Стучит, стучит мое сердечко
Предвидит трелью твой приход
Ты лишь ногою на крылечко
Оно шумит как целый взвод
И топчет грудь мою нещадно
Грозится убежать к тебе
И знает, милое, отрадно
Так жить для вас двоих рабе…
Звонок.. а дверь уже открыта.
"Иди скорей через порог."
Граница меж двумя размыта
Давно взведен любви курок…
Давно наш выстрел состоялся,
Одною пулей на двоих,
В сердца горящие вкраплялся
До этого таких глухих…
"Ну что ты медлишь?? Раздевайся..
Дубленка в доме ни к чему.
И хитро так не улыбайся,
Не я.. а ты в моем плену."
Плен...
© Copyright: Оленка, 2004
Свидетельство о публикации №104022000004
Свидетельство о публикации №104022000004
Рецензии
Здравствуй, Хорошая!
А вот это классический пример щебетания, того самого... влюбленно-бестолкового :)))
Отмечаю строчку: "оно (сердце) шумит как целый взвод"- ! Недавно из казармы? :))))
С симпатией:
Александр 20.02.2004 10:59 • Заявить о нарушении
А вот это классический пример щебетания, того самого... влюбленно-бестолкового :)))
Отмечаю строчку: "оно (сердце) шумит как целый взвод"- ! Недавно из казармы? :))))
С симпатией:
Александр 20.02.2004 10:59 • Заявить о нарушении
23 февраля — день памяти жертв сталинской депортации 1944 года
Перед депортацией...
Известно, что Сталин оперировал миллионами: десятки миллионов советских граждан были посланы на смерть в ГУЛАГ и другие подобные места. Частью этого, не умещающегося в сознании, числа стали более полумиллиона чеченцев и ингушей, а также сотни тысяч карачаевцев, балкарцев, крымских татар, представителей других народов. Всего во время сталинских акций, которые теперь называют «депортациями», 13 народов СССР были полностью выселены со своих исконных территорий и почти наполовину уничтожены.
Для акций по выселению чеченцев и ингушей Сталин избрал 23-28 февраля 1944 года, чтобы начало «депортации» совпало со всенародными празднованиями Дня Советской Армии. В сталинском приговоре это звучало так: «Поскольку население республики оказало поддержку нацистской армии, Коммунистическая партия и Советское правительство решили переселить всех чеченцев и ингушей…» Хотя известно, что нога немецкого солдата не переступала границ Чечено-Ингушетии, переселяли весь чеченский народ; за чеченцами охотились по всему Советскому Союзу. 17 000 чеченцев погибли на фронтах Великой Отечественной, из них 400 полегли в первые же дни войны, при защите Брестской крепости… Но даже тем, кто защищал советскую родину, в разгар боев давали увольнительную: их арестовывали и угоняли в Казахстан, в Киргизию, в Сибирь… В истории чеченского народа эта депортация с полным правом называется третьим геноцидом чеченцев — в соответствии со всеми определениями геноцида.
По свидетельству одного из ветеранов Второй Мировой войны Бориса Машалова, которому в то время еще не было 19 лет и который в составе своей дивизии был послан на Северный Кавказ, естественно, не зная до последней минуты, для чего, — это происходило так: «Нас по тревоге разбудили в час ночи и приказали оцепить большую площадь в каком-то городке, (он или не знал, или не запомнил названия — В.П.) Потом по двое военных с автоматами наперевес входили в каждый чеченский дом, зачитывали приказ Коммунистической партии и выгоняли людей на площадь. Там было столько детей! Они все плакали, кричали, ночью, в мороз! Это было ужасно, невинные дети, со сна, ночью!»
Людей погружали на грузовики без сидений, без отопления, и везли в Грозный для пересадки в товарные эшелоны. Картина того, что происходило в Грозном, хорошо описана в книге профессора Гуверовского института Джона Данлопа «Россия и Чечня: история противоборства. Корни сепаратистского конфликта» (Москва, 2001 г.) Oн приводит воспоминания депортированных:
«Рассвет 23 февраля предвещал ясный, безоблачный день. В Грозном созывали жителей на празднование 26-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На трибуне появился заместитель командира полка. В короткой сухой речи он огласил приговор. Ошарашенная, замершая от ужаса толпа во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на пункты сбора… Местные руководители и чиновники разделили впоследствии общую судьбу».
