Семья. 16. Глава 12. Еврейские солдаты

Глава двенадцатая. Еврейские солдаты

Из городов и городков,
Завода и лаборатории
Они, откликнувшись на зов
Отчизны и самой Истории,

Надели скатку чрез плечо...
Остриженные под нулевку,
В строй смелых стали... Налицо
В строю евреи... Пусть винтовку

Иной впервые увидал,
Пусть каждый третий -- не обучен...
Еврей не избегал -- искал
Врага и не бывает круче

Той мотивации в бою,
Что наших воодушевляла
За  веру, за семью свою,
За Бабий яр... Душа стенала...

И командир-антисемит,
Что щедро сыпал оскорбленья,
Случалось, был по морде бит
И, оглупев от удивленья,

Учился уважать солдат
И имена их не корежить...
Мы обращаем взгляд назад,
Незримый времени порожек

Переступить не так легко:
Не все, увы, известны факты.
Недостижимо далеко
И Победители. Ведь как-то













Все раньше было недосуг
Их о войне спросить под запись.
Запомнились фрагменты. Вслух
О фронтовых делах стеснялись

Они рассказывать. Как все
Мы воевали -- отвечали...
Потом по утренней росе
Они в незримый край умчали...

Там нет ни возраста ни зла,
Там те, кого они любили...
Чтоб имена их и дела,
Хотя б в отрывках, не забыли,

Я постараюсь, как смогу,
Собрать кусочки их рассказов
И память мамы напрягу:
Хоть вспоминается не сразу,

Но знаю, что в ее душе
Воспоминания о братьях
Не потускнели, хоть уже
Не так-то и легко собрать их.

О братьях-Цвилингах рассказ
Я предваряю обобщеньем
Здесь статистическим. Указ
Правительства о присужденье

Евреям звания Герой
СССР сто восемь раз дан.
Один из каждых ставших в строй
Двух тысяч иудейских граждан,

Притом, что -- антисемитизм, --
Был удостоен высшей чести...

Добро... Добудет память из
Глубин своих рассказ без лести.











Мы в шпиковский июнь-июль
Вернемся, хоть уже военный,
Но не слыхавщий свиста пуль
Пока... Все будет постепенно.

Отметим важную деталь:
Стоит местечко при дороге.
По ней везут на запад вдаль
Солдат на битву по тревоге.

И, провожая тех солдат,
Идут к дороге шпиковчане
Чего-нибудь в дорогу дать,
Хоть хлеба, хоть горячий чайник...

А мама Лея хлеб пекла,
Домашний, с корочкой румяной,
Неутомимо и несла
К дороге этот хлеб от мамы

С подругой Шева. Не всегда
Машины даже на минуту
Задерживались. Ведь беда
Замешивалась слишком круто.

По той дороге мчались в бой
С оружьем ли иль без оружья--
Солдаты с грозною судьбой...
И Шика, призванный в Забужье.

Он командира упросил
Остановить у дома Фейги
И сколько-то минут побыл
С родными. Молча на скамейке

Он возле дома посидел.
Он плакал, глаз не опуская.
-- Останься! -- Борух пожалел. --
Мы спрячем так, что никакая










Тебя вовек не сыщет власть...
-- А как же совесть? От нее-то
Нигде не скрыться... Жребий -- пасть
Мне, видно, выпал. Эх, пехота...

Господь, ту чашу отведи,
А не положено -- ну что же,
Уж будь что будет впереди --
Твоя свершится воля, Боже...

Он нес в себе предзнанья груз,
Ушел -- слезами уливался...
Он был Йегошуа -- Иисус --
И он с родными попрощался.

...Вновь видят: по дороге мчит
Военный грузовик короткий.
Солдатик в кузове стоит
И машет, машет им пилоткой.

И сразу точно сотни игл
Вонзились -- парализовало,
Ни двинуться, ни крикнуть... Идл!
Машина мимо пролетала.

Взмахнул рукой он -- и к ногам
Спланировал бумажный голубь --
Записка:
          "Прикурить врагам
Дадим, обратно пустим голых..."

Он, по обычаю, шутил,
Хоть был лицом -- Пьеро унылый..
Таков был Идла имидж, стиль...
Да, вышел бы актер нехилый.

Нехилый вышел и солдат.
Дойдем до этого в рассказе
Об этом воине слагать
Легенды, чтобы в каждой фразе










Простой, из жизни взятый, факт
Наличествовал бы при этом --
Всех сценаристов бы инфаркт
Хватил от зависти к сюжетам.

Не зря же Идл -- Йегуда,
Как тот из братьев-Маккавеев,
Кто в те, далекие года
Отпор гонителям евреев

Давал тяжелою рукой,
К кувалде кузнеца привычной...
А Идл -- скромный. Он такой
Надежный. Он боец отличный.

Через недели две -- опять:
Машина тормозит у дома...
К родным решился забежать
И Пиня, секретарь райкома.

Он жил в Томашполе -- и тут --
Проездом, как и все в ту пору.
Но у него другой маршрут:
Эвакуируется. Деру

Дает, иначе говоря.
Пугает: мол, фашисты -- гады
Евреев губят почем зря --
Бежать скорей, спасаться надо.

Была у наших во дворе
Уж и телега -- cобирались...
Но вышло, что о той поре --
Из именитых -- задержалась

В местечке люди. Дескать, мы
Не верим, что фашисты -- звери...
Такие "светлые умы",
Как Борух, тоже:
                -- Я не верю...











Ведь не бандиты же они,
А государственные люди...

Мы помним, что в лихие дни
Он первым поплатился, чудик...

Но это позже, а еще
Гостит у наших Пиня... Шева --
Ведро с веревкой на плечо --
К колодцу топает, а слева

По огороду мчит солдат --
Да к старой цвилинговской хате.
Дом заперт. Огорченный взгляд...
Я, дескать, прибежал -- и нате

Вам... В старом доме никого...
Вновь Шева голос потеряла.
Узнала брата, но его
Позвать не может. Горло сжало...

Ведро с веревкою она
Бросает в стену дома Фейги...
-- Что? -- Кто-то смотрит из окна,
А кто-то выбежал к скамейке...

Замечен Идл. Его зовут,
Он прибегает. Слава Богу,
Он жив, он с близкими... Но ждут
Его -- опять ему в дорогу.

Идл уже принял первый бой,
Он отступает, но -- достойно
Он дружит с воинской судьбой.
-- Что будет со страной?
                -- Спокойно!

Идл всех, как раньше, веселит,
Хохмачит, травит анекдоты...
-- Мы победим! -- Уже кричит
Из кузова... До поворота








Бежали близкие вослед...
Да только пыль и пыль клубами...
Вот только что был здесь -- и нет...
И мама темными губами

Молитву воздает Творцу.
И просит сыновей любимых
Ей сохранить. А по лицу
Без спроса слезы... Мужа имя

Она в молитве назвала.
С мольбой к нему: мол, будь посредник
Пред Господом. Твои дела
Весомы -- не среди последних

Ты пред Всевышним. Заступись
Пред ним за мальчиков хороших...

Они пошли в солдаты из
Уютных колыбелек. Крошек

Верни живыми мне, Господь!...
Отец, прими мою молитву...

...При ясном небе тихий дождь --
Слезами провожал на битву

И сам Господь ее сынов...

А Яша Цвилинг -- в Лениграде.
Он старшина сверхсрочник -- слов
Не нужно лишних -- при продскладе.

И разгорается война,
И Ленинград уже в блокаде.
И хлеба черствого цена
Ценою жизни стала. Ради













Того, чтоб черных сухарей
Хоть грузовик доставить в город,
Рискует жизнью он своей...
При хлебе он, но знает голод

Ведь на учете каждый грамм...
Ему, при хлебе, -- тяжелее...
Случалось боевой наган
Он применял -- бандит наглеет

В час общей горестной беды.
Но сына кузнеца непросто
Ни запугать ни победить...
Он гулливеровского роста

Да с двухпудовым кулаком...
Он, чаще, им и обходился.
А мало -- он еще стрелком
Отменным был, чем и гордился

Потом всю жизнь -- и не жалел
Бандитской подлой швали Ушер...

-- Выходит, хлебца захотел,
Подонок... Лучше бы ты умер

Еше в коляске, чем попасть
Мне в руки... Ты у ленинградцев
Хлеб, сволочь, собирался красть?
Пойдем-ка в рощу разбираться...

-- Пусти... Ты пожалеешь, жид!
-- Ну, это для меня не ново:
Коль мразь, то и -- антисемит...

-- Поехали!
              -- Ну, что?
                -- Готово.












