Вечный холод

"Einsam zog ich weiter
durch Länder und Zeit
nur die Narbe an meinem Körper
ist, was von dir blieb
bis ich selbst verwelkte
aus Leid und kein Ziel

Doch des Gartens Melodie
umkreist mein Grab
des Gartens Melodie
umkreist für alle zeit...

Mein Grab..."

Der Rosengarten (Endraum)

Поднимаюсь по лестнице, выше этажом открываются двери, выходят люди, я слышу их голоса, бегут тени солнечного октябрьского дня, через несколько секунд голоса облекаются плотью, идут мне на встречу – молодые и радостные, проходят мимо, не касаясь меня своей плотью, пробегает лишь еле заметный ветерок по моим волосам. Кто они? Прошли мгновения и ушли в пустоту, как ушел этот прозрачный октябрьский день.

Проносятся машины под окном по площади, идут чьи-то тени к парку, а далекие ядерные взрывы приносят мне возможность видеть их или считать, что я их вижу.

Сгущаются сумерки, зажигаются фонари, воздух пахнет чем-то уютным и живительным - это от близости кафе, вспоминается Прага – 2 года назад в Виноградах также горел закат, а с затаившихся в темноте деревьев слетали мертвые желтые листья и вместо бинта прикрывали кровоточащую душу, тот воздух я хотел бы вдохнуть вновь, но кто подскажет где мне его искать.

За стеклами кафе горит свет, он льется на мокрый от дождя асфальт, какие-то люди сидят за столиками, и их мир – это их мир, но мне кажется, что это те же люди, что сидели за этими окнами вчера и позавчера, и неделю, и год назад, я закрываю глаза и иду в темноте – ноги попадают в лужу – мне все равно, - холод осенней чахоточной влагой обволакивает ноги – мне все равно – толчок – чьи-то крики – я на какого-то налетел.

- Вот обдолбался придурок – слышатся голоса откуда-то со стороны.

- Смотри куда идешь, козел, - кричит чей-то силуэт, поднимаясь с земли и отряхивая испачканное пальто, - ослеп что ли, купи очки!

Сворачиваю в какую-то подворотню, передо мной трансформаторная будка из белого кирпича и мусорные контейнеры рядом с ней, чей-то силуэт шевелится среди картонных коробок, подхожу ближе и вижу женщину в резиновых сапогах, она нашла какую-то кость и грызет ее, пытается нащупать голодными губами на ней мясо, а ее сын тем временем роется в самом контейнере
- Мама, смотри что я нашел, - слышится тонкий голосок.

Подхожу к одинокому клену в середине двора и смотрю вверх, держась за него – черные ветви скрывают от меня небо, листья танцуют какой-то зловещий танец, вот оторвался один, слежу за его полетом, но он исчезает в сумраке, тогда я начинаю трясти дерево – на лицо летят ледяные капли осени, я слизываю их языком – они горьки на вкус, как пиво.

Фонари освещают детскую площадку, она пуста, на песке пустые водочные бутылки и ломаные шприцы, хватаюсь теплыми руками за металлические перила маленькой карусели, она раскручивается и скрипит, разрывая ночной покой этого загадочного двора. Я вдруг вспоминаю, что это та карусель… ну да, это тот самый двор, вот та черная труба котельной за стеной из красного кирпича, на которую я тогда забрался… был такой же осенний вечер, мы возвращались с ней со спецкурса по древненорвежскому языку, только тогда выпал снег, он лег на зеленую траву во дворах, было очень красиво, он освещал этот двор лучше фонарей, дул ветер с Финского Залива, когда мы переходили Неву, по Дворцовой площади гуляла метель, а через нее неслись кони… это было 10 лет назад.

Я еще сильнее раскручиваю карусель, она мчится, надрываясь скрипом, мне хочется заскрипеть как она или просто закричать, я заскакиваю на нее – кружится все перед глазами – кирпичные стены, деревья и белые снежинки начавшегося снега, сливается в один безумный танец, я перестаю понимать где небо, а где земля, она уходит куда вглубь и вот я уже лежу уткнувшись в нее лицом , целую ее, хватаю ртом ее шершавую плоть.

Иду вдоль кустов, туда, где кончаются огни и выхожу на пустырь, рядом с деревянным сараем стоит ржавый остов от запорожца, брошены трубы, к ним прислонены оконные рамы, краска на них совсем ободралась. В конце пустыря пустой полуразрушенный дом, вхожу в парадную – дьявольским ртом чернеет спуск в подвал, ступаю на полуобвалившиеся ступени лестницы и начинаю медленно поднимаюсь, в абсолютной тишине звучит шорох моих шагов. Достаю зажигалку – мерцающее пламя убивает весь окружающий мир – теперь не существует ничего кроме него в этом мире. На стене надпись маркером – «Саша Башлачев».

Вдруг ступаю в пустоту, ноги уходят в пропасть, слышится шум падающего мусора, ударяюсь обо что-то щекой, но руки нащупывают опору, я держусь, я вешу над бездной. Хватаюсь за перила, пытаюсь подняться, наконец это удается – поднимаюсь выше, но теперь более осторожно – почти ползком двигаюсь вперед во мраке.

В темноте проглядывают жуткие уходящие в никуда коридоры, мне кажется, что у них нет полов, а есть лишь стены, кто затаился в них, выйди мне на встречу…

Вот и последний этаж, металлическая чердачная дверь раскрыта настежь, под ногами скрипит стекло, летит в лестничный пролет потревоженная мной бутылка от портвейна, хлопают крыльями разбуженные голуби.

- А ведь этот дом мог быть разрушен много лет назад, еще в Блокаду… - вдруг приходит мне в голову мысль, - а вместо этого он столько времени простоял и вместил людскую боль и радость, эти стены могли бы рассказать много интересного, но некому их слушать, никто не сможет их понять…

Сажусь на припорошенной снегом крыше. Призрачный город стреляет в меня огнями, за каждым огнем светится чья-то душа, они сливаются в один поток света и несутся на мертвенной Невой, над умершими деревьями университетского сада, вслед улетающим листьям нашей радости, навстречу вечному холоду, заблудившемуся в сосновых лесах Норвегии.

Ложусь на спину, не ощущая холода, проникающего в мои легкие, открываю глаза – передо мной кусочек неба и закопченная кирпичная труба. Пищит сотовый телефон, достаю его из кармана и читаю на экране одно лишь слово SMS-сообщения - «Прощай».

Бросаю телефон куда-то в ночь, через несколько секунд слышится глухой звук от его падения, смеюсь и опять закрываю глаза…