Были и более страшные эпизоды при депортации. По книге того же Данлопа: «В некоторых районах людей убивали. Так, все жители аула Хайбах — более 700 человек — по приказу полковника НКВД (Гвешиани — В.П.) были сожжены живыми». Вот свидетельство Дзияудина Мальсагова, тогдашнего заместителя наркома юстиции Чечено-Ингушской АССР:
«27 февраля в селе Хайбах собрали людей со всех окрестных сел и хуторов. Офицер НКВД приказал тем, кто не может идти, зайти в помещение: там, мол, подготовлено место, завезено сено для того, чтобы было теплее. Здесь собралось большое количество стариков, женщин, детей, больных людей, а также присматривающие за больными и престарелыми людьми их родственники. К ним же присоединились остальные люди, которые решили, что вместе с нетранспортабельными могут уехать на машинах и подводах. Некоторые даже поговаривали, что их вывезут на самолетах. По моим подсчетам, в конюшню зашли 650-700 человек.
Все это происходило на моих глазах. Всех остальных жителей района через село Ялхорой под конвоем отправили в село Галашки, а оттуда их нужно было переправить до железнодорожной станции. Примерно в промежутке с 10 до 11 часов, когда увели здоровую часть населения, ворота конюшни закрыли. И тут я услышал команду: «Зажигайте!» В эту же минуту вспыхнул огонь, охватив всю конюшню. Оказывается, все было заранее подготовлено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, со страшными криками о помощи выбили ворота и устремились к выходу. Генерал-полковник Гвешиани, стоявший недалеко от ворот конюшни, приказал: «Огонь!» Выбегающих людей тут же из автоматов и ручных пулеметов стали расстреливать в упор. У выхода из конюшни образовалась гора трупов. Один молодой человек выбежал оттуда, но в метрах двадцати от ворот его настигли пули автоматчиков. Выбежали еще двое, но их также расстреляли».
И Хайбах — еще не все. Вот что пишет далее Данлор: «В других чеченских аулах людей топили, расстреливали, забрасывали гранатами. Жителей отдаленных аулов заставили двое суток брести пешком под надзором НКВД по заснеженным горным тропам. Всем больным и престарелым было приказано остаться (якобы для лечения, после чего они будут воссоединены со своими близкими), но около 300 человек загнали в колхозный сарай и сожгли живыми». И вот что вспоминает Дзияудин Мальсагов: «Через некоторое время Гвешиани подозвал меня с Громовым, дал нам в сопровождение нескольких солдат и отправил в село Малхесты. Это село состояло из нескольких горных хуторов, в которых было больше боевых башен, чем жилых домов. Здесь тоже мы увидели страшную картину: с промежутками в несколько десятков метров прямо на дороге и на горных тропах валялись трупы местных жителей. В самом Малхесты трудно было найти дом, где не было трупов расстрелянных чеченцев. Через несколько дней, когда мы с Громовым возвращались обратно, в пещере мы увидели много бездыханных тел, расстрелянных военными. Мне особенно запомнилась мертвая женщина, прижавшая к себе трупы двух детей — мальчика двух-трех лет и грудного ребенка. В пути следования в Малхесты и обратно мы не встретили ни одного живого местного жителя. Всюду сновали солдаты, а оставшаяся часть горцев скрывалась в горах. Их, как правило, автоматически причисляли к бандитам и жестоко с ними расправлялись. Возвращаясь из села Малхесты, мы с Громовым заехали в Хайбах с тем, чтобы осмотреть место расстрела людей. У конюшни несколько человек собирали останки сожженных людей. Увидев нас, они бросились в разные стороны. Я на чеченском языке крикнул им, чтобы они остановились и подошли к нам. Только один человек приблизился к нам, остальные же разошлись в разные стороны. Это был Жандар Гаев. Вид у него был ужасный. Он уже несколько дней вместе с односельчанами собирал оставшееся от сожженных людей месиво и хоронил все это в другом месте. Жандар сообщил мне, что они уже похоронили 137 трупов».
