Без пятнадцати шесть

...Давеча мне снился сон. Надо сказать, весьма странный был сон. Мне снилось, что был вторник. Якобы я был пьян и у меня болел левый глаз. Я сидел в обшарпанном подъезде на подоконнике и пил вино. Рядом со мной сидела девушка. Между нами на подоконнике лежала шахматная доска с фигурами. Мы играли. Девушка была моей невестой. Я это знал определённо. И более того, мы с ней разговаривали о будто бы предстоящей на следующий день свадьбе. Да-да, я разговаривал со своей невестой! Русые волосы, красивое строгое лицо... Впрочем, лица я не помню. Помню свои впечатления от этого лица. Странно, мы говорили о свадьбе, а мне было глубоко наплевать на это событие, хотя, казалось бы, оно касалось меня как никого другого и было по идее важным этапом. Она говорила мне:
- Гляди, жених, не опоздай, как обычно. Будильник поставь на без пятнадцати шесть (во сне я нисколько не удивился этим цифрам, хотя она имела ввиду 17:45!). В десять минут седьмого должен быть на месте. Понял?
- Да.
- Повтори.
Я с неохотой повторил.
- Не опоздаешь?
- Не опоздаю.
- Ну смотри же, а то выйду за кого-нибудь другого, благо, претендентов хватает. - Она как-то зло засмеялась, – шучу, не хмурься.
А я вовсе и не собирался хмуриться. Мне было всё равно. Между тем она поставила мне шах, и вот я думал теперь, как выкрутиться. Я закурил. Она строго посмотрела на меня и горько вздохнула. Не помню сейчас, во что она была одета. Она взглянула на меня исподлобья и как-то проникновенно сказала:
- Не опоздай, прошу тебя. Ради меня. Ради... неба.
- Ладно, - я как-то глупо улыбнулся.
- Ну и дурак же ты!.. – шепнула она и встала с подоконника. – Я пошла.
- Пока.
- До завтра. Жду.
Из окна я видел, как она выходила из подъезда. Я докурил сигарету, взял бутылку с вином, отхлебнул из неё и тоже пошёл домой.

