, _ но зачем же сразу до «порно»
А философ Хо говорит, _ что все липы – немножко сосны
Но что с него взять? Он всего лишь – старый и глупый суслик.


ВОСПОМИНАНИЕ

Тонким тремоло тренькнут стекла
От трамвая…
Мама мыла к апрелю окна,
Открывая…
И от булочной снизу – запах
Хлебно-теплый…
Входит детство на мягких лапах,
Как котенок…
Это даже не ностальгия,
Так, картинка.
Солнце в окнах… Давно другие
В той квартире.


ПРОГУЛКА

...и только дурочка,
еще не «оздоровев»,
отправится «гуляться» под дождем
по тихим улочкам,
по уголкам дворовым,
по городу, который – больше дом,
чем в коробок захлоп-
нутые стены,
родные – лишь условно (переезд
давнишний), тем и плох
эффект плаценты,
что капилляры в теле новых мест
растут иначе, и
верней – назвать
весь город – домом, и решить, что надо
сверчком с булавки
выползти гулять
и… слечь опять – в итоге променада?
а может быть, ожить?
к чертям кисмет…
чем тупо пить таблетки и колоться
минуя этажи,
глядеть на свет
из глубины дворового колодца
и верить в то, что в ка-
пельках дождя
заключено лекарство Авиценны
и города рука
спасет тебя
ведь говорят, что дома – лечат стены...


НЕ ПОСТРОИЛА ДОМА...

Не построила дома, и, видно, уже не построю.
Рассыпается все, что своей возводила рукою.
Не приют, не уют, только пыль повсеместно и пепел.
И дуреха – стоит и рыдает – ничего не видала нелепей!

Никогда не сажала деревьев – морковь с кабачками,
Говорила: «Кто хочет - расти, кто не хочет – как знает!»
Больше лилий и роз одуванчик любила весенний…
Отчего же кольнуло так вдруг: «Никогда не сажала деревьев…»?

Сына? Да, родила. Получился на диво красивый.
Только скажет ли маме за ее воспитанье – спасибо?
За несдержанный нрав, за метанья – от смеха до плача.
Знала – что-то не так, но не знала – что сделать, чтоб было иначе.

И вишу в пустоте – пустотою, ни толку, ни проку.
Подведенье итогов, поклонение сроку и року.
Так сквозит из щелей! Выдувает все мысли наружу…
Так и не научилась, быть хотя бы кому-нибудь нужной…


СКОРО СТАНУ СОВСЕМ СЕДОЙ

Скоро стану совсем седой,
Снежно-белой из черно-бурой,
Оставаясь кромешной дурой
И казанскою сиротой.

Скоро стану совсем слепой
От сидения за экраном.
То руке не поднять стакана,
То стихам не поймать настрой.

Скоро стану совсем чужой
Тем, с кем местность делю и вечность.
Покупаю свою беспечность
Каждый раз дорогой ценой.

Скоро стану совсем… совсем…
Не собой, разве только где-то…
И опять наступает лето
Оглушающей тишиной.


ЭТОТ ДОМ НЕ РОДНОЙ И ДРУГИЕ - ЕЩЕ НЕ РОДНЕЙ...

Этот дом не родной и другие - еще неродней,
Приживаюсь везде, где есть стены и парочка окон.
Так, до почвы любой дотянувшись концами корней,
Прорастают упорно болотный пырей и осока.

Корневая система связала мои города
И за ниточки тянет и тянет - настырно, нескромно -
В те дома и места, где не буду уже никогда:
От вагонных купе до случайных гостиничных комнат,

Переулков, углов, поворотов... Проклятье и дар -
Слишком долгая память и слишком слепая готовность
Принимать каждый дом так, как будто на вечность он дан,
Чтоб годами его - видеть в снах и мучительно помнить,

И мучительно знать: этих мест уже попросту - нет,
Если даже вернусь - не туда и не тою - по Фраю.
И сочится тоска из оборванных старых корней,
Пока новые корни в прокуренный тамбур врастают.


ЭТО ЛЕТО ТО ПЛАЧЕТ, ТО НОЕТ...

Это лето то плачет, то ноет, да лето ли это, вообще?
Межсезонье. И минимум света – внутри и снаружи.
За часами часы – дни текут, собираются в лужи,
И за месяцем месяц проходит в кромешном дожде.

Мы, конечно, не сахар, не сода и даже не соль.
По утрам просыпаясь, встаю дровосеком железным
И боюсь вдруг застыть, стать нелепой, смешной, бесполезной,
И консервною банкой осесть на подводный песок,

Над которым поток… бьет ключом? То кружит, то бежит?
Но в такие - погоду, давление, возраст, настрой, - извините,
Начинает казаться, что серое это, в граните,
Что, почти что, не движется, - вот настоящая жизнь.

Или серое это, чуть выше подмоченных крыш…
Даже те, кто крылаты, не могут пробиться до света
В это лето, хотя не понятно еще даже – лето ли это?
В это утро, особенно, если полночи не спишь…


НЕ(БЕС)НАЯ...

не без…
в небе искала бездну
но как в бинокль
перевернутый
бесполезно
не суждено
все здесь скручено
переверчено
в череду
глянь! по небу
черта прочерчена
перейду

не без…
без году, без недели
и без ума
маски падали
дни летели
шла зима
марши сыграны
судьбы связаны
судьи кто?
дура-детка
дитя-проказница
плачешь что ль?..

не без
счастья, не без таланта
и не без прав
над усталым
плечом атланта
свод подняв
прешь не взвешивая
нагрузку
вверх на свет
тесно в сердце
чего-то грустно…
бездны нет


СУХАРИКИ
(детско-рекламное)

Сыну - за тему и вдохновение

Хочу, хочу сухарики!
Сухарики хочу!
Я на воздушном шарике
За ними полечу!

Там магазинчик маленький,
Прилавок расписной,
И в нем лежат сухарики,
Несъеденные мной.

Я продавщице Вареньке
скажу: "Ma chere amie!
Давай сюда сухарики!
Сухарики гони!"

Приду домой без денег,
Улягусь на кровать
И буду с наслаждением
Сухарики жевать.

А где-нибудь в Италии
Ужасная беда:
Ведь там они сухариков
Не ели никогда.

Едят они спагетти
И пиццу, и салат.
В России ж даже дети -
Сухарики едят.

Пойду, куплю сухарики,
Которые люблю,
И на воздушном шарике
В Италию пошлю.

Пусть всем им там запомнятся
Сухарные пиры
С гуманитарной помощью
Российской детворы.))))


ПОКА НЕ ПРИШЛА ЭЛЕКТРИЧКА...

Пока не пришла электричка,
успело
опуститься солнце и скрыться за горизонтом.
Я выкурила три сигареты, вопреки решимости
сократить потребление никотина.
Стихи успели написаться, продлиться, забыться.
Запах пижмы и мяты – по-летнему резкий
поднялся над уровнем трав и до уровня носа.
Не успел
Опуститься туман. Кончиться июль. Подуть ветер.
Так и не успел подуть ветер,
пока не пришла последняя электричка
в сторону Санкт-Петербурга.


ВЕТЕР

Ветер…
…может быть нежным
на пляже
его пальцы касаются капель воды
у тебя на предплечьях
едва ощутимо
щекочут ушко
твоею же прядкой

…может быть надежным
обопрись на подставленную им руку
ткнись щекою в плечо
расскажи обо всем, что мешает
и помогает жить
чувствуешь
как крепко он держит
на самом краю крыши?

…может быть страстным
хочет ворваться в тебя
мечтает проникнуть
в каждую пору тела
вплоть до
расстояний межклеточных
и ты ощущаешь себя
незнакомой
и легкой
и кричишь от восторга
и – на миг – забываешь
о том, чем была и будешь 


ВОДЯНОЙ
(летне-эротическое)

Занимаюсь сексом с водяным
В озере с водою ледяною.
Пальчики его играют мною,
Под водой – невидимы другим.

И, подвластна мастерской руке,
Бьюсь я, вьюсь я золоченой рыбкой.
И скольжу, с разнеженной улыбкой,
Чтоб отдаться солнцу на песке. 


ВПЕРЕМЕШКУ

Небо щекочет мне спину, как раз под лопатками,
Призраком крыл, не обещанных и не дарованных…
Нынче малина в лесу, милый, сладкая-сладкая.
Нет ее слаще, малины у лета ворованной.