В качестве сравнения приведу отрывок из автобиографической книги Симона Визенталя «Подсолнечник» (пер. с англ. V. Lauer, New York, 2001). В книге приведена исповедь и мольба о прощении умирающего 22-летнего эсэсовца: «Нам говорили, что в евреях — причина всех наших несчастий. Они стараются взять власть в свои руки. В них причина войны, нищеты, голода и безработицы… Нам дали приказ, и мы направились к столпившейся массе евреев. И в этой толпе я видел много детских глаз, которые смотрели на нас глазами, полными страха. Некоторые тихо плакали. Мужчин было мало. В основном там стояли женщины и седобородые старики. Подъехал грузовик с баками бензина, которые мы разгрузили и внесли в дом. Мужчинам-евреям было приказано занести баки на верхний этаж. Они послушно исполнили приказ: апатично, безвольно, как автоматы. Потом мы начали загонять евреев в дом, хлыстами, оскорблениями, пинками. Дом был небольшой, всего три этажа. Я не верил, что туда можно загнать всю эту толпу. Но через несколько минут на улице не осталось ни одного еврея. Потом дом заперли, а напротив установили пулемет. И тогда мы отошли на несколько метров, и последовала команда снять предохранители с ручных гранат и бросать их в окна дома. Взрывы следовали один за другим. Боже мой!..» Конец истории можно не описывать. Страшнее ли этот акт, чем тот, что был совершен в чеченском ауле Хайбах примерно в то же время? Известен ли истории хоть один солдат из тех, кто совершал ЭТО, который бы раскаивался, как тот немецкий солдат?
…Это было только началом депортации. В транспорте, который двигался почти месяц в Казахстан, по сводкам и донесениям, погибли до 50% всех чеченцев и ингушей, в основном — детей, — от голода, холода и эпидемии тифа: «На коротких, глухих стоянках, на безлюдных разъездах, возле поезда, в черном от паровозной копоти снегу хоронили трупы. Не разрешалось отходить от поезда более, чем на 5 метров, — стреляли на месте» (Н.Ф.Бугаи. “Правда о депортации чеченского и ингушского народов», журнал "Вопросы истории", 1990, №7).
Только в первые 2-3 года в Казахстане погибло до 20% переселенцев: «Самый страшный удар Чечено-Ингушскому народу был нанесен в первые 2-3 года, когда голод и ужасные болезни вынуждали хоронить тысячами своих соплеменников в среднеазиатских степях» (А.Некрич. «Наказанные народы». New York, W.W.Norton, 1978. Стр. 118).
Этим погибающим людям поставили клеймо «бандиты», как теперь безразборно записывают в «террористы».
Тактика «выжженной земли» применяется в Чечне и сегодня. История повторяется, только мало кто извлекает из неё уроки. А она за небрежение и забывчивость жестоко карает. Но беда в том, что страдают в первую очередь не те, кто отдаёт приказы, а невинные люди
Мараки 20.02.2004 11:02 Заявить о нарушении
Перед депортацией...
Известно, что Сталин оперировал миллионами: десятки миллионов советских граждан были посланы на смерть в ГУЛАГ и другие подобные места. Частью этого, не умещающегося в сознании, числа стали более полумиллиона чеченцев и ингушей, а также сотни тысяч карачаевцев, балкарцев, крымских татар, представителей других народов. Всего во время сталинских акций, которые теперь называют «депортациями», 13 народов СССР были полностью выселены со своих исконных территорий и почти наполовину уничтожены.
Для акций по выселению чеченцев и ингушей Сталин избрал 23-28 февраля 1944 года, чтобы начало «депортации» совпало со всенародными празднованиями Дня Советской Армии. В сталинском приговоре это звучало так: «Поскольку население республики оказало поддержку нацистской армии, Коммунистическая партия и Советское правительство решили переселить всех чеченцев и ингушей…» Хотя известно, что нога немецкого солдата не переступала границ Чечено-Ингушетии, переселяли весь чеченский народ; за чеченцами охотились по всему Советскому Союзу. 17 000 чеченцев погибли на фронтах Великой Отечественной, из них 400 полегли в первые же дни войны, при защите Брестской крепости… Но даже тем, кто защищал советскую родину, в разгар боев давали увольнительную: их арестовывали и угоняли в Казахстан, в Киргизию, в Сибирь… В истории чеченского народа эта депортация с полным правом называется третьим геноцидом чеченцев — в соответствии со всеми определениями геноцида.
По свидетельству одного из ветеранов Второй Мировой войны Бориса Машалова, которому в то время еще не было 19 лет и который в составе своей дивизии был послан на Северный Кавказ, естественно, не зная до последней минуты, для чего, — это происходило так: «Нас по тревоге разбудили в час ночи и приказали оцепить большую площадь в каком-то городке, (он или не знал, или не запомнил названия — В.П.) Потом по двое военных с автоматами наперевес входили в каждый чеченский дом, зачитывали приказ Коммунистической партии и выгоняли людей на площадь. Там было столько детей! Они все плакали, кричали, ночью, в мороз! Это было ужасно, невинные дети, со сна, ночью!»
Людей погружали на грузовики без сидений, без отопления, и везли в Грозный для пересадки в товарные эшелоны. Картина того, что происходило в Грозном, хорошо описана в книге профессора Гуверовского института Джона Данлопа «Россия и Чечня: история противоборства. Корни сепаратистского конфликта» (Москва, 2001 г.) Oн приводит воспоминания депортированных:
«Рассвет 23 февраля предвещал ясный, безоблачный день. В Грозном созывали жителей на празднование 26-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На трибуне появился заместитель командира полка. В короткой сухой речи он огласил приговор. Ошарашенная, замершая от ужаса толпа во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на пункты сбора… Местные руководители и чиновники разделили впоследствии общую судьбу».
Были и более страшные эпизоды при депортации. По книге того же Данлопа: «В некоторых районах людей убивали. Так, все жители аула Хайбах — более 700 человек — по приказу полковника НКВД (Гвешиани — В.П.) были сожжены живыми». Вот свидетельство Дзияудина Мальсагова, тогдашнего заместителя наркома юстиции Чечено-Ингушской АССР:
«27 февраля в селе Хайбах собрали людей со всех окрестных сел и хуторов. Офицер НКВД приказал тем, кто не может идти, зайти в помещение: там, мол, подготовлено место, завезено сено для того, чтобы было теплее. Здесь собралось большое количество стариков, женщин, детей, больных людей, а также присматривающие за больными и престарелыми людьми их родственники. К ним же присоединились остальные люди, которые решили, что вместе с нетранспортабельными могут уехать на машинах и подводах. Некоторые даже поговаривали, что их вывезут на самолетах. По моим подсчетам, в конюшню зашли 650-700 человек.
Все это происходило на моих глазах. Всех остальных жителей района через село Ялхорой под конвоем отправили в село Галашки, а оттуда их нужно было переправить до железнодорожной станции. Примерно в промежутке с 10 до 11 часов, когда увели здоровую часть населения, ворота конюшни закрыли. И тут я услышал команду: «Зажигайте!» В эту же минуту вспыхнул огонь, охватив всю конюшню. Оказывается, все было заранее подготовлено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, со страшными криками о помощи выбили ворота и устремились к выходу. Генерал-полковник Гвешиани, стоявший недалеко от ворот конюшни, приказал: «Огонь!» Выбегающих людей тут же из автоматов и ручных пулеметов стали расстреливать в упор. У выхода из конюшни образовалась гора трупов. Один молодой человек выбежал оттуда, но в метрах двадцати от ворот его настигли пули автоматчиков. Выбежали еще двое, но их также расстреляли».
И Хайбах — еще не все. Вот что пишет далее Данлор: «В других чеченских аулах людей топили, расстреливали, забрасывали гранатами. Жителей отдаленных аулов заставили двое суток брести пешком под надзором НКВД по заснеженным горным тропам. Всем больным и престарелым было приказано остаться (якобы для лечения, после чего они будут воссоединены со своими близкими), но около 300 человек загнали в колхозный сарай и сожгли живыми». И вот что вспоминает Дзияудин Мальсагов: «Через некоторое время Гвешