Апельсиновый спас

Где-то между шестым и седьмым позвонком залегло ощущенье ярма.
Может это зима ледяным кипятком заливает как водкой февраль,
может это как встарь: полуштоф с табачком и для полного счастья - пятак,
только так - шепотком, разговор в разговор, и уснёт обрусевший Борей.

Но болей не болей -  поутру холодком вдруг потянет как духом тепла,
и худой воробей босиком - почти вплавь - перейдёт колею от колёс,
и на скользкий откос заберётся бочком, как уставший в морях альбатрос,
вот тогда мы до слёз, с замеревшим комком немотой перехваченных связок,
вдруг поймём как глубок этот день, как высок, можно даже сказать - долговязок.

А прозрачное солнце легло в колею и сверкает лыжнёй по дорогам,
и грязны неприлично машины в строю и кричат пешеходы: "Ну, nрогай!".

И вернулась простая забота -  смотреть, как под коркой прогорклого снега,
из пахучей земли, не боясь умереть, вылезают два первых побега.

И становится проще и рифма и строй весь январь неслучавшихся строчек,
но какие себе оправданья не строй - этот месяц один среди прочих

апельсиновым спасом горит на снегу, незадавшимся солнцем оранжа,
и в его новогоднюю ночь, ворожбу можно вымолить то, что так важно:

чтоб дожить до весны, дотерпеть тополей, посадить на балконах табак,
чтобы быстрым движеньем одеться - и в дверь. От себя не отстать ни на шаг.