Это нелепо – мешаем высокое с низким, но…
Стынет в ознобе душа – бьют ключи в нашем озере.
Маемся детством, на зубы налипшим ирисками.
Морщимся – пьем свою взрослость под вялые «Prosit»ы…

Это нелепо! Но так в нашей жизни намешаны
Проза с прозреньем и звезды с навозом, что кажется –
Только почуешь под кожей движение вечности…
Сын подерется с котом или глиной измажется!

Ангел ли, демон внутри – всяко тварька крылатая.
Нету пока неподвижности, нет уже резвости.
Лето щекочет мне спину, склоненной над грядками,
То ли комар укусил, то ли все-таки режутся…


ЖЕМЧУЖИНКА МАЛОГО БОГА

Нет, мой милый, я все же не верю в всевластие зла.
Нет, мой милый, я все-таки верю в всевластие бога.
Не Того, что высОко над миром на белых крылах,
А того, что в душе у любого - хотя бы немного.

Так легко про него позабыть, он как бусинка мал,
Он как жемчуг тускнеет, когда надевать забывают.
Но людей без него - так я верю - совсем не бывает,
Без того, что превыше инстинкта и выше ума.

И когда ты хотя бы кому-то, хоть как-то помог,
А такое случалось практически с каждым на свете,
Тот в ответ произнес - по привычке: "Спаси тебя бог".
А он только что спас, хотя сам ты его не заметил.

Нам порой не хватает терпенья, в душе кутерьма,
Нам то зависть, то ревность руками глаза закрывает.
Но людей без него - так я верю - совсем не бывает,
Без того, что превыше инстинкта и выше ума.

И когда ты хотя бы на миг, даже сдавшись потом,
Удержал на плечах тяжкий ком навалившейся злобы.
Ясно вижу, как светит - сквозь кожу - за левым ребром
Нежный свет от жемчужинки нашего малого бога.

Да я знаю, я знаю, как несовершенен наш мир,
То война, то чума с нас приличий личину срывают.
Но людей без него - так я верю - совсем не бывает.
А иначе зачем - Тот, с крылами, - нас всех сотворил?


ПО ТУ СТОРОНУ

Сердце в дырочку, носит кровушку в решете,
То с горошину, то почти до пределов тела…
После – будем с улыбкой взирать на изъяны тел
Из уже запредельных, небесных Его пределов.
После будем не мы уже, даже виной – не смерть,
Немота эта смертная – ангелы молчаливы,
И вопрос, если сердце не сможет уже болеть,
Будем – живы?

Нервы в сеточку, по поверхности, как наждак,
Так с посуды стирают мочалкой излишки жира…
После – будет не так, да, наверно, уже не так
Для двух ангелов, снова сотканных из эфира.
Бестелесные, бессердечные существа
Без всего, что людьми их делало в этом мире,
Без ошибок, без боли, без глупой любви к словам,
Будем – мы ли?


ЛАЗАРЬ

Сестры мои, надо мной лишь Его милость!
Слух преклоните, на миг прекратив ссоры.
Если так надо, справьте свою тризну,
В горы снесите меня. Я хочу в горы!

Тени в глазах, предо мною Шеол темен.
Многое зрю, что покуда от вас скрыто.
Сестры мои, вы уймите свои слезы,
Будет вам чудо… Ого, с Ним уже мытарь…

Сестры мои, мне осталось не так много.
Друга позвать попрошу… Нет, не сметь клясться!
Я и Его не называл Богом,
Просто любил, как любят родных – свято.

Эта «любовь, но не вера» теперь грех мой.
Косточкой рыбьей в горле застрял выдох…
Сестры мои, не закрывайте склепа!
Знаю – придет. И я к вам еще выйду.


АНГЕЛ ТОСКИ

Когда ангел тоски пролезает верблюдом в ночные врата,
Что немногим лишь шире его обветшалых и мшистых рогов,
Начинается новая Юга, и путь на югА
Пролегает за час до рассвета сквозь сумрак богов.

Он изменчив, доверчив, как циркуль девятые чертит круги,
В красном небе, что вечно царит за закрытыми крыльями век.
Он в слепых переулках грозы, где не видно ни зги,
Нас просеял, измерил и взвесил, и выписал чек.

Мы страшимся движения вверх, мы не верим в него и в тоску,
Называем ударом судьбы его крыл тяжкий кожистый взмах.
Он летит по пятам за надеждой и гонит пургу,
Светит призрачным светом больничных «дежурок» впотьмах.

Ты не бойся его, он обманом проник сквозь ночные врата,
Но цветет иван-чай, начинается новая Юга, он не страшен для нас.
Этот ангел тоски исчезает от капли тепла, точно складка у рта.
Мы открыли глаза, стало легче, к тому же гроза пролилась.


ЗАКАЗ ХУДОЖНИКУ

Нарисуй меня с тобою вместе,
Как на фотографии старинной:
Женихом и нежною невестой,
Женщиной и ласковым мужчиной.

Ты рисуй прилежно, мой художник,
Будто через дымку, через тайну…
Подпиши: «Ах, если бы возможно…
Как-нибудь… не знаю как… случайно…»


ЖЕЛАНЬЕ БЫТЬ С ТОБОЮ

Из всех моих желаний вечных тем,
Сильней всего желанье быть с тобою,
Как в давней твоей песне про ковбоев:
Умчи меня в свой Лемберг насовсем

Из этой нашей питерской глуши,
Что пыжится в негласные столицы,
Из нашей суеты тысячелицей
Возьми туда, где можно жить в тиши.

Возьми туда, где все наоборот,
Где изо всех причин для беспокойства
Важна одна – твоя болезнь – и только,
Все остальное – как-нибудь пройдет.

Возьми туда… бессонная плыву
По глади слов и погружаюсь в омут...
Где можно прикоснуться наяву
К твоей руке и… оказаться дома.


***

Расставание – ирреально.
Расстояние – инфернально.
Где же мы?
Снова сети попались в сети?
Заблудились, как Ганс и Гретель
Среди тьмы?

Нам достаточно сущей крошки:
Капли, слова, столовой ложки,
Ерунды…
Все, хоть слабая, но защита
От тоски, суеты и быта –
От беды.

Хоть бы голос, как волос зыбкий,
Юркой рыбкой – смешок? улыбка?
Не понять…
И извечное – «беспокоюсь»,
И – полцарства за скорый поезд –
Не коня…


ХОЧЕТСЯ...

Хочется лета опять. Только кончилось. Будто и не было.
Хочется жизни простой, немудрящей, растительной.
Хочется, чтобы удача была не причиной для минимум «Небьюлы»,
Чем-то привычным. А впрочем, ведь все относительно.
Хочется, чтобы болезни с тоскою не так тебя мучили.
Видишь, какой осторожной я стала в желаниях.
Хочется – рядом с тобой. Не от случая к случаю.
Или хотя бы, чтоб поезд по летнему шел расписанию.
Хочется… можется… сбудется… Что там отмеряно?
Прем против шерсти судьбы, а… (одни многоточия)
Выпросить… вымолить… выклянчить… чуточку времени,
Просто пожить… хоть немного… но только б как хочется…


ДОМАШНЯЯ ПЕСЕНКА

А я, рабочая лошадка,
Теперь - домашняя наседка.
Так быть с тобою вместе сладко,
Что выхожу из дома редко.

Так - до ближайшего лабаза,
Чтоб что-то повкусней сготовить,
И отключить заразу-разум,
И ничему не прекословить.

И чтоб смешались дни и ночи,
А также следствие с причиной.
Лепи меня, как ты захочешь,
Я буду мягкая как глина.

А я, рабочая лошадка,
Теперь – домашняя наседка.
Так быть с тобою вместе сладко,
Что даже дом – уже не клетка.


СОПРОТИВЛЕНИЕ

Не подпустишь ближе, чем уже подпускаешь,
Загораживаешься двумя руками,
Отворачиваешься, даже приоткрываясь…
Но
По миллиметру
Ползу к тебе, сопротивление преодолевая

Что за польза – вечность прожить в сомненьях?
То скрываться в тени, то бояться тени,
За тенями впустую гонясь – не жаль ли?
Но
По миллилюксу
Все ярче свет - твое сопротивление понижаю

Отгораживаешься моим «незнаньем тебя» - стеною
Воздвигаешь его между собой и мною
Но сама я – как дверь – перед тобою открыта.
И
По миллиграмму
Подкладываю любовь под твои устои,
организуя сопротивление против тебя –
в твою же защиту.


