Памяти землячки

Хуршеда', невозможно больше
Ни держать в себе, ни оттягивать.
Буду жив - буду помнить дольше,
Чем эстеты сезоны Дягилева.

Жертвой выжившей Холокоста,
Той, что прошлое вспомнив, дрожит.
Буду помнить таджикские косы
И скинхедовские ножи.

Девять лет тебе было, землячка.
Как же можно так нагрешить,
Чтобы срезали, как болячку
И не дали больше пожить?

Три минуты - ножи и цепи,
И не надо уже врачей.
И погасли звёзды на небе
В этом городе белых ночей.

Чего имя меняли ради?
Чтоб неместным понять помочь -
Ночи белые в Ленинграде,
В Петербурге  - чёрная ночь?

Этот город не сдался в блокаду
И фашисты в него ни ногой!
А теперь в нём со свастикой гады...
Может, впрямь это город другой?

Где-то пальмы растут, кипарисы,
Но твоя прохудилась земля,
Если бритоголовые крысы
В подворотни бегут с корабля.


Три минуты по-волчьи месили
И -в соседние, в ночь дворы.
Так они спасали Россию
От раскосой, как ты детворы.

И не где-то в горах безлюдных
В луже крови лежать головой.
А убили тебя ублюдки
Рядом с Невским, рядом с Невой...

И беспомощно, по-стариковски
Сам себе я весь день повторял:
"Рядом с домом, где жил Чайковский...
Рядом с садом, где Пушкин гулял..."

И политики, президенты
Интервью дают на бегу,
Осуждая террор, интервентов,
А об Этом они - ни гу-гу!

Мы теперь, как быки на корриде.
Чего стоит мадридский вокзал!
Но они не смолчали в Мадриде,
А у нас кто б хоть слово сказал...

А ведь если бы вышли драться,
Если б трус в себе силы нашел -
Мои бывшие ленинградцы -
Может, поезд в Мадриде б дошёл.

И вообще, ты б жила, землячка,
Привезла б мне в подарок рубаб,
Я б тебя угостил "кислячкой" -
Называется здесь "рубарб".

Ну а так - цветы на могилу...
Видно, дни пока далеки,
Осознать чтобы стольким дебилам,
То, что все мы, все - Земляки.


2004