Потом мне снилась среда, что я сначала спал, а потом проснулся. Позавтракал. Одел свою повседневную одежду – в какой обычно хожу по улице – старую, грязную куртку и чёрную шапку, испачканную в подъездной побелке. Перед тем, как выйти, посмотрел на часы. Было минут пятнадцать седьмого. Только выходя из подъезда я сообразил, что опаздываю или уже опоздал.
Не помню, как я добирался до места. Помню, были серые, незаметные люди. На улице их было много. Погода хмурая, питерская. Небо... Небо серое, впрочем как почти всегда здесь. Я шёл быстро, стараясь не цепляться за что-нибудь мыслями. Вот наконец-то я через дорогу от здания, где всё должно произойти. На другой стороне улицы я увидел её – мою невесту. Она стояла в толпе приглашённых, одетых всех в парадное. У здания стояла коляска, запряжённая двумя лошадьми. Невеста была грустна, задумчива, строга и красива. Видна была на её лице понятная сердитость. Она резко выделялась из толпы. На ней было белоснежное свадебное платье с кренолином, а в волосах – цветы. Я был поражён её красотой. Она всё высматривала кого-то среди людей, искала взглядом. Она была очень взволнована. А потом она увидела меня. И так мы стояли минуту – я здесь, а она – по другую сторону улицы. Лицо её вспыхнуло румянцем. В глазах был укор. Затем она резко рванулась к коляске, ей помогли залезть. Она в гневе крикнула:
- Трогай! – и коляска умчалась.
Уезжая, она смотрела на меня как-то разочаровано. Я был подавлен. Болел левый глаз и кружилась голова. Я был будто пьян. Я пошёл вдоль по улице. Гости на другой стороне взволновались. Кто-то что-то крикнул. Мне было плевать. Я просто шёл по Питеру, нашему вечно пьяному и пасмурному Питеру с мостами, птицами; и домами, рыгающими на улицу своими тяжело дышащими и хлопающими дверьми. Я зашёл в один из подъездов, сел на подоконник и стал напряжённо вглядываться в мельчайшие подробности двора. Вон кошка пробежала и нырнула в шёлку между мусорными баками, вон за углом бабка с метлой стоит. Вон пьяница в подтаявшем грязном и затвердевшем сугробе лицом вниз. Собака лает на него. В окне напротив кто-то стоит и курит. Я тоже закурил. Скоро я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я оглянулся. Это была симпатичная девушка чуть постарше меня. Её сестра. Я вяло спросил:
- Тебе чего?
Она сказала чуть слышно:
- Ну что же вы так. Опоздали... Подвели её, нас... Вы понимаете... Да разве так можно! Объясните, как вы могли позволить себе такое?! – она говорила с негодованием, - как вы могли!..
- Вина хочешь? – спросил я. Она в удивлении подняла свои изящные чёрные брови. Как она похожа на неё...
- Да ты и верно рехнулся, жених тоже мне. Ты ведь даже и не думаешь о ней! Ведь так? – она строго на меня поглядела.
- Почему же не думаю. Так, думал немного.
- Ты специально опоздал?
- Нет, - я улыбнулся, - я просто забыл.
- Вот так просто?!
- Ну да. Не завёл будильник и всё. – Я закурил.
- Ой, фу! Не дымите на меня, - она опять перешла на «вы». Напряжение спало.
- В шахматы будешь?! – зачем-то спросил я, хотя никаких шахмат там не было.
- Нет, это ваша с ней игра...
- Вот глупо получилось, – и я как-то глупо расхохотался. Она тоже засмеялась:
- Вот дурной-то!
Насмеявшись вдоволь, она повернулась и пошла вниз. Перед тем, как хлопнула подъездная дверь внизу, я ещё раз услышал её смех. Я выглянул в окно. Она помахала мне рукой и ушла.
А я встал с подоконника, хлебнул вина и стал подниматься вверх по лестнице, на чердак. Вышел на крышу, вдохнул свежего мартовского воздуха. Питер...
Прекрасен этот город весной (впрочем, как и летом, и осенью, и в снегопад...), когда начинает таять снег и с крыш капает. Когда солнце становится тёплым и ласковым и греет спину. Когда можно особо тепло не одеваться. Когда вокруг всё оживает. Даже львы на мостах, и те как-то изменяются...
...Она сидела на краю крыши, всё ещё в свадебном платье. Распущенные волосы её колыхались на ветру. Я подошёл и сел рядом с ней. Она о чём-то напряжённо думала. Она глянула на меня устало. Под глазами у неё было красно от высохших слёз. Она встала.
- Слушай, дай глотнуть, а? – она протянула руку за вином, - и закурить...
- Возьми, - я дал ей бутылку и сигарету. Никогда я не видел, чтоб она курила. Она глотнула прямо из горла и сказала:
- Либо ты дурак, либо я дура – этого я не знаю. Одно знаю наверняка: мы что-то с тобой не так делаем. Я устала. Я очень устала, понимаешь? Хотя, что ты можешь понять? Ты очень глуп в этом. И сестра тебе всю эту чушь зря говорила. Никого ты не подвёл. От тебя другого просто ожидать нельзя было. Потому что дурак ты. И я дура. И знаешь, ведь ты мне не нужен вовсе. Я к тебе равнодушна. Хотя вру. Но не люблю я тебя - это точно. И простить тоже не смогу. Никогда.
- А с чего ты взяла, что я прощения просить собрался?! Мне просто тебя жалко. И всё. Ничего кроме жалости и сочувствия.
- И всё? И всё?! – глаза её опять стали мокрыми от слёз. – Как? Как ты можешь?! Ты... Ты очень жесток. Я не думала, что ты такой...
Дунул ветер. Прямо ей в лицо дунул, дотронулся до её русых волос.
- И всё, – сказал я. Она отхлебнула из бутылки, отдала её мне и закурила. Она посмотрела мне в глаза и лицо её перестало казаться взволнованным. Она опять сделалась равнодушна и холодна ко всему. На одну из антенн на крыше села ворона.
- Боже, что у тебя с глазом-то, с левым?
- Не знаю. Болит просто. С самого утра.
- Понятно. Вчера у тебя тоже так было, а сейчас ещё больше.
- Забей. Чёрт с ним, с глазом.
Она улыбнулась:
- Всегда ты так говоришь. Нельзя так.
- Давай лучше доиграем, - я посмотрел на неё. Она села рядом. Между нами стояла шахматная доска с фигурами. Я поставил ей мат. - Мой король вне опасности. А твой сдох. Ты проиграла. – Я улыбнулся. Её чёрные глаза засверкали.
- Ты жестокий. Смотри не опоздай. Будильник без пятнадцати шесть – помнишь? Повтори! Повтори, я сказала!
- Будильник? – лицо моё в этот момент, вероятно, побледнело. – Помню...
Она расхохоталась как-то неестественно громко и жестоко:
- Вот и хорошо. Вот и ладно. Вот и договорились. Вот и ладушки. Вот и всё. Вот и договорились! Гуляй! – она была будто в истеричном бреду. Она исчезла. Я сел на край и стал думать: «Зачем я ей это наговорил? Ну ведь неправда, ведь мне её не просто жалко; скорей всего это есть что-то большее – какая-то общность, интересы... Любовь? Нет, вряд ли. Вообще, как это – любить? Что такое любовь и есть ли она на самом деле?! Боже, как я нехорошо и жестоко с ней обошёлся! Пойти за ней? Да нет, пустое; где ж её теперь сыщешь?! Где ты?..»
Ещё много было подобных мыслей, и всю дорогу, что я шёл домой, я был занят только ими. Не помню, как долго я шёл, и где я шёл, и как быстро я дошёл до дома. Помню, меня трясло и болел левый глаз. помню, как открыл свою дверь ключом; и меня встретила на пороге мать. Посмотрев на моё лицо, она строго спросила:
- В чём дело? Где ты так долго шлялся?
Я молчал.
- что пил? Отвечай!
Я рассердился и закричал:
- Да ничего я не пил! Ни капли! Отвяжитесь все от меня! За*бали!
Я заперся в ванной. Немного отдышавшись и успокоившись, я посмотрел в зеркало. Мой левый глаз был налит кровью, как после удара. На самом деле, видимо от вина.
- Вот чёрт! – я сполоснул лицо холодной водой и проснулся.

На часах было без пятнадцати шесть. Ещё ночь. Воскресенье. Двадцать девятое. Февраль. Будильник был отключён.
«Я всё-таки проснулся. Хоть на этот раз не опоздаю...» - пронеслось в голове.

1.03.2004