*********
И если мне суждено сойти с ума,
Значит, да будет так!
Говоришь про победу разума,
Милый родной чудак,

Говоришь: «Так больно быть не должно»,
Говоришь: «Любовь – это миф»,
А я говорю: «Любовь это то,
Что делает нас людьми».

И если она рифмуется с «боль»,
Неизбежно в конце концов,
То давай поплачем вдвоем с тобой,
Не прячь от меня лицо,

А отдай и выпусти, и забудь,
Пускай на короткий миг,
И это то, что не может дать ум,
Черт его весь возьми!


БОНСАИ

Милый, ты выращиваешь наше будущее, как бонсаи:
Эту ветку согнешь, ту подрежешь, а этой позволишь расти,
Полагая, что так – убережешь его от дождя и засухи
И сможешь спасти.

Но представляешь, что должно чувствовать дерево в горшочке,
Когда кругом все прочее сохнет, или гниет.
А оно – всего лишь – не может расти, как хочет –
Ствол искривлен.

Сколько ни проживет - не дотронется до неба листвою
Дерево-невеличка, и само это лучше всех знает.
Милый, а самому тебе нужно будущее такое,
Карликовое, как бонсаи?

Поступать таким образом, означает играть с судьбой,
И совсем не в те игры, в которых она готова пойти на поблажки,
Потому что судьба иногда – наслаждается честной борьбой,
Но абсолютно не терпит – шулерские замашки.

Так скорей – отпусти будущее на волю, пускай растет –
Месяцы, год, годы – с чего ты взял, что оно засохнет?
И это стоит – увидеть, как его ветки царапают небосвод,
И как потрескивают корни – кроша горшочек.


ЧТО-ТО ВРОДЕ СОВЕТА

Постепенно поймешь, совпаденье – не самое главное
(Может быть, лишь тогда, когда прах своих первых потерь
Ты с ладоней стряхнешь неожиданной пылью отравленной),
И не станешь ломиться уже в приоткрытую дверь,
А тихонько войдешь, опьянев от простой благодарности,
Что на миг, что на шаг – но тебя пропустили вовнутрь.
И, наверное, это – следы подступающей старости:
Нежеланье вершить над любимым слепой самосуд, -
Но и вправду не жгут уже несовпаденья обидами
И не тянет разрушить весь мир, но - его убедить.
Принимаешь любовь – чудом-юдом – нежданным, невиданным.
Постепенно поймешь, что важней всего – просто любить.


*******

Доверье созидаю по частям,
Как воду набираю по горстям,
Когда еще заполнится лоханка!
А из нее сочится там и тут,
И капельки бегут, бегут, бегут,
И каждая – твоих сомнений ранка,
След старых, не моих еще, обид,
Беспомощность, неверие и стыд,
И вытекает тихо aqua vita
Мечты и веры. И горстями вновь
Ношу тебе я чистую любовь
И лью, и лью, и лью, как будто в сито.
Но нет, любимый, ты не виноват,
Что жизнь твоя – вялотекущий ад,
Залить его горстями… Нет, неважно!
А что немного солона вода,
Так это вовсе, милый, ерунда,
Такая - лучше утоляет жажду.


ГЛУБИННЫМ ТЕЧЕНЬЕМ

Глубинным теченьем
течет любовь через жизнь
движением
материковых плит
по миллиметру
но - неизбежно
но - незаметно
для глаз чужих
приближаюсь к тебе
не так эффектно -
с порывом ветра,
в грозе, в дожде -
поток, ручей…
но – чувствуешь – дрожит
земля под ногами?
это движутся материки
в тени ночей
ползут всей тушей
мучительно содрогаясь
какие души?
и что такое – душа?
глубже – на уровне клетки
земной коры и подкорки
что-то сдвигается
на волос, на миллиметр,
на шаг
постепенно, не сразу
течет, круша
все препятствия
но – незаметно
для глаза
осыпаются горы
между нами


РЯДОМ С ТОБОЙ...

Рядом с тобой,
отражаясь в твоих глазах,
казаться себе
(что равнозначно - быть)
маленькой,
хрупкой и юной, -
красивой
а также - хорошей,
доброй и нежной,
такой,
какой ни с кем
уже больше не буду,
да и не хочу
стараться


***

Быть – не ватой
хранящей тебя
точно хрупкую брошь…
Не шкатулкой нефритовой -
нет! - не сплошными стенами…
Теплой грудью,
к которой прижавшись – плывешь,
открытый миру,
но почву чувствуя под ногами.


ПОРА СОБИРАТЬСЯ В ПОЛЕТ...

Нет, пора, мой любимый, пора что-то делать с собой.
Надо что-то решать, это значит обычно - на что-то решаться.
Но беда, что у нас не подбиты балансы с судьбой
Значит снова тянуть нам дурацкие фанты и шансы.

Нет, пора, мой любимый, пора собираться в полет
И на что-то менять нашу то ли гусиную, то ли змеиную кожу…
Но беда, что у нас – то пролет, то польет, так польет,
Будет лить, пока к черту все солью глаза не изгложет.

Нет, пора, мой любимый, пора, «наша жизнь – не игра»,
Как певал Булат Шалвович, в розовой дымкой затянутом детстве.
Не беда… не игра… как ни глянь, а в кармане дыра!
Но в масштабах вселенной живем мы совсем по соседству.

Нет, пора, мой любимый, пора, наступает момент –
Пусть не гусем с воды, так ночными стрижами сорвемся с обрыва…
Потому что пора оборвать затянувшийся эксперимент,
И не только казаться, но быть, в самом деле, - счастливой.


ПО МОТИВАМ

"Долго жаловалась, что не могу увидеть тебя во сне,
Вот – дождалась: теперь нет сна, в котором бы
не присутствовал ты…
... Но в этом мире счастье бывает только за чей-то счет."
Александрина Ван Шаффе

Кто-то видит сны о тебе, а я просто – не вижу снов,
И потому мне особенно страшно – не быть с тобой наяву.
Но это переносимо, важно, чтоб ты был здоров.
И я в этом случае тоже, до встречи как-нибудь переживу.

Жизнь – то время, то деньги, то скорые поезда,
Карта на телефон и карта на Интернет.
То есть – спасибо – живы, а прочее – не беда,
Будет время, отыщем поезд, в конце концов, займем - на билет.

И пусть говорят, что счастье бывает за чей-то счет,
Вспомни, ведь мы годами хранили – чужой – покой.
И они считали - так дОлжно, и что нам надо – еще?
А нам нужен - мир, огромный и, по возможности, свой.

Мир, где никто не должен никому ничего,
Кроме того, что дает – легко, от сердца и – сам.
Лечит любовь руками. Счастье - не знает квот.
Где существует ужас, но также - и чудеса.

И пусть весь наш срок – от века - полвзмаха Всевышних век,
Пока есть время, и деньги, и скорые поезда.
Я, видишь, вхожу к тебе в комнату, и зажигаю свет.
И все – что дольше мгновения – считай уже – навсегда.


ОСЕННИЙ МАРАФОН

Борясь против времени, места и действия данности,
Не чуя бича и с погонщиком споря о вечности,
Мы движемся, точно по компасу, - точно по Дарвину:
Звериную силу меняя на дух человеческий.

Сто раз спотыкаясь на тропах безжалостной осени,
Где свет – по Эйнштейну – все также далек относительно,
Не смотрим под ноги – несемся, а на небо косимся,
Надеясь увидеть предел отражений спасительный.

Нахватанных где-то наук и зазубренных знаний мы
Глотаем лекарство, надеясь найти облегчение.
Пронзаем пространство, извечной тоскою терзаемы
По скорости света, как будто бы в этом – спасение.


ВИДИМО, ОСЕНЬ

Дом моих демонов, сад моих ангелов бледных…
Холодновато на улице. Видимо, осень…
В воздухе чуется глухонемая целебность,
Тихий ответ для моих безответных вопросов.

Сердце мое презирает природные ритмы,
Мысли же – снова сбиваются в клин журавлиный…
И вдоль тропинки, пробитой из Верити в Вирту*,
Красный сигнал поднимают рябина с калиной.

Дышим причудливой смесью надежды с тоскою,
Долго пробыв у отчаянья в темных глубинах,
Мы непривычны к осеннему духу покоя…
Сад моих демонов, дом моих ангелов дивных…
__________________
* Верити и Вирту - придуманные Роджером Желязны ("Доннерджек") обозначения реального и виртуального миров


ПЛЫВУЩАЯ...

этот привкус осенний
повторявшихся снов
все последние дни
и мои корабли
опадают как листья на дно
и кружатся в Мальстреме
их летучие тени
изготовлена сцена
но нелепая малость
нет девятого вала
ударит на жалость
и кровавая пена

я сама опускаюсь за ними
шепчу твое имя
и свет оглушающе синий
и нити актиний

а глубина прорастала
как ангел с лицом из металла
и ветви коралла
впивались ей в кожу
как тонкие пилки
и жадные кильки
и так мало осталось
от той что вчера лишь мечтала
о коралловом рифе
и не слушала пифий

знаешь милый а если нам только
тонуть очень тихо и долго
то не кончится воздух
и придонным
потоком
нас подбросит играя
и оставит качаясь
там где яркие звезды
это брызги не слезы

но я верю я верю
стоит только пробиться
сквозь тенета растений
и отыщется выход
но кончается выдох
нас выносит наружу

и поднявшийся ветер
буревестником в небе подвесит
ее бестелесную душу


ПРОСТО ОСЕННЕЕ

На улице не дождь, а просто мокрять.
Мы ею дышим и по ней же ходим.
Она туманом залепляет окна,
Глаза и кожу. Жалкий пароходик
Последний по Неве – чух-чух… По небу
За ним – чух-чух – крадется айсберг тучи
Ну вот уже и лето на исходе…
И прочее – не лучше.


РАЗЛУКА

«Держаться, хоть зубами, хоть когтями, но держаться»
Пожелание Калоши счастья
«А я уже вою…» Из разговора

держаться!..
руками, ногами,
зубами, когтями…
за что-то мучительно шаткое, но
держаться…
своими руками
обняться
схватиться и сжаться
комком, и держаться
хотя бы за жизнь,
как за последнюю истину…
и думать –
«А если завою,
заною,
заплачу?»

и – если завою,
заною,
заплачу, -
то думать –
«Потише!
Не слышно!»
и сразу иметь наготове
какой-нибудь повод
причину
для воя,
для ноя,
для плача
невинный…
а если об стену –
то там, где помягче,
и не головою…

а лучше –
ах, доктор! – рубашку
смирительную –
вот что уж обнимет
охватит
укутает…
и лучше бы к сту-
лу, к кровати,
к стене, к кресту…
чтобы знать уже точно –
держусь
за воздух – открыты
ладони, но гвозди забиты
прочно

ну вот,
и почти не болишь уже
ты -
внутри,
в глубине,
в сердцевине –
меня…


ЖИТЬ В ОЖИДАНИИ...

Все перемелется – будет мукА…
Только б не мУка!
Жить в ожиданьи письма и звонка,
Вздоха и звука.
Жить в ожидании чуда с небес –
Грома ли? Манны ль?
Жить в ожиданьи… мучительно без
Встречи желанной.


НЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ

Как-то мир рассыпается под руками…
Это не предсказанье, помилуй боже!
Жизнь сложилась… причудливым оригами
Зябко тянет по «месту изгиба» кожу,
Надрывает по «месту разреза» душу,
Получилось красиво, почти не больно…
Ах, как хрупок бумажный каркас игрушки -
Эта наша судьба, наша жизнь с тобою!
Ах, как просто – сломать ее, не подумав,
То огонь, то вода ей беду пророчат,
Или с края стола ее в пропасть сдунуть,
Или смять в нелепой трухи комочек.
Мы живем, не ведая, где опасность,
Каблучок досужий – куда-то встанет?
Это не предсказание, просто страшно –
Как-то мир рассыпается под руками…


ПРОТИВ ГУСИНОГО ЛЁТА*

Против гусиного лёта -
К черту - назад на север.
Тонкая дымка рвется.
Мелкая крупка сеет.
Ум, как компьютер, виснет.
Сердце выводит фугу.
И – паутинной нитью –
Тянется память к югу.

Против последней силы –
Прочь из гнезда, уюта.
Мысли совсем простыли,
К воспоминаньям жмутся.
Вьюга следы заносит
Крыльев на белом небе.
Полуживая осень
Вечной весною бредит.

Против любви и воли –
К черту, и даже дальше.
Север зимою болен,
Холоден точно данность.
Мир рассыпает пазл.
В горле – как пробка – ветер.
Гуси летят, заразы,
К югу, к теплу, навстречу…
_____________
*Эту песенку можно послушать:
http://www.skvoretz1.narod.ru/04.html


НЕРАЗРЫВНО

Твою тоску ощущаю лоном,
Тяжелым тянущим непокоем,
Рефлексом женщины – безусловным,
Своею собственною тоскою,
Противною предпростудной дрожью -
От недосыпа до сигареты,
Наивной, - впрочем, бездарной – ложью:
Что просто осень… «пора поэтов»…
Желаньем быть – нестерпимо – рядом,
Сосущим чувством в глубинах мозга,
Забытым словом, застывшим взглядом,
На сон грядущий – остывшим грогом…


РАЗГОВОР С БАБОЧКОЙ

Не здорОво опять, не здОрово,
Тяжело...
Дура-бабочка, что ж ты мордочкой
об стекло?
Что такое там, по ту сторону?
Что ж - что свет?
Ничего в нем такого, нового,
Вовсе нет.
Пешеходы за пешеходами
Под дождем...
Вот в такую, как раз, погоду и
Нужен дом.
Здесь тепло и тихо, и сумрачно,
И - как прах
Оседают мечты об улице
На стенах.
Ни дожди, ни ветры нам в комнате
Не страшны.
Выживание в вязком омуте
Тишины.
Далеко ль улетишь, коль вырвешься,
По дождю?
Видишь, лужи кипят, пузырятся -
Как фондю.
Смоет, сдует всю пудру жалкую
На ветру...
Ну, как хочешь. Лети, пожалуйста.
Отопру.
И останусь глядеть встревожено
Сквозь стекло...
Я бы тоже... Но мне неможется.
Тяжело...


ПО КАНАТУ
(Цветные круги)

По канату твоих страданий
Взбираюсь в небо
Кидаю невод
Ловлю улыбки
Богов – напрасно
Они как рыбки
Шмыг прямо в дырки
Уж больно юрки.

Цвет боли – красный…

По канату своих терпений
Сползаю в пропасть
Живем в Европе,
Но в полной жопе,
Натужно как-то,
Как в старом фильме
Голодный Чаплин,
Любовь – по карте,
И жизнь – по капле.

Цвет плача – синий…

По канату любой надежды
Ползу, срываясь,
К страстнОму раю -
Открытой двери
Твоей квартиры.
Спасает вера
Но тянет тело

Цвет страха – белый…

Цвет жизни – сирый…


ЧЕМ-ТО НАСУЩНЫМ...

Ежедневная ломка - несбыточность – быть с тобой рядом
в час, когда тебе больно, и плохо, и хочется криком,
как тараном, смести все на свете меж нами преграды
и осесть в твоей комнате мокрым взъерошенным всхлипом...
Чтоб хотя бы стаканом воды послужить... Послужила б
чем угодно, но чем-то конкретным, но чем-то насущным…
Все словесные формы мне временно кажутся лживыми
оттого, что, сминая границы, к тебе не несутся,
оттого, что у них – никакого бесспорного права
теребить твой покой, ни целебной магической силы.
Если б я в самом деле с тобою сейчас оказалась,
то вообще не писала стихов бы, а просто любила…


БЕСПОМОЩНОСТЬ

беспомощность давит душит
холодным чем-то
застряла в горле
кусочком льда из бокала
все то, что в этом
мире считают ценным
тихонько таяло
таяло и стекало
настоянным
на спирту
смертельным ядом
не стоило
ничего ни гроша ни капли
в сравнении с не-
возможностью быть не
рядом
беспомощность
этот бес
мне знаком не так ли?

тревога трясет на стыках
трамвай вагон ли
иллюзия близости не
обретает плоти
хожденье по комнате не
приближает к дому
где нужно зародыш беды
утопить в заботе
повторено
сотню раз
это просто карма
проторено
как дорога молитвы в небо
беспомощность
где-то в желудке
холодным камнем
змеей ледяной
просит зрелищ еще и хлеба


ПИСАТЬ СТИХИ, СТИХИ

Писать стихи, стихи... раствор из слов и снов...
И никому от них не проще и не легче!
А мой любимый спит. Он не совсем здоров.
Свернувшийся лежит, прижав больную печень.
 
Писать стихи, стихи... бессилие плодя,
Ведь никого они не греют и не лечат.
А я хотела б быть лекарством для тебя,
Целебною травой, а не фигурой речи.
 
