Ее любил Единорог...
он к ней под вечер приходил, врывался словно снег.
Она захлопывала дверь и гладила руками
большую морду. Этот зверь ей был милее всех.
В их ласках не было стыда, и люди это знали.
В том доме надрывался свет, а за окном – народ
стоял и слушал их возню – с тяжелыми граблями:
в их взглядах не было тепла. Уже который год
тянулась связь между двумя влюбленными. Выл ветер.
Чудесный зверь стучался к ней, как почтальен в конверт,
и дверь от этого всегда, как пес срывалась с петель.
Они стояли в тишине, не выключали свет.
Ее не соблазнял никто, к ней не ходили парни.
Все знали, что у девы есть рогатый ухажер.
Они стояли у окна и в них бросали камни –
с граблями гордые мужи. Но как-то раз топор
блеснул как молния в руках какого-то подростка,
и вихри злые в голове ходили ходуном.
Он – впереди, за – ним толпа, в кусты – нырнула кошка.
Толпа влюбленных мужиков заполонила дом.
И стены словно лепестки заколебались. Парни
застыли, спал Единорог, в его копытах – та.
Она все видела, но в рот ей положили камни
и оттащили от того, которого она
любила. Он лежал, и рог как месяц возвышался,
дрожали гладкие бока…Спокойный белый зверь…
Еще не встали петухи, и день не начинался.
Она все видела – его израненного в дверь
под крики вытащили. Кровь застыла словно бусы
на теле гордом, он дышал, из глаз струился снег,
и дьявол с мордою козла, еще совсем безусый,
рубил обычным топором…И плакал человек.
Вокруг стоял простой народ, жестокий и ненужный.
В конюшнях спали жеребцы, им было хорошо,
а дева гладила его безчувственные уши.
И говорили, что тогда какой-то снег пошел
ненастоящий, крупный весь, и люди расходились
по незатейливым домам, довольные, а я
лежал в прекрасном животе и смерти той не видел.
Каким был мой отец – не знал, но вечером в поля
я часто убегаю, там – трава меня щекочет,
и тишина над головой, смеются муравьи.
Мне страшно жить, ведь плоть мою земная дева хочет!
Но мама говорит нельзя. А здесь цветут цветы,
и мухи падают как дождь на маленькую землю.
Я начинаю понимать, что я рожден для тех,
кто ходит в жестких башмаках, но мне милее деву
любить и подставлять ей свой чуть снежный гладкий мех.
Март 2004
Свидетельство о публикации №104033101407