Милан Есих. Нетрезвые сонеты. Перевод со словенско

***
С любовницей, приснилось мне вчера,
мы сняли номер в лучшем пансионе.
Луна всю ночь плясала на балконе
и рокотало море до утра.

Жасмин благоухал. Старинный вальс
звучал в саду томительно, как будто
играл самозабвенно лишь для нас
хозяйкой нанятый оркестр лилипутов.

Проснулся – где я? Жжет нутро сушняк,
знакомый всем, хоть раз во сне трезвевшим.
Нет одеяла, с ложа я тюфяк

столкнул и вот, в момент осиротевший –
ни ласк, ни дамы, никого – нагой –
лежу – ни там ни сям и сам не свой...


***
Уж полночь бьет – пора ложиться спать.
Или побаловать себя чекушкой,
одной! – даю зарок себе, пьянчужка,
а черт, услышав, по башке мне – хвать!

И счастье растекается по жилам,
и помыслы уносятся к любви;
душа земные муки позабыла
и радостно поет: дыши! живи!

Нет, не налью, сдержусь, не сдамся, сдюжу!
Я тверд и крепок, я – железа слиток
некрупный; жалкий червь; гнилая лужа;

трухлявый пень; разбитое корыто;
отребье… - и, едва мне станет лучше, -
снежинкин сон; молекула беззвучья.

***
Повеяло в окно, журнал раскрыло,
и я, казалось, фразу прочитал:
"Уж мертвый – мертвую – ее любил он..."
Но тщетно я впоследствии искал

строку, что огорошила меня:
продравшись через приторное чтиво,
потратил драгоценные полдня, -
и вот себе внушаю незлобиво,

что память любит отыскать вовне
нелепицы, живущие во мне,
что это – прах, ничто, останки бренны

любовей – всех и самой незабвенной.
Что было, то прошло – о чем жалеть?
Так думая, успел я протрезветь.


***
В ненастный час, когда друзья ушли,
под лампой, окруженной мотыльками,
я, стопка и графин (и полночь с нами):
я из него в нее отраву лил,

расплескивая, и внимал угрюмо
порывам ветра, треплющим кусты,
и размышлял, и пил, и пил, и думал.
Рассвет застал меня больным: желты

от дыма сигарет по локоть руки,
во рту – дерьмо, отрыжка, дрожь, изжога…
Явись я Ей в обличье столь убогом -

пьян вдрызг, во всей красе стыда и муки -
вдруг не побрезговала б мне помочь
мою тоску и страхи превозмочь?

***
Я, славно пообедав и в саду
геройски растянувшись под навесом
сердечно и с ждивейшим интересом
с бутылкой лобызаясь, ужин жду.

Пусть, если я засну, премудрый Бог
устроит так, чтоб позвала негромко
меня к себе в объятья незнакомка,
чтоб я ее во сне пощупать мог…

Так дней моих проходит череда,
подобно зову, брошенному низко
пронесшейся, не сознавая риска,

беспечной птице: миг – и нет следа.
Надо мной недвижным небо склонит
главу и в глубине своей схоронит.