Писать стихи, стихи... а нет чтоб - прибежать,
Прижаться и лежать, тебя как грелка грея.
Но я умею лишь стихи свои писать,
А чем-то нужным стать, наверно, не умею.
 
Писать стихи, стихи... а правда - прилететь,
И над тобой всю ночь сидеть без сна и песен,
И заслонять тебя, мой милый Прометей,
От жадного орла, что слишком любит печень...


ВОСКРЕШЕНИЕ ФЕНИКСА

***
В который раз осыпаюсь пеплом,
В который раз собираюсь в кучку.
Но что-то нынче на свете ветер,
Но что-то нынче в природе тучи.
Того гляди, и прольется дождик,
И я уже не воспряну искрой…
Процесс повторных рождений сложен,
Как и любое созданье истин…
Того гляди, разнесет по свету,
Того гляди, по частям развеет…
Мне все трудней восставать из пепла.
Наверно, просто душа стареет.

***
Переживу. Переживала не то,
Перья теряя.
Перемогусь тихою птицей Додо,
Перескрываюсь.
Перетерплю. Вытерплю все до конца,
В том числе это.
И возрожусь в маске слепого птенца
В мире без света.


НАЕДИНЕ С БОЛЬЮ

Наедине с болью
Бьешься с ней смертным боем…
Что я могу, Боже?
Даже не – быть с тобою.
Что я могу, милый?
Даже не – быть рядом…
Просто любить – сильно,
Да не любви надо.
Серой дрофой кличу,
Чуда молю у Бога.
К черту обличье птичье
Им не доступны слезы.
Я же опять – плачу:
Где-то кричит и воет
Бедный родной мальчик
Наедине с болью.


NON GRATA

Скоро стану персоной non grata
Во многих местах.
А всего – виновата –
В способности чувствовать страх.
Перестанут меня узнавать,
Признавать, отвечать.
А всего - винова-
та, что чую чужую печаль.
Это – нервы шалят,
Расшатались и вот результат.
Это – лезу опять,
В их удобный, размеренный ад.
Где – «и так нет ни дня,
А еще то и дело звонят!»
В дом, где и без меня…
В дом, где плохо тебе – без меня.


О ЗВЕЗДАХ

-Что тебе всех милее?
Ты талантлива и молода,
Я старею, болею…
-Ты горишь, как на небе звезда.

-Ты подруга, поэтка,
это, милая – только слова,
ну, не делай секрета,
что ты хочешь, покуда жива?

- Видеть мир, как младенцу.
Заблудиться в кромешном лесу.
Удержать твое сердце
Как звезду удержать на весу.

- Брешешь, глупая баба,
ты мне вправду, что хочешь, скажи!
Ты могла бы… могла бы…
- Я могла бы прожить и во лжи,

Обмануть, обмануться,
Жить в достатке, тепло и грешно
А потом обернуться –
А звезда-то разбилась давно…

- Не могу, недостоин,
Восстает во мне все на дыбы,
Ты же жизнь свою строишь,
На руинах пропащей судьбы!

Но глядит, не мигая,
Непонятное мне существо:
- Звезды часто не знают,
Где горят, почему, для кого.

Горькою меркою мерят,
Все вокруг, говорят, миражи,
Звезды часто - не верят
Что их светом возможно прожить.

Да – нелепо, воздушно,
Но без света – земное лишь дым.
- Значит, все-таки нужен?
Значит, кажется, все же любим...


КВАДРАТ

Посмотри на меня, потеряшку, на Невском проспекте,
На окраине группы, что уличный слушает рок.
И наивный квадрат, и битловское вечное “let it…”,
И надежда на лето, и сжатый в кармане платок.

Посмотри на меня, эта юность ушла безвозвратно,
Я сейчас поняла, как она от меня далека.
Сколько прошлого пройдено, прожито в гранях «квадрата»,
И горчит ностальгия, и тянется к пачке рука.

Посмотри на меня, в чем-то я даже стала моложе:
От себя многомудро-всезнающей отделена.
Я теперь просто чувствую мир, точно ветер по коже,
Просто мудрость уже не важна и почти не нужна.

Посмотри на меня, я еще этот ритм проживаю,
Против воли нога отбивает “red rain’s coming down”…
Я наверно старею, а может быть, в детство впадаю.
И мечтаю тебя залучить на секунду сюда.

Чтобы ты посмотрел, как над Невским сгущается сумрак.
Музыкант подустал, но заходит на новый виток.
Просто будь со мной рядом, с такой вот безумной, бездумной,
Тихо шепчущей в ритме квадрата, что это, по-моему, – рок…


НЕ РОДИЛАСЬ БЫ ПТИЦЕЙ...

Не родилась бы птицей –
Не жила бы на птичьих правах
В небесах безразличных,
На чужих приливных островах,
По былиночке строя
Возле самого края гнездо,
Твердо зная, что смоет
Не сегодня, так завтра водой.
Ах, инстинкт этот птичий!
Кто же строит гнездо на песке?
Плачет голос синичий
Тихо-тихо о теплой руке
В небесах безразличных,
На чужих приливных островах.
Не родилась бы птицей –
Не жила бы на птичьих правах.


НЕНУЖНОСТЬ

Кусала руки… знаешь, так собака
Кусает лапы, заглушая боль.
Писала строки – только бы не плакать,
Очнуться, быть опять самой собой…

Была домашней – не имела дома,
Ни двери, ни порога, ни ключа.
Напрасно жалась по плечам знакомых,
Надежности и нужности ища.

Уж если жизнь чему и научила –
Тому, что НЕ нужна и НЕ важна.
А ты не понял, милый мой мужчина,
Как страшно мне, как я боюсь – одна.


МОДЕЛЬ

Что судьба? О судьбе ли… Моделька – огонь и шелк,
Ты когда-нибудь видел, как прогорают ткани?
Так и жизненный опыт твой через тебя прошел
И оставил дыру с затвердевшими в миг краями.
И края эти жесткие, острые как стекло,
Но за ними, как прежде жива еще шелка мягкость…
Вот и все, и причем, скажи, здесь добро и зло?
Рок, судьба, одинаковость наша или инакость? 


ДО СВЕТА

вычистить по утру остатки легких
вытряхнуть содрогаясь гремучим кашлем
в городе где до весны полгода лёта
а до зимы полшага подумать страшно
выйти на черный асфальт полумокрых улиц
пить вместо кофе шестичасовую сырость
детскую глупость сменить на взрослую дурость
в городе сшитом точно пальто на вырост
в зябкой его пустоте поводить плечами
чувствовать себя старой не старой древней
первой затяжкой нарушенным обещаньем
черной водой у берега желтой пеной


КОЛОДЕЦ

черпАли черпАли
ведь жарко на солнце
смотри все от жажды устали
мечтают напиться
дай с самого донца
ведь там холоднее водица
и слаще
все чаще
ведерко я вниз опускала
черпАла
смотри утомились
а так вот напились умылись
и им полегчало
черпАла черпАла
и пили
и лили
на голову воду на плечи
так проще и легче
и кто-то в корыте плескался
весь в счастье и брызгах
а уровень все опускался
и высох
колодец


КАК  АНГЕЛ

"Только не надо "как ангелов", прошу вас".
Анонимный критик
Не то, чтобы посвящение, а просто к слову...

Крошечный ангел, на острие иглы,
Плачет: - Ну что ты, глупенький, не реви!
Смело и дерзко смотрит в мои глаза:
- Я и не плачу, кто тебе так сказал?
- Глупенький ангел, надо ли говорить,
Видно как плачет сердце твое внутри.
Взгляд удивленный, вовсе не детский взгляд:
- Люди, как плачет сердце, не углядят.
Люди обычно верят одним словам,
В лица не смотрят, в сердце ль смотреться вам?
Знаешь, устал я всхлипывать напоказ,
Чтобы добиться хотя бы движенья глаз,
Разве так сложно – всмотреться и разглядеть?..
Как ты живешь здесь, раз видишь слезы сердец?
Сядь со мной рядом на острие иглы.
Места нам хватит, мы ж как слеза малы.
Сядь со мной рядом и просто поговори.
Знаешь, приятно… Глупая, не реви…


В ОКРУЖЕНИИ ЗИМЫ

***
Я свечу запалила с обоих концов,
Чтобы ярче гореть, чтобы было светлей,
Но декабрь наших душ мне смеется в лицо,
Запиши, мой товарищ: "Попали в кольцо
Бесконечной зимы и коротеньких дней"

***
Мой сидр пахнет яблоком и летом,
далекими, как призрачный покой,
который обещает алкоголь.
Каких-то шесть процентов... Но при этом,
декабрь висит оборванной строкой,
летит гранатой с вырванной чекой
и напрочь рвет кубышку с белым светом.

***
Нам всю зиму бороться с самими собой,
Прорываться «свиньей»
сквозь судьбу, как сквозь строй,
и в сраженьи с тенями вертеться волчком,
и срываясь – бегом,
добираться – ползком…
Я прошу, лед Чудской,
не трещи подо мной,
Мы и так только чудом одним и живем.


АКВАРИУМНОЕ

Донная рыбка-усталость
С пятном на боку,
Чем ты питалась?
«Со дна подбирала тоску.
Щупала стены
Щелкою жадного рта,
Вдруг да осела
Случайно на них доброта?
Если взбиралась
К кормушке приникнуть чуть-чуть,
Сыпали жалость
До краешка, чтоб не вздохнуть,
Прочее - реже…
Вот разве что, помню разок
Дали надежду.
Да слишком уж крупный кусок».
Рыбка-усталость,
Что роешься носом в песке?
«Может, осталась
крошка надежды в тоске…»


РЕЦИДИВ ЗИМЫ

Вернуться
Домой и разуться,
Раздеться, забыться,
Забиться
В какой-нибудь угол.
У нас с тобой, милый,
Нет права -
Сдаваться,
Но впрочем, бороться –
Нет силы.
Да нет, это глупость
Сказала!
Но просто сегодня усталость,
Меня победила.
 

СЛУШАЙ, СУДЬБА, МОЖЕТ ХВАТИТ?

Слушай, судьба, может, хватит над нами устраивать эксперименты?
Гробить компьютеры наши и отключать телефоны,
А также устраивать безработицу - как раз в такие моменты,
Когда бы нам очень не помешало немного монеты звонкой?
Я уж не говорю, судьба, про всякие мелочи - что ты! -
Типа необъяснимого подъема температуры
Или необходимости срочного выхода на работу,
По приезде оказавшейся лажей - а я поверила, дура!
Пора бы понять, что мы все равно - с неотвратимостью леммингов -
Прем навстречу друг другу - точно зная, где север, и где (тот самый) обрыв...
Так, может, хватит, судьба - подвергать нас "муштре и тренингу",
У самого горла - в сотый раз! - кислород перекрыв?
Пора понять, что мы для этого - чересчур уж упрямые.
Да я понимаю, что тебе с упрямыми - еще интереснее, но
Разве тебе не надоели - из раза в раз - дешевые мелодрамы?
Слушай, у меня предложение - давай, попробуем сыграть по-честному?
Ты же знаешь, что в нашей жизни и так - все очень и очень не просто:
Расстояния, время, деньги, дети, родители...
Ты, просто, позволь нам самим разобраться в этих вопросах.
Просто - не создавай нам - еще проблем дополнительных.
Мы и так развлечем тебя знатно!.. Советую поудобнее расположиться,
Представление будет долгим... Нравится? Я так и думала!
А знаешь, судьба, мы, пожалуй, могли бы с тобой подружиться...
Ну разве это не лучше, чем соревнования в чувстве юмора?


РЫБА

Рыба–отчаяние висит на одном месте, чуть шевеля плавниками. Недвижная, беспощадная рыба–усталость. Стучу по стеклу пальцем – не реагирует. Сыплю в кормушку мотыль – не ест, хотя извивающиеся бурые червячки опускаются на дно мимо самого ее носа. Кричу, воплю – не слышит. Или ей все равно. «Рыба, - спрашиваю, - рыба! Ну, чего ты ждешь? Ну, чего тебе от меня надобно?» Молчит. Ничего не ждет, ничего не надо. «Может, тебе не хватает кислорода? Может, тепла?» Молчит. Не реагирует. «Рыба, - спрашиваю, - рыба! Ну, неужели тебе совсем не для чего жить?» Не реагирует. Не выдерживаю. Выключаю свет. Отворачиваюсь. Но знаю, что там, за стеклом – рыба-отчаяние, рыба-усталость едва шевелит плавниками. День, два, три. Не ест, не реагирует, не открывает рта. «Рыба, - взрываюсь, наконец, - рыба! Ну, если тебе так невмоготу, так заснула бы уже!» Медленно-медленно, задумчиво приоткрывается рот… и во все стороны порскают крошечные разноцветные мальки. И вовсе была не рыба-отчаяние, вовсе – не рыба-усталость. Рыба-терпение была. А я и не знала.


О МЫШАХ И...

Тихо тычусь носом в тупики,
На наличье норок проверяя.
Где-то есть (но где – пока не знаю…)
Норки, дверки, щелки в пол-руки.

Я уж как-нибудь в них просочусь,
Протащу с собой всех, кто мне дорог,
В мир, где нет котов, а сырных корок –
Завались... и плюс еще чуть-чуть.

Только б до тех пор кого-то кот
Не унес, злодейский сделав выпад…
Тише, мыши! Мы отыщем выход!
Даже лучше – мы отыщем вход!

Я коту любимых не отдам!
А кто станет в безнадеге киснуть –
Покусаю так, чтоб даже мысли…
Отдохнули? Марш по тупикам!


ЗИМНЯЯ ПЕСЕНКА О ЛЕТНЕМ ВЕТРЕ

Все секреты
темные,
все куплеты
томные,
все курбеты,
выверты -
летним ветром
выветрит!
Только лето...
где ж оно?
"Бродит где-то?"
Не смешно.
Не до смеха
нынче мне.
Скудость света -
жизнь в зиме.
В небе веток
линии
скрыла ретушь
инея.
Белым бредом,
нежитью:
"Где ты лето
нежное?"
Скудость цвета -
вымерзло.
Летним ветром?
Вымыслом?...
Сказки, детка,
кончились...
"Летним ветром...
Хочется..."


ОГОРОДНЫЙ АНГЕЛ

"Какое же это чучело, мама! Это ангел!
Смотри - у него же крылья".
Сын

Если родиться птицей, то непременно фениксом
благородным,
который горит так ярко, и чьи слезы - лекарство от всех печалей.
Но всю жизнь маешься, ленишься
и вырастаешь «ангелом» огородным:
А белые крылья твои - всего лишь тряпочки за плечами.

И какие там слезы! Когда растущие сухость с горючестью
Во всем теле.
И знаешь, что, вспыхнув, сквозь пепел вряд ли уже проклюнешься.
Снова маешься, мучаешься,
Отгоняя дроздов от растений,
Чувствуешь себя - птицей, а птицам чудишься чудищем.

И бьются, рвутся под ветром ветхие крылья
Огородного ангела,
Покуда бессмысленность жизни еще не прибила в дожди осенние.
Кренишься в зимнем бессилье,
Почти что падаешь.
Но в Масленицу сгорая, все-таки - себя ощущаешь фениксом.


ПРОГРАММНОЕ

Я учусь науке выживания
(Кое-кто сказал бы - "из ума")


ИГРУШЕЧКА

Веду игру на базе языков,
Загадочные связи всюду слыша,
Где «совпаденье» - суть паденье сов
К земле – не за компьютерной ли мышью?

Где «сохраненье» - в Сохо закричать,
Поранившись о краешек стакана,
И свой рассказ в кавычки заключать,
Но нет ключа, а только луч экрана.

Гуд-бай, мой критик! Режь стихи, рубай!
Выискивай – где по уму? где сдуру?
Но будет восемь хоббитов - хоббайт,
Как восьмилетний сын сказал, подумав.

В бессмысленности (кажущейся) слов
Таится бес таинственного смысла,
Что Таинством мышления даров-
ан нам, чтоб по строкам «растечься мысью».

Мой граммарий – словарный фолиант,
Грамматик вязь, игра на грани фола.
Не обессудь судьба, твой курс в экран
Иглой курсора как тату наколот.

Я скальд, я знаю путь к Мимира кладу.
Адьос, мой критик, вороти свой нос!
Пиши, что нет ни складу и ни ладу,
Ни смысла… Что поделать – не сошлось)))


МЫШИ

Мыши, дуры, лезут в дыры
И с собою чушь несут.
Эх, отдельную б квартиру,
Хоть на несколько минут!


ЯНВАРСКОЕ

Судьба опять решила взять реванш
И показать, кто властвует в игре.
Надежда - обнищавший иммигрант -
Ютится то в мансарде, то в дыре.

