Исповедь

Данный текст не является художественным произведением, и следовательно не несет эстетической информации. Смысл его в другом, как говорится, просто наболело. Ели вы сможете его дочитать до конца, то даже за это вам огромное спасибо. Но я надеюсь что кто-нибудь услшит, задумается, и может быть хоть что нибудь захочит изменить в этом мире.   

      Исповедь.


Ты далеко, не океаны, не леса,
Не километры нас разделят,
И нет покоя на весах,
И нет покоя в стонах ветра.

Мы не прощались, но увы,
Поразбрелись в чужие страны,
И я другой дарю цветы,
А ты с другим залечишь раны.

Любили мы, ох это да,
И как жестоки эти судьбы,
Любил тебя, а ты… себя,
Ну а теперь, мы просто люди.

Мы два прохожих на Арбате,
И дела друг до друга нет,
Я не во фраке, ты не в платье,
И не промолвлен наш обет.

Я выбрал путь, а ты дорогу,
Нас в разны стороны манит,
Кого-то в тьму, кого-то к богу,
Судьбы двухполюсный магнит.

И выбрал я, и ты решилась,
Я путь оккультный, ты мирской
А то что раньше… может снилось?
Нет ничего. И мир другой.

Ты жизнь свою, толкаешь прямо,
А я же нисхожу в овраг,
Дорогой терний, шагом в яму,
Из света в бесконечный мрак.

Тебя любил, но до поры. И время,
Всегда колоду тасовало так,
Пиковой масти горестное бремя,
Ложилось ворохом мохнатых лап.

Когда другие жаждали покоя,
Я собирал пожитки в дальний путь,
Я ждал того что кто-нибудь накроет,
И даст мне право, к дому завернуть.

Страдал ли я? Пожалуй что не очень.
За то что я других к себе манил,
И за санскрит прочтенный в свете ночи,
Себя я много раз уже простил.

И я владел людьми, и до сих пор владею,
Да так что и не ведают они,
А может все же я душой болею,
И сочтены мои больные дни.

И пусть все так, оно на много легче,
Чем править тем что кем-то мне дано,
Когда огромный мир полег тебе на плечи,
И там покоится уже весьма давно,

Когда одно желанье, правит судьбы,
Ровняет, косит, строит под себя,
И стоит захотеть – все это будет.
Все это будет только для меня.

Ты ухмыляешься, смеешься: «Что такого?»
Ведь многие не могут и мечтать,
О всем об этом не ища покоя,
Такой «проблемой» жаждут обладать.

Я не скажу «Оно того не стоит»,
Пожалуй есть и во всем этом плюс,
Но осознание что вашего покоя,
Я даже после смерти не добьюсь.

И хочется пожалуй, нести благо,
На свет, да людям на показ и в дар,
Но вот вопрос: оно им разве надо?
Чтобы его им кто-нибудь давал.

Поскольку у людей играет гордость,
Ударить легче, чем найти ответ,
Взорвать метро, другую сделать подлость,
Войну вести по боле сотни лет.

Шахидом быть, и жить по Шариату,
Стрелять и резать даже в Рамазан,
И коли ТАМ не надо нести плату,
То можно ТУТ ударить по газам.

А коли вспомнить, то пророк Мухаммед,
Являлся правнуком библейскому Петру,
А тот готов открыть ворота рая,
Любому сыну мира по нутру.

И коли быть довольно таки честным,
И не винить без дела мусульман,
То вспомним факт, довольно интересный,
О чем поведать я хотел бы вам.

Вы вспомните христиане, разве небыль,
Что именем Великого Христа,
В веку шестом, седьмом, восьмом, девятом,
Восток горел как ведьма на кострах.

И разве не было такого, что невинных,
С крестами на щитах рубили вы,
Когда народами, голодных и избитых,
Вы Янычар повозками везли.

Когда немного позже Инквизитор,
Красотку местную на пламени палил,
И лишь за то что в череп его бритый,
Грех тайный, похотливый, угодил.

И сколько было разговоров, пересудов,
О колдунах, о ведьмах, о Христе,
О людях зло несущих людям,
О благородной смерти на кресте.

Но Моисей ведь был жрецом Египта,
И магией владел не хуже их,
Но у него деянья знамениты,
Но суть их дальше чем библейский вид.

И я просил бы батюшек ответить,
Как можно слепо в том такой глядеть,
Где якобы открыты откровенья,
Святых людей, ну как же так суметь.

Поскольку уж давно уже известно,
Что Библии святой оригинал,
Пропал давно, да и притом безвестно,
А то что есть, грек мудрый составлял.

И чему верить коли нет устоев,
Таких что не рассыплются во прах,
И разве нет чего-нибудь простого,
Простого словно небо в облаках.

Что будет как звезда вести по миру,
Когда не нужно будет вовсе воевать,
Когда имам и лама обнимут раввина,
Их христианин решится  в дом позвать.

Ведь каждому из на всегда твердили,
Кому мула, кому святы отцы,
Что жизнь одна, и чтоб ее прожили,
Чтоб дети наши вознесли венцы.

Чтобы они не знали ни страданий,
Ни голода, ни боль внутри сердец,
О том что мать одна привычки ради,
Взглянет окно, вернется ли отец.