Прогулка по Городу

Прогулка по Городу, или Один День из Жизни Чеширской Кошечки

Вирджинии Вулф

Я сидела в кресле, обхватив колени любовно наманикюренными руками, и читала «Историю юности Эмиля Синклера», параллельно наблюдая, как душа наполняется едкими сожалениями о том, что у меня нет учителя. «Вот, - думала я, -  у Эмиля есть Демиан, у Ричарда был Дональд, у Карлоса – дон Хуан, впрочем, все они утверждали, что каждый может сам быть своим учителем, но важно не это. Важно то, что даже у Деми - в фильме - был Алек, а у меня никого, никого...» А в это время внутренний голос твердил: - «Выйди на улицу, выйди на улицу», - а другой, иногда их бывает так много, сопротивлялся, монотонно бубня: - «Зачем? Это все бессмысленно, ничего не изменится». И так они долго спорили друг с другом, пока у меня не заболела голова, и я, а, может, кто-то из них, не пообещала себе: «Если это не прекратится, я точно сойду с ума». О,  этот вечный внутренний монолог, вечная борьба Гарри и Степного Волка, вечная изматывающая гамлетовская рефлексия: быть или не быть, делать или не делать.

Наконец, я решила, что первый весенний день заслуживает того, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и, закрыв книгу, которая, впрочем, и так уже минут пятнадцать бесцельно лежала на коленях, положила ее на столик. И тут произошло нечто в духе сартровской «Тошноты». Бледно-зеленый томик Гессе лег на ониксовую поверхность стола так естественно, что каменные прожилки, казалось, испещрили и его бумажную сущность, и, хотя я знала, что это оптическая иллюзия, столик, книжка и бокал с недопитым  Martini bianco так гармонично сочлись, что я поняла, что поступаю правильно, оставляя их наедине друг с другом.

Уличный воздух дышал свежестью, лицо орошал накрапывающий дождь, и казалось, будто мне на кожу кто-то заботливо нанес бодрящую косметическую маску. Было, правда, в этой свежести что-то могильное, возможно, из-за нарывов на снегу. Хотя и говорят, что в склепах воздух спертый, мне как-то сложно в это поверить: разве может быть затхло там, где из всех щелей веет Потусторонним?.. Все-таки, хорошо иногда не знать наверняка...

Я шла по тротуару, раскинув руки, как бабочка – крылышки, и цокая каблучками-подковами там, где еще не успел растаять лед... на счастье?  Я шла аккуратно, нет, не потому, что боялась упасть, это все равно, а чтобы не нарушить – нечаянным словом, жестом – чтобы не осудить Его порядок. Смешно! Что может разбить фарфоровый слоник, затерявшийся среди сокрушительного боя молотков? Скорей уж... но и это, впрочем, тоже не важно...

Я шла, и мимо меня шли прохожие, и мимо нас текла автомобильная лава, и все мы были, как остывшая зола. Странно, раньше я так любила машины... дорогие иномарки, блестящие, удлиненные, строгие и одновременно праздничные, они представлялись мне островками мечты... А теперь казалось, будто мимо проезжает вереница катафалков, безжизненных, равнодушных, слепых, и из каждого – Бум! Бум! Бум! – демонстрация крутой стереосистемы, и как не надоест?.. Впрочем, было время, когда и я слонялась по городу исключительно в наушниках, отгородившись от реального мира непроницаемыми стенами придуманных образов, словно жена Монтэга из «450 градусов по Фаренгейту» с ее прерванным таблеточным сном...

Задумавшись, я не заметила, как подошла к самой кромке тротуара, и очнулась, лишь когда на меня обрушился ушат холодной грязной воды из-под колес обезумевшей машины одного из тех, кому, по-видимому, принадлежит мир и кто вечно куда-то спешит... Нет, эта маленькая неприятность не удивила и не расстроила меня, наверное, я даже подсознательно ждала, что the perfect world вот-вот обрадует меня чем-то в этом роде. Но я очень удивилась и даже немного испугалась, когда услышала резкий скрип тормозов и увидела, что облившая меня машина возвращается.
 
Подавив невольное желание убежать (с некоторых пор я не доверяю владельцам шикарных авто, которые горят желанием довезти тебя «до дома»), я распрямила плечи и подняла голову, чтобы придать лицу презрительное выражение и обжечь взглядом недостойного толстосума. К моему удивлению, открылась задняя дверца, и из Мерседеса вышел  мужчина лет 45, спортивного телосложения, с коротким ежиком седоватых волос. «Их еще и двое, - мелькнуло в голове. – Надо делать ноги!» Но мужчина, словно играя на опережение, театрально поднял руки в примирительном жесте и добродушно произнес:

 - Извини, красавица, не хотел. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
"Все с тобой понятно, - подумала я и ответила ледяным тоном:- Спасибо, Вы уже сделали более чем достаточно".
– Но я же не хотел! – повторил мужчина.
«Заладил, как попугай, - подумала я. – Вряд ли бы ты остановился ради старушки!» Я достала из сумки бумажную салфетку, отвернулась  и стала промокать лицо, не так уж я и испачкалась, по большому счету. Мужчина принялся отряхивать меня сзади.
– Может, тебя подвезти?
– Нет!.. а впрочем... - я пристально посмотрела на него и повторила: - Впрочем, кое-что ты можешь для меня сделать...
- Да? – обрадовался мужчина.
– Встань на мое место, и пусть твой водитель обольет тебя, как меня.
Улыбка сползла с его лица.
– Думаешь, тебе от этого полегчает?
Я посмотрела на морщинки, перерезавшие его переносицу, хмурые брови и сказала:
 - Если здесь кому-то и тяжело, то это не мне. - И добавила: - Будет весело!
 Мужчина постоял немного, переминаясь с ноги на ногу, потом вдруг скинул светло-коричневое кашемировое пальто, отдал его водителю и сказал:
 - Ну, Макс, делай, как говорят!
 – Сергей Петрович, Вы чего… -  замямлил водитель.
– Давай, не дрейфь! – приободрил его мужчина.
Честно говоря, я немного остолбенела, не думала, что он на такое способен...
Через минуту Сергей Петрович, мокрый и грязный, ему повезло заметно меньше, чем мне, стоял у кромки тротуара и трясся от смеха. «У, хитрюга какой, на жалость бьет!» – думала я, промокая капли на его лице. Мне было приятно видеть, как грязная вода смывает с его лица грязные намерения, и в веселых глазах языки вожделения уступают место озорным мальчишеским огонькам.
 – А теперь, поцелуй меня! – вдруг предательски прошептали мои губы, и смеющееся мужское лицо на миг, долгий миг, заслонило мир… Когда поцелуй закончился, отстранившееся лицо Сергея стало счастливым и беззаботным, как у ребенка. У меня потеплело на душе. Я провела пальчиком по его чуть колючему волевому подбородку, улыбнулась... и пошла своей дорогой. Он не пытался меня остановить, но мне показалось, что на его лице проступило обиженное выражение. «Ничего, - думала я. – ты взрослый... ты поймешь... так надо...»

Я шла по Пресненскому Валу и смотрела, как зажигаются фонари - теплые, с фиолетовым свечением, и холодные, отливающие сиренью. Потемнев, серое небо приобрело удивительно красивый, насыщенно-синий оттенок. «Вот, - думала я, – у фонарей есть аура, и у фар тоже, искрящаяся, серебристая, и у людей, говорят, тоже, только ее не видно». Хорошо было идти среди лучей и теней, отпустив желания, отпустив надежду... А на другой стороне улицы стояли деревья, еще по-зимнему неприглядные и корявые, растопырив ветви-пальцы в непонятно-отчаянной судорожной мольбе...
 
Цокая каблучками, раскинув руки-крылышки, я возвращалась домой. О, как несовершенны слова! Я возвращалась домой... Но разве дом и место, где живешь - одно и то же? Разве можно вернуться туда, откуда ушла, если мир текуч, как река? И кто эта тонкая, воздушная девочка с прозрачными, шелковыми щечками, синими тенями под бездомными глазами и застывшей, всепонимающей и ничего не значащей грустной улыбкой?* Я ли это? Или, может быть, одинокая Чеширская Кошечка, которая гуляет сама по себе?..

Странно, почему я думала раньше, что одиночество – это пустота? Нет, одиночество – это легкая, воздушная, бездонная синь, которая заполняет тебя, увлекая куда-то вверх, к звездам, еще выше, в Потустороннее, пока не оборвется та тоненькая нить, что связывает тебя с миром и что называется жизнью... и тогда, как шарик, подхваченный ветром, ты узнаешь полет и нежные объятья неба... Еще чуть-чуть, предчувствия наполнили меня, осталось узнать еще совсем немного одиночества...
   
 *Сложно не стать Нарциссом, когда приходится любить себя за весь мир :)