Запаяны, как мухи в январе,
Глядим за край в глубины февраля,
И сердце бьет то точку, то тире...
Но все же - бьет, и это повод для...


ПРОХОДЯЩЕЕ

Ну что мне сказать тебе? Что же тут скажешь? Что где-то
Мы все проживаем одной лишь надеждой на чудо:
На скорую зиму, зимою – на скорое лето.
Но мы не отсюда, ты слышишь, мы все не отсюда…
Мы все пилигримы, мы – храмов чужих прихожане,
Заезжие гости, цветные залетные птицы -
Везде ненадолго. Колеса гремят, отъезжая,
К окошкам прижатые, жадно глядящие лица,
Вбирают урок, обретая не мудрость, так жалость.
А поезд уходит в ушко золоченою нитью…
От взглядов нездешних по крышам бежит побежалость,
И детям оставшимся снежная радуга снится…


ЗА ВЕЧНОЕ ЖЕЛАНЬЕ БЫТЬ С ТОБОЙ...

За вечное желанье - быть с тобой...
За то, чем ты... чем я... чем черт не шутит!
С надеждами сегодня перебой,
Покой - как южный полюс недоступен.
В конце зимы втыкаю в землю прутик
И верю в то, что зацветет весной...

В наушниках - твой голос, треск и скрип,
И тонкий свист заводки микрофонной.
И наждаком проводит недосып
По векам и бесслезным, и бессоным.
Надежда - вещь сезонная, резонно?
И как медведь - зимой - в берлоге спит.

Покуда выживаем - не живем –
Среди домашних дрязг, раздоров, споров,
Зимы, тоски и - вечных жалоб том! –
Нехватки сил и денег, из которых
Заплатим за минуту разговора –
За вечное желанье - быть вдвоем... 


ИМЯ ТВОЕ...
(фонетическое упражнение на все ту же тему)

"Имя твое - льдинка на языке"
М.И. Цветаева

Имя твое - градом с горы камушки.
В гору надежду горбачусь, качу Сизифом.
Имя твое - горстка морских ракушек,
Говор хранящих еще со времен мифов.

Гранул граната кровь - судьба Персефоны,
Ныне моя - жить поровну в двух мирах.
Горечь Персея над головой Горгоны -
Горд был сразивши, о чем же грустит - поправ?

Имя твое... горло грызут гарпии!
Грани стекла ранят, текут дни.
Имя твое я б на весь свет гаркнула...
Граффити - вписано краской в мои сны.

Имя твое... греки причем? Викинг ты!
Ингвар, сварганивший кашу одной России.
Где же теперь - стольный твой град киевский?
Город твой Китеж, где волны времен морские?

Значит и впрямь - путь из варягов в греки мне?
С Ладоги, мимо Смоленска, на юго-запад?
Запах его – гари - полынно-резкий,
Первый грозы апрельской озона - запах.

Плач Ярославны длится со стен крома,
Ярко горит в груди, птицей мечется сердце.
Имя твое произношу громко -
Надо же мне в этой зиме греться...


ВЕЩИЦА
(Городок в табакерке)

Под округлой крышкой неба, в пожелтевшей табакерке,
сохраню с зимы до лета
город Лемберг, старый Львов.
Он окутан серой замшей, называемой рассветом…
Он опутан сеткой трещин
переулков и дворов…

Он - рельефный срез мгновенья… (наклоняюсь ниже, ближе…)
Он самой природой вписан
в углубленья окоем…
Он мучительно детален – вплоть до птичек на карнизах…
(… и сквозь лупу-память вижу
за окошком – нас вдвоем.)


***
Загоняю себя.
Выгоняю себя из угла
И гоню по степям,
Наплевав на судьбы удила.
Только пеной с боков
Ветер мыслей срывает клочки,
Да слепая любовь
Впереди меня по полю мчит.


НЕМНОГО О ВАНИЛЬНОМ КАПУЧЧИНО

Представь себе подобную картину:
Зима. Метет. Я в телефонной будке,
Перед работой улучив минутку,
Курю и пью ванильный капуччино,

Как будто бы укрывшись от метели,
(Ну хоть не сыпет сверху) и при этом
Я наблюдаю возрастанье света –
Уже светает раньше в самом деле.

Да и мороз, так – минус два невинных.
Такую зиму я любить могла бы –
Где много света, где морозы слабы,
И продают ванильный капуччино.

А если бы еще потом с работы
Прийти домой – к тебе, залезть под мышку
И – вместе – сочинять смешную книжку,
В которой грустный одинокий кто-то,

Допустим, женщина… а может быть, мужчина…
Стоит, засыпан по колено снегом,
Под сине-серым предрассветным небом
И греется ванильным капуччино.


КОТЕНКИН МАНИФЕСТ

Давай с тобой, забудем опыт свой,
Все то, что жизнь вбивала в нас годами,
И поглядим наивными глазами
На этот мир… Смотри, какой большой!..

Ведь все равно: пусть знанья есть и ум,
Не угадать витков и поворотов.
Мы бьемся лбом в открытые ворота
И в трех соснАх блуждаем наобум.

Так, может, лучше, стоит нам решить
Вслед за Сократом: «Знаю, что не знаю»,
Учиться видеть то, что перед нами,
И удивляться чаще, чем судить.


ПРИЙТИ К ПОСТЫДНОЙ ПРОСТОТЕ

Прийти к постыдной простоте
От детской сложности манерной,
От мнимой мудрости Миневры
К наивным сказкам о Христе.

Понять, что мысли кружева
И рифма – в сущности, не важны,
И отряхнуть их сор бумажный,
Не потревожив существа.

Не лезть в банальный этот спор
О содержании и форме
И, в пику критикам, покорно
Сносить заслуженный укор.

И свято верить, что права,
И что – избитая до дрожи,
Мне все же истина дороже,
Чем вам слова, слова, слова.


НЕКОТОРАЯ НАДЕЖДА

С некоторыми надеждами
проще расстаться,
чем терпеть их все время,
необходимое для их воплощения.
Они становятся слишком большими,
неповоротливыми и ворчливыми
подобно беременным женщинам:
то ее тошнит
от собственной неисполнимости,
то хочется одного,
то другого,
ноют ноги –
не хватает привычной легкости,
и даже ночами она постоянно вертится
и не дает тебе спать.
Но иногда
на ее лице,
казалось, тупо глядящем в пространство,
появляется такое нежно-нездешнее,
такое мечтательное выражение,
что она снова кажется тебе –
самой прекрасной,
и ты готов ждать сколько нужно,
только бы она когда-нибудь…
только бы – действительно –
воплотилась.


НАДОЛГО НЕ ХВАТАЕТ...

Каждый день из праха, да в птахи,
Чтоб под вечер снова – до праха.
Но зато без скуки и страха,
Все давно осыпались страхи.

А весна нас кружит и вьюжит
Между февралем и апрелем.
И воскликнув: «Ты мне так нужен!»
Как – сказать уже не сумею.

Отмирают звуки и строки –
Авитаминоз и усталость.
Не в поэты я, не в пророки.
Я уж лучше в нежность и в жалость.

И в конце – без всхлипа и вздоха,
Правда и без света и смеха:
«Одиноко мне, одиноко…
Боже! К черту, где твое лето?!!!»


ОДНА В КВАРТИРЕ

Чтоб не быть одинокой, завела себе кошку в «ВордЕ»,
И пугаюсь теперь от внезапного громкого «мырра».
После кучи народа так странно теперь, что нигде
Никого никогда – совершенно пустая квартира.

Только б письма твои не устали ко мне приходить,
Приникаю к компьютеру днем – ежечасно – и ночью.
И неясно как можешь ты жить – постоянно один.
И нелепостью кажется каторга двух одиночеств.


ДЕВОЧКА ГРЕТЕЛЬ

Эти дни потерялись в бессонных ночах
Птичьим крошевом наспех размятого света
Ты теряешь себя, полоумная Гретель,
В безнадежных попытках найти свой очаг.

Ты посеяла дни, а восходят года.
Ты меж черных стволов застреваешь, как в раме.
Погоди! Отдохни. Не гонись за следами,
Что по кругу, по кругу ведут в никуда.

Это гиблое место и дело, и шанс…
Только – чу!.. Где-то в створки колотится осень…
Припадешь, упадешь… и поднимут, и спросят:
«Гретель, глупая Гретель, где братец твой Ганс?»