Уже он на доклад в аду
Записан.
        -- Да, жесток ты, Яша!
-- Я не жесток, а лишь веду
Войну с любою мразью. Чаша

Такая не по вкусу мне.
Да я не сам ее состряпал.
А на войне -- как на войне --
Здесь ни сомнения ни страха

Не оставляй своей душе,
Стреляй -- иль будешь сам застрелен...
-- Но он же наш...
                -- Об этой вше
Ты -- "наш"?... Не ты ли на прицеле

Был у налетчика, пока
Я у него обрез не вырвал?
Нет, не дрожит моя рука,
Когда подобное вот быдло

Я сокращаю на земле...
Не спи, давай! Крути баранку...

А в это время Идл во мгле
Неслышно подползает к танку,

Что охраняет штаб врагов.
Задача: на глазах начальства
Средь бела дня без дураков
Машину разорвет на части.

Цель операции: испуг,
Горит земля, мол, под ногами...
Врага, коли напуган вдруг,
Возьмешь хоть голыми руками.














Но ты попробуй, напугай...
Враг охранял себя неглупо...
Но есть приказ. И в тыл врага
Уходит ночью разведгруппа.

В ней Идл сапер и диверсант.
Враг в три ряда оплел "колючкой"
Свои окопы. Враг -- талант
На подлые сюрпризы. Кучкой

Здесь не прорвешься. Впереди
Сапер. Он проволоку взрезал,
То на спине, то на груди
Ползет под ней. Нельзя железом

Ее коснуться -- будет вой
Сирен -- потом огнем накроют...
Саперу хочется домой,
Ему не хочется -- в герои...

Но он ползет, таща фугас,
Прополз -- и он уже в воронке,
И дальше -- мимо вражьих глаз...
А за спиной -- вдруг скрежет звонкий

И вой сирен, и вал огня...
И погибает разведгруппа.
Вздыхает Идл:"Опять меня
Отец хранит от смерти глупой..."

Но есть задание. Его
Он выполнит. Пусть в одиночку.
Шел лесом, полем... У него
Такое зрение, что ночку

Преображает в серый день.
Он видит все, а сам --  как нидзя,
Он к штабу проскользнул, как тень --
И к танку. Только лишь склониться











Успел у гусениц, фугас,
Готовясь сочетать с одною,
Рыть ямку начал и -- как раз --
Вдруг слышит шорох за спиною.

Десантный нож уже в руке...
Нет, он уже у часового
В яремной ямке. В уголке
Уложен труп. Еще немного --

Прикопан правильно фугас
По ходу танка в полуметре --
Лишь тронется вперед -- и раз!...
Идл отступает незаметно,

Труп часового унося --
Еще одна врагу загадка.
Задача выполнена вся...
Для завершенья надо гладко

По полю минному пройти
И вновь под вражеской колючкой
Путем обратным проползти...
С одной весьма полезной штучкой --

Солдатской книжкою врага,
С его ж немецким автоматом...
...Комбат -- гроза и ураган,
И трехэтажным кроет матом,

Грозит упечь под трибунал
Он Идла. Дескать, разведгруппа
Погибла вся, а он пропал,
Должно быть притворялся трупом,

Скрывался где-нибудь в норе,
Разведчика позоря званье...
Понятно: хитрый, как... еврей...
-- Я ваше выполнил заданье!











-- Ты заложил под танк фугас?
Один? Поверить невозможно...
Ну что ж, ступай на этот раз.
Но если донесенье ложно,

То берегись -- не миновать
Тебе однажды трибунала...

Вот так антисемитов рать
Солдат-евреев "награждала".

О Шике, как он в бой вступал,
В каких служил частях, -- не знаем.
В каких пределах воевал --
Нет фактов -- не располагаем.

Быть может, защищал Москву,
Или отстаивал Одессу...
Я на народную молву --
На Победителей надеюсь.

Возможно, с кем-нибудь из тех,
Что до текущих дней дожили,
В окопе рядом в дождь и снег
Был шпиковчанин Шика Цвилинг.

Кто помнит -- отзовись скорей,
Томит забвенье укоризной...

А Ицик Цвилинг в сентябре
Иль в октябре в Коканде призван.

А Доня новое дитя
Под сердцем носит той порою.
Листвой опавшей шелестя,
Солдат уходит от порога...













Отцы помощников растят,
Надежду и опору дома...
Уходят, с Ривою простясь,
В солдаты -- Самуил и Сема...

И этих трех военный путь
В семейных не учтен анналах...
Кто знает -- не сочти за труд
Нам написать хотя бы малость...

Подумав, вспомнив, мы еще
О наших воинах расскажем...

Простите, капает со щек
Соленый дождь в мои пассажи...