Вкус совести

В это кафе она зашла не случайно. Только здесь можно было попробовать совесть на вкус. И как ее занесло сюда? Рассказали знакомые. Она не раз переспрашивала, как эту совесть подают, как его оплачивать, где находится кафе. Не стеснялась выглядеть заинтересованной, даже слишком заинтересованной.  Чтобы не забыть,  на клочке бумаги записала адрес. И пошла одна, без сопровождения  раскусить эту совесть, распробовать, какова она.
За столиком было одиноко и неуютно. Играла приглушенная музыка. Посетителей собралось немного. Одинокую женщину никто, казалось, не замечал. И вот принесли что-то запеченное в фольге.
Она долго не решалась дотронуться, вначале с опаской поглядывала на упакованный деликатес, ощущала тонкий доносящийся аромат но, все-таки  начала разворачивать фольгу.
Местами сыроватая, местами черствая -  на вкус, совесть чем-то ей напомнила сыр,  желтую запеканку с крупными дырками внутри. Этот сыр лип к зубам,  горчил и вызывал чувство брезгливости ко всему, что было  рядом  – к окружающему миру. Хотелось быстрее доесть, но сыр крошился, мазался,  расклеивался уже в самой фольге, растягивался на вилке и все же медленно,  очень медленно исчезал.
- У всех она такая -  совесть? – спросила себя  женщина и оглянулась по сторонам. Рядом сидели мальчишки, уплетали что-то сладкое. Они, видимо, не замечали, что на самом деле едят, непринужденно болтали и, ей показалось, вряд ли их блюдо могло быть совестью.
Недалеко  сидела худощавая чопорная особа, пила белый мыльный коктейль,  читая журнал. Трудно было предположить, какова на вкус ее совесть.
Ближе к выходу  расположился щуплый дедушка с серым лоснящимся пудельком на поводке. Дедушка ел что-то зеленое, ершистое, причмокивал. Мочил кусок ржаного хлеба в тарелке и, казалось, никогда не наестся. Но через несколько минут его тарелка опустела, и он повернулся к окну, сытый и счастливый, насвистывая  разгульную песенку. Видимо, не мучился совестью и он.
Ее блюдо, наконец, опустело. Разглядывая  крошки на блестящем, серебристом фоне фольги, женщина почему-то почувствовала оскомину  неудовлетворенности жизнью, непригодности к ней и даже собственной дешевизны. Она уже едва справлялась с желанием покинуть это злосчастное кафе, но внезапно заметила на себе чей-то взгляд. К столику подошел   броско одетый мужчина.
- Мадам, не хотели бы шампанского по случаю нашей встречи? –   спросил он.
- А у Вас есть? Ну… совесть? Я хотела сказать, Вам довелось ее раскусить?
- Вас шокировало, что к такой  интересной женщине  подошел мужчина и вот-вот начнет наливать шампанское  ей в бокал? – ухмыльнулся он.
- Не это…  Вы  же знаете это кафе?  Какова она на вкус? На что похожа?
- Кафе? Гм, знаю… Конечно знаю. Моя совесть?... Давно это было -  стал забывать. Хрустящая, зажаренная и… Очень перчило во рту. Пришлось запивать шампанским. Много выпил. Изрядно. Запомнил это. Теперь прихожу сюда одно шампанское пить. Видимо, еще запивать продолжаю …
- Официант! – новоиспеченный кавалер уже устроился за столиком и, не дожидаясь согласия, стал заказывать шампанское.
Официант почти мгновенно принес холодный напиток и столь же молниеносно  были наполнены бокалы.
-  Мадам,  за нашу встречу! За Вашу…, ну, я хотел сказать, за Ваше первое посещение этого кафе, - он  улыбнулся, а она, побледневшая, нехотя сделала первый глоток.   В ней не угасало желание побыстрей исчезнуть, оно росло.  Ее новый знакомый тем временем рассказывал что-то,  красовался. Говорил, много говорил. Она почти не слушала. Шампанского становилось все меньше.
- Вы взволнованы. Я оплачу Вам, ну эту – совесть Вашу. Официант! – снова выкрикнул он  – Счет!
- Вы хотите оплатить мне мою совесть? –  изумилась женщина, - Не стоит. Это очень личное,  я сама.
Но он уже начал рылся в бумажнике, возился долго, видимо  не мог найти нужную сумму…
А женщина  тем временем встала из-за стола и  незаметно выскользнула из кафе. Она бежала не останавливаясь, боясь, что ее окликнут, начнут расспрашивать, оскорбят,  напомнят что-то забытое,   предложат помочь.
Но ее никто не окликнул. Ей  показалось, что никто и не заметил ее бегства. Она   почувствовала себя одинокой и безучастной к жизни. Единственный вопрос «А было ли оплачено по счету?» волновал ее еще очень долго после этого.