ПОГРАНИЧНОЕ

Все трудней отрывать себя от тебя
Делить неделимое
На границе между мной и тобой
Пограничник строго вглядывается,
Не узнавая
(Фонарь светит в лицо)
"Гражданочка, - говорит, - так не положено.
Въезжали вы целиком,
а выезжаете - только наполовину"


*****
Из немалого списка
того,
о чем жалела когда-либо -
больше всего -
о том,
что не могу быть рядом с тобой
сейчас -
после моего отъезда


БЕЛЫЙ ШУМ

Хорошо, когда некогда думать совсем ни о чем,
Между внешним и внутренним – дверку закрыть на крючок.
И гудит белый шум повседневности гулко в ушах,
И не слышно, как плача колотится в дверку душа.


А Я ВСЕ РАВНО...

нет говоришь
нет мне никто не нужен
и веришь сам а мне
напоминаешь вдруг
девятилетнего сына
который кричит
все берите
да заберите все
когда ему не дают того
чего особенно хочется

ни за что не признаешь
как важно
как мучительно необходимо
знать
что рядом
даже в соседней комнате
на кухне в ванной
в магазине на улице
есть кто-то
кто придет присядет
скажет что-то
к примеру
"как ты?"
нет придет ничего не скажет
просто коснется плеча
не коснется
просто будет сидеть рядом
как молчаливое доказательство того
что на свете
существует нежность
жалость сочувствие и
если не радость
то быть может
покой

только в конце
из нависшей грозой истерики
прорвется
обоюдно-беспомощное
перекрученное сто раз в голове
перекрученное шпагатом
сдавленное
я люблю тебя

а я все равно уеду


ДЕПРЕССИЯ
(Стенограмма с мужского молчания)

Нет, не смогу объяснить тебе эту жуть:
нервы дрожат натянутой тетивой.
Кажется даже то, что просто дышу,
спустит стрелу, и громом ударит боль

в душу, в мою ахиллесовую пяту.
Капля за каплей точит камень тоска.
Кажется, вот, записку тебе пишу –
палец на клавише чует металл курка,

чует взведенной пружины тугой нажим…
Пулей сорвусь… Сорвусь! …и ищи, свищи…
Кажется даже то, что покуда жив,
поводом не для радости – для тоски…

Нет, ты ничем, ничем не поможешь мне!
Не береди… не радуй… не тронь… прошу…
Каждое слово раскачивает сильней
тонкую нить, на которой еще вишу…

кажется…


ДЕВОЧКА ПЕННИ

Девочка Пенни совсем не умеет ждать,
Но изучает прилежно сию науку:
Способы для перевода весны на скуку,
Методы не мечтать, не думать, не знать.

Входит на кухню и греет зачем-то чай,
Пьет, не дождавшись, остывший давно вчерашний.
Девочка Пенни, вот видишь – совсем не страшно
Света ночами в квартире не выключать.

Можно помыть посуду, связать носок,
Ручкой чертить по бумаге простые формы,
Можно из принципа не отвечать упорно,
Если пришедшие давят дверной звонок.

Девочка Пенни… а время идет, идет.
Пенни тебе – за отсутствие всяких мыслей -
прежде всего о бедном твоем Улиссе,
что до Итаки, может быть, доплывет.

Девочка Пенни
ждет…


ПОД ВОДОЙ

Весна, капель и солнца свет – столбом,
И небосвод по-детски беспечален.
А мы с тобой – две рыбы подо льдом –
Плывем, не зная о ее начале.

Пока еще растает толстый лед,
Прогреется вода на грани лета.
Весна свое возьмет!.. свое возьмет…
Но под водой весны как раз и нету…


ТЕРПЕНИЕ ТАЕТ... НО...

Терпение тает. И вкус валидолки во рту
Ударит по нёбу нежданным немартовским снегом.
Сегодня тяжелое небо, мой милый, как ртуть
Стекает по спинам, по венам, струится по векам.

Дрожит неизвестность вопросом у кромки ресниц.
Фотограф мигнет, и – назло ему – вылетит птичка.
Знать – как ты и что – вероятно, дурная привычка,
Но воображенье тревоге устроило блиц.

Собрать себя в кучку, слепить себя в куклу, в голем,
Столбом соляным подпирая просевшие своды.
И снова рассыпаться, но по-другому совсем –
От слова надежды и чувства внезапной свободы.


ОБЕЩАННЫЙ ПЕЙЗАЖ

Ну вот тебе обещанный пейзаж,
С набившим всем оскомину сюжетом:
Обледенелый бледный город наш
В окошко виден, залит серым светом –

Полуторапроцентным молоком,
Скорее синеватым, чем белесым,
Подернут, точно пенкою, ледком
По всем своим отвесам и откосам.

Опять зима стучится к нам судьбой
В Бетховеном захлопнутые двери,
И по соленой мостовой рябой
Скользит народ, безмолвен и потерян.

Вторая чашка выпита до дна –
Стихов моих кофейная основа.
И я, чуть-чуть бессонницей пьяна,
Скольжу сквозь свет – от слова и до слова.
Вчера казалось, что уже весна
Не за горами... Неужели снова?..


ФОРМАЛЬНАЯ ВЕСНА

У оптимизма авитаминоз,
Он ждет тепла и зелени, и мая.
Стирает за ночь дедушка-мороз
Мой (пальцем по стеклу) наивный смайлик,

Выращивает дивные цветы,
Которым не хватает только цвета.
И прячется надежда от тщеты
На донышке последнего куплета.

А жизнь свернулась ежиком в углу –
Колючий, бедный, трогательный шарик.
И память, спотыкаясь по утру,
Ее впотьмах пытается нашарить.

И - вопреки иголкам – так нежна,
Укачивает в дрему точно в люльке.
А за окном формальная весна
Сшибает с крыш на головы сосульки


И ВСЕ-ТАКИ ОНИ ЕСТЬ...

На донце души, где бессолнечно мглисто,
Где воздух сгущен и сквозь вату процежен,
Живут до поры неуместные мысли,
Слепые, глухие, немые надежды.

Их modus vivendi проверен веками:
Они точно птицы не жнут и не сеют,
А молча из окон глядят светляками,
На странный свой край, куда солнце не смеет,

На край неподвластный ни слову, ни взору;
И верой одной, забывая про разум,
Возводят прекрасный и сумрачный город,
Немного похожий на многие сразу,

И строят свои вавилонские башни,
Мечтая однажды пробраться наружу…
И если мне думать о будущем страшно,
То это не значит, что ты мне не нужен.


МОЯ ЛЮБОВЬ, ОНА ВСЕ ВРЕМЯ ЗДЕСЬ...

Моя любовь, она все время здесь,
Ты не смотри, что я молчу об этом.
Я просто – уступаю всем приметам
Пророчества сомнительную честь.
Я просто – уступаю всем богам
Возможность сделать так, а не иначе.
Я так боюсь, что даже часто плачу…
Да, дура… Нет, не смей меня ругать.
Все это просто мысли, просто бред,
Который только ты зовешь – стихами.
Вот видишь, я уже опять стихаю.
Люблю без слов. Нет, я не плачу, нет…


ЗДРАВСТВУЙ

Здравствуй!
Уже говорила?
Ну, здравствуй – еще раз.
И не приветствие вовсе,
молитва о здравии.
Каждый разговор
будем начинать со «здравствуй»,
заканчивать – «будь!»
(тоже молитва),
и почаще друг другу – «спасибо»…
А вдруг и спасет?
Сколько молитв притаилось
в простых обиходных фразах,
о которых тоже - забываем -
и слишком часто.
Набираю твой номер
снова и снова,
чтобы просто сказать тебе
«Здравствуй!»,
сказать – «Будь!»
и
спаси тебя Бог
просто за то,
что ты
есть.


ПО ПОВЕРХНОСТИ

Все уже написано. Темы нет.
Все уже доделано. Можно в путь.
Ты один во мне, точно зябкий нерв,
Что еще не дает мне во тьму скользнуть

Под названием жизнь. Знаешь, жить, паря
По поверхности, и не касаться вод.
Через черный Стикс – сорок раз – и зря.
Через белую Лету – по-птичьи в лет.

Мне совсем опостылела – «просто жизнь».
Разум спит, рождая ублюдков дня.
И судьба раздвинула рубежи,
Видно тоже совсем не держит меня.

Вот в таком настроении – к черту в пасть.
Взять и просто – ввинтиться свечой в зенит.
Только ты не даешь мне совсем пропасть –
Зыбкий зябкий нерв. Но звенит, звенит…