Семья. 21. Глава 17. Дуновение смерти

Глава семнадцатая. Дуновение смерти

...Нашлись в окрестностьях друзья:
У Боруха -- Иван в Стоянах,
Семен -- Иосифа семья
Вела с ним дружбу постоянно.

Семен в Следах жил и туда
Похаживал ночами Шуня...
Для выживания еда
Давалась без отказа. Клуня

Предоставлялась под "отель"
Тем, кто из лагеря срывался...
Немало было, кто хотел
Свободы. Борух оказался

Здесь настоящим вожаком:
Он знал все тропки-перелазы,
Был с украинцами знаком,
Дружил со многими. Отказа

Не знал, когда просил людей,
Евреев, то есть, под опеку
Принять. Непрошеных гостей
Вздыхая, брали. Человеку

За доброту грозила казнь,
Но многие во имя чести
Спасали наших. Впрочем, мразь
В любом оказывалась месте.

В охране лагеря Иван
Был одноглазый. Он казался
Доброжелательным. Обман
Наивных горем возвращался.














Заметим, что не без причин
Слыл этот лагерь зоной смерти:
Немало женщин и мужчин,
Детей погибло в жутком месте.

Однажды взяли молодежь.
С концами. Невозможно вызнать,
Куда угнали. Был падеж
Людей не меньше. чем в Рогизне.

Кто посмелее -- уходить
Решились. Ночью, в непогоду...
Нашлись такие, что купить
Задумали свою свободу

У полицаев. Им Иван
Казался личностью надежной...
-- Поможешь, Ваня, выйти нам
В обмен на золотишко?
 -- Можно.

Готовьтесь. Заступлю на пост
Опять -- и выведу из зоны...
Но был Иван совсем не прост,
Имел он тайные резоны.

И вот, надежным притворясь,
И золотишко прикарманив,
Повел семью из зоны. Мразь!
Тот уговор был злым обманом.

Едва из лагерных ворот
Он вывел ту семью с ребенком,
Как:
 -- Стой, жиды! Молчать! Ну, вот,
Бежать вам не удастся.
 -- Бога














Побойся, золото ведь взял?
-- Ну, взял. Его вам впредь не надо!
И одноглазый растрелял
Отца и мать. Ребенок:
 -- Дядя,

Кричал:
 -- стреляйте и в меня!
А этот одноглазый упырь,
Свершивший подлость среди дня,
Загнал ребенка в лагерь тупо...

Однажды днем, когда в упор
Слепило полицаев солнце,
Махнула Шева чрез забор
С подругой Фирой. По морозцу

В крестьянской двигаясь толпе.
Надумали добраться в Торков.
Рискнули. Вражеской пальбе,
Бросая смелый вызов... Только

К местечку за день доплелись,
Крестьянку встретили. В карманах
У той два яблока нашлись --
Их отдала подружкам.
 -- Марно

Идете, те людишки злы, --
Сказала, расспросив о цели
Похода в Торков. В корень зри,
Как говорится: коль успели

Предаться подлости, прогнить
Душой, -- то лишь себе дороже
С такими порванную нить
Завязывать. Мороз по коже,












Когда представишь, что творить
Способны, в ком угасла совесть...
Что Шева? Лишь благодарить
Крестьянку может. Вряд ли спорить

Есть смысл, однако ж не резон
Терять доверье по навету
К кому б-то ни было, раз он
В свой час подобно человеку

Надежному себя повел.
Раскроем ниже суть вопроса,
Поскольку разговор пошел:
Была у Фейги в доме Фрося

Помощницей во всех делах,
Она из Торкова явилась.
У Липсманов приют нашла
И заработок. Это длилось

Вплоть до изгнания. Слыла
Она порядочной и честной.
И по доверию взяла
У Фейги ценности. Известно:

Немало украинцев груз
Подобный на себя взвалили:
Хранить добро евреев. Грусть
По не дожившим... Знаем: были,

Однако, в зримом большинстве
Хранители достойны веры...
Нашлись и те, в чем естестве
Таилось подлости без меры...

...Крестьянка показала путь
Побезопасней к дому Фроси.
Темно, морозно, страшно... Пусть
Уж кто-нибудь откроет.
 -- Спросим










Постоя в хате, где окно
Сияет небывало ярко...
-- Заходьте в хату. Заодно
Вечерять с нами...
 В доме жарко.

И сразу потянуло в сон...
Вечерять отказалась Шева.
А Фира -- нет. Голодный стон...
Дают -- бери... Ей для сугрева

И самогончика стакан,
Сметану, сало...
 -- Хватит, Фира!
-- Чего? Я есть хочу, отстань...
Чревоугодием полмира,

Наверно, сократило срок
Жизни. Не была изъятьем
И Фира. Лагеря урок
Пошел не впрок. Еда -- проклятьем

Для Фиры, как и для других,
Кто с алчностью не сладил, стала...
Вот ест еще, глотает... Миг --
И боль кошмарная напала.

И все, что съела, из всех дыр,
Простите за детали, рвется...
И боль, и рвота, и... Чифир
Для облегченья ей дается.

Выводит Шева Фиру прочь
На холод -- из той теплой хаты...
А Фира плачет. Плачь -- не плачь,
Хозяева не виноваты.














Еще достала у людей
Сушеных грушек для подруги.
Не помогают. Без затей
Садится в кукурузе. Руки

Дрожат -- и пена на губах.
Дела неважные. А к делу
Еще не приступили. Страх
За Фиру... Видно, что к пределу

Подруга подошла. И все ж
Не за одну ее в ответе,
-- Иду! -- решила Шева. -- Ждешь
И терпишь здесь. Ешь грушки эти...

И к Фросе постучала в дом.
Отец последней на пороге.
Да, уж поласковей прием
Бывает у людей. С дороги

Мог пригласить бы хоть присесть,
Ведь видит -- вся окоченела.
-- Нет Фроси! -- буркнул. Шева:
 -- Есть,
Заметила: она влетела

В дом, как увидела меня.
Не стыдно ль. Было обещанье
При людях среди бела дня
Ее нам помогать. Вещами,

У Фейги взятыми, она,
Поверьте, не разбогатеет,
Лишь душу осквернит до дна...
-- Всяк выживает, как умеет.















А ты пошла отсюда прочь,
А то, как кликну полицая...
-- Идти куда? Ведь скоро ночь...
-- Ступай! Я знать тебя не знаю...

Три дня, три ночи провели
В той кукурузе Шева с Фирой.
Чужие люди помогли,
Едой делясь с девчонкой сирой.

Обратно в лагерь поплелись --
Две тени на ночной дороге.
-- Крепись, подруженька, крепись!
А Фиру уж не держат ноги.

И Шева прогоняет злость:
Мол, знала, что итогом пира
Бывает с голодухи. Слез
И стонов не удержит Фира.

И Шева чуть не на себе
Подругу тащит в "санаторий"...
Всего в одной людской судьбе
Так много горестных историй.

Светало. В скопище крестьян
Втесались. Подошли к ограде
С "колючкой" поверху, прося
Людей случайных, Бога ради,

Помочь забор тот одолеть.
Чужие люди пожалели...
-- Лезь, Фира! Здесь нельзя болеть!
Все, перелезли, одолели...

Прошло еще немного дней --
И Шева узнает печально,
Что Фира умерла. О ней
Поныне вспоминает... Жаль, но...











Неустранимый смертный стресс
Обычным фактом был в Печоре...
Однажды утром взвод СС
Ворвался в лагерь. Горе, горе...

Посланцы смерти... Рукава
Завернуты по локоть черных
Рубашек. Выгнали сперва
Уж обессиленных, покорных,

Готовых к худшему давно,
На санаторное подворье.
-- Видать, погибнуть суждено...
Приказ: по одному, по двое

Пройти быстрее без вещей
Сквозь строй карателей к воротам.
Уже у тех живых мощей
Ни сил ни воли... Если кто-то

Не мог без помощи пройти
Те несколько шагов к дороге,
На месте убивали...
 -- Ты
Пройдешь! -- Внушали Лее.
 -- Ноги

Меня не держат. Нету сил...
-- Пройдешь, хотя б сыночков ради!
И будто сильный подхватил
Под руку мать. Как на параде

Прошла она тот смертный створ,
А следом наши остальные ...
Огромный грузовик. Мотор
Гудел... Борта его стальные















Опущены. А полицай,
Стоявший у иашины, лает:
-- Жиды, прощайся! Полезай
В машину! Все село копает

Для вас сейчас могильный ров...
Янкалэ-шойхета находит
В толпе наш Борух:
 -- Эй, "пророк",
Ты видишь, как оно выходит?

"Мы выживем!" -- ты прорицал.
Оракул лживый... Крыть-то нечем?
-- Не торопись! -- мудрец сказал, --
За час до вечера -- не вечер!

