ОКНО

Странным образом я оказался перед домом своим. Даже не помню, как дошел сюда. У подъезда мальчишки бегали вокруг костра и тыкали друг друга обуглившимися, а иногда горящими – ветками. У, кажется, двоих пацанов веток в руках не было. Но были спички. Вылетая из рук детей в разные стороны, чиркнутые о коробок, - они почти всегда зажигались. И одна угодила в желтую уже, от сентября, траву. Трава загорелась. Я вспомнил, как в детстве выходил из дома с брызгалкой, а возвращался через несколько минут насквозь мокрый. Так приятно стало, что и не скажешь. Но, когда опять незаметно для себя, я очутился в другом месте, - в квартире своей, - от удовольствия моего ничего не осталось. Мне детей стало жаль,  и до того больно стало, будто в меня спичкой горящей бросили. И промазали, а я убегать стал.
Именно потому, что я скорее домой попасть хотел, я и оказался здесь незаметно. Я снял обувь, прошел в комнату и лег на пол. Я глядел в потолок, а от потолка отражался, влетавший в окно, раздражающий звонкий детский смех. Мне стало не хорошо. Кружилась голова, и тошнило. Закрыв глаза, я увидел все не в темных оттенках, а, наоборот, в светлых. Странно.
Мне почудилась комната. Не то, чтобы моя комната, но та, в которой я находился сейчас. Она была белой. Стены не были украшены ничем. Я так раньше представлял себе райское жилище. Свое жилище - я же честный… добрый… почти всегда.
В углу стоял какой-то маленький шкаф, наподобие сейфа. Но сейфа не металлического, а легкого, из дерева, или даже из бумаги, потому что дверь его, будто от ветра, открывалась и закрывалась иногда. За этой дверью лежали и слегка были видны стопки бумажных листов, исписанных не то стихами, не то нотами какими. Я хотел открыть глаза, чтобы посмотреть на этот угол в моей комнате, но не смог. Мне иногда такой сон снится: я на качелях лечу, а остановиться не могу. Казалось бы, ногу выставь к земле, три раза коснись на ходу и все. А я, то не дотягиваюсь, то не успеваю ногу…
Мне показалось, что кто-то зашумел входной дверью. Я все-таки открыл глаза, но, не отрывая взгляда от потолка, крикнул: «Кто?» Мне никто не ответил. Почудилось. Огромное окно впереди меня открывалось небом. Я не видел – пасмурным серым, или – ясным  голубым. Но было душно, и я решил, что скоро пойдет дождь. Не очень разбирая голосов и слов, доносившихся с улицы, я смотрел на оконную раму и на редко залетавших ко мне комаров и мух. Самое странное, что я не слышал жужжания. Наверное, насекомые не хотели мне докучать. Потом кто-то крикнул на улице отчетливо, но не звонко: «ГАВНО!»
Я оглядел стены. Они были разными. Дело не в том, что свет из окна падал разными углами, и какая-то стена была светлее другой. И не в том даже, что шесть метров больше пяти. Как-то одна стена, та, что была слева от меня, подрагивала. За правой стеной раздавался шум водопровода, мне казалось – испорченного. Потом я сначала перевернулся на живот и посмотрел на дверь, которая была освещена настолько, что я заметил и грязь, и паутину, и набитые зачем-то гвозди. Потом повернулся еще раз в ту же сторону и стал уже с другого угла смотреть в окно. В углу окна проявилась раскачивающаяся верхушка дерева – часть красноватой кроны. В это время из шкафчика с листами заиграла музыка. Мне это понравилось. Я вскочил на ноги, и музыка заглохла.
Я решил разглядеть стены комнаты лучше. Так бывает, - из щербинок и царапин складываются рисунки: портреты, пейзажи и натюрморты. Но сколько бы я шагов не делал к стене, - нисколько к ней не приближался. Сначала я обрадовался. Закрыл глаза и увидел огромный зал, такой большой, какой только мог себе представить. Я так и не придумал, что делать с таким огромным залом, но побежал вдоль стен, которые недавно еще видел, вовремя оббегая стоявший в углу шкаф. Когда я устал, – бросился на пол и заплакал. Потерявший зрение не видит ни темноты, ни чего-нибудь. Он не видит, вообще.
Так, кажется, я и уснул. Мне приснилась большая поляна, благоухающая разноцветием. Я лежал в траве и улыбался. Потом кто-то прибежал за мной. Долго рассказывал, что жизнь – это сон. А смерть это пробуждение. Мне казалось это мой друг. Он сказал, что у него умер отец. Я присел у стола, на котором лежало тело. Просидел так около получаса. У меня в руках был бокал. Хотел выпить, но когда поднес коньяк к губам, - разглядел в бокале червяка. Червяк ползал по хрустальным стенкам. Потом неподвижный недавно старик протянул мне руку, открыл глаза и улыбнулся. Я с ужасом бросился от него. Старик махнул на меня рукой и отвернулся.
Когда я проснулся, за окном шел дождь. Несколько капель упало мне на голые ноги. И даже на живот. Вдруг стало холодно. Я забился в угол, подальше от окна, обнял колени и попытался согреться. Чуть заметно сверкнула молния. После десятого, наверное, раската грома капли воды стали долетать до середины комнаты и дальше. Я увидел, что в угол у окна, как бы не хотела, вода никак не могла попасть. Мне захотелось спрятаться туда. Когда я вскочил, - из сейфа вновь заиграла музыка. Я так и не смог согреться. Слушал только музыку и знакомый голос. Вспомнилась поляна полная цветов. И я стал понимать, что кроме этих злых детей, дерева за окном и этого окна у меня в жизни ни чего не было. Я испугался мысли, что все мы, теряясь в зарослях зданий, обрекаем себя на страдания.
Вот что, действительно, страшно – картинки с выбрасывающимися из окна людьми стали обыденны. Я не знал, куда себя деть. Стены выжимали меня из себя. Открывать дверь было бессмысленно. И я, обреченный повернуться к окну, во все горло закричал. Осмотрел стены еще раз и решил выпрыгнуть. Так у меня хотя бы был шанс проснуться.