И вот набили грузовик
Людьми -- и он чуть чуть отъехал,
Второй к воротам в тот же миг
Подали. Изверги без спеха,

Как заурядное из дел,
Вершат убийства подготовку.
Тут мотоцикл затарахтел.
С него соскальзывает ловко

Садист и изверг Стратулат --
Румынский комендант Печоры.
-- Что происходит? На доклад
Идет к нему один из черных

Эсэсовцев, видать вожак.
Мол, так и так, вопрос решаем
По Гитлеру еврейский...
 -- Так!!!
-- Построй команду! Смирно! Шагом --













Немецким -- марш отсюда вон!
Евреев из машины в зону
Вернуть! Здесь правит наш закон,
Румынский -- и служа закону,

Я не позволю никому
В моем орудовать хозяйстве...
Из кузова по одному
Спускаются евреи. Застит

Глаза слезами. Борух вновь
Янкалэ-шойхета находит.
-- Прости, мудрец! Людей любовь --
С тобой -- навечно...
 -- Брось... Выходит,

Еще немного поживем,
Коль сами жизнь не укоротим
Себе и близким. Поделом
Нам наказанье Божье. Просим

Всевышнего о ерунде.
Просить бы следовало силы
В борьбе с собою, грешным... Где
Евреи, совесть? У могилы

Стояли пять минут назад --
А вот, гляди, -- хватают вещи
Свои, чужие -- все подряд...
-- Евреи, где же дух ваш вещий?

Нет утешенья мне. Народ
Повержен не рукою вражьей,
А низостью своей. Налет
Эсесовцев закончен кражей

Вещей друг друга. Кто возьмет
Чужое, -- убивает дважды:
Другого и себя... Народ,
Народ!... Не вижу жажды











Духовной. Алчность лишь одна...
Мне видится, людишки эти
В падении достигли дна...
Нет сил моих и дальше зреть их.

Пора отсюда прочь. Веди
Семейство из Печоры, Борух,
Здесь только гибель впереди.
Я жду больших печалей скорых...

Прозренье мудреца сейчас
Воспринял Борух, как команду.
-- Готовимся. Пришел наш час.
Вначале мы выводим маму

Из лагеря. Тебе, сынок, --
Он Шуне -- с бабушкой задача --
Пробраться. Этим бы помог
Всем нам... Выходишь ночью. Дальше

Вам будет в Красное маршрут.
Найдешь моих друзей. Ты знаешь,
Где кто живет и как зовут...
Пойми: ты бабушку спасаешь.

Ты доказал не раз, что смел.
Тройная осторожность ныне
Нужна. Важнее важных дел
Тебе я поручаю, сыне...

... В глухую ночь они ушли,
Оставив на душе тревогу.
Хоть опасенья сердце жгли,
Они сумели, Слава Богу,

Встреч смертоносных избежать...
Хотя каким-то злым подросткам
Попались... Те избили мать
И Шуню -- ради смеха просто,










Но отпустили. Те дошли
До Красного. Приют нашелся...
Так посреди смертельной мглы
Надежды маячок зажегся...

Затем уж Борух рисковал
Собою и судьбою Шевы.
С ней вместе -- десять душ позвал
В ту ночь бежать к свободе...
 -- Все вы

Рискуете, -- предупредил, --
Он тех, кто на побег решился...
Румын-охранник отследил
Их выход... Пьявкою вцепился...

Казалось, все -- конец, кранты...
Но у кого-то были деньги...
-- Где начинаются кусты --
Засада. Обойдите здесь и --

Счастливой доли! -- пел румын,
По воле Господа -- продажный...
Прошла и Шева в группе. Мы
Расскажем не спеша про "дальше":

А дальше Фейга с малышом
К семейству присоединилась.
Сказать, что сразу хорошо
Уж так все для семьи сложилось, --

Так то неправда. Довелось
Еще порядком горе мыкать.
Местечко для житья нашлось
Не сразу. Позабудь про Шпиков!

Из Красного потом ушли
В Мурафу, где сложилось гетто.
А жить на что? Ну, помогли
Немного украинцы. Это










Пусть память рода сохранит
В веках. Потом нашли работу:
Кто шьет, кто вяжет, кто поит
Телят, копает погреб, что-то

Из старых досок мастерит,
Чужую хату белит мелом...
По слову -- все в руках горит...
И каждый счастлив: занят делом.

И даже Изенька, малыш --
И тот помощник. Маме нитки
Подаст -- и рад. В награду кныш --
От бабушки... Еще попытки

Предпринимал фашист не раз
Семейство наше уничтожить...
Опустим это. Но рассказ
Охватит то, что не тревожить

Не может, если ты еврей
С раскрытою духовной чакрой.
В Мурафском гетто средь людей --
И нелюдь с адовой печатью

Явился, избивал старух,
Над молодыми издевался,
Прислужник дьявола. Не вдруг,
Поди, в зверюгу воспитался

Еврейский полицай. И я
Встречался с ним позднее в детстве.
Его некрупная семья
От нашей небольшой в соседстве

Тихонько в Черновцах жила...
Предатель тот всегда угрюмо
Шагал... Походка тяжела...
Поди, не отпускала дума,

Поди, душил дремучий страх --
И по ночам не отпуская...
Вот так и прожил жизнь -- в тисках
Тоски... Тюрьму в себе таская...

Чтоб дальше повести рассказ,
Накопим силы передышкой.
Сюда вернемся вскоре. Вас
Надеемся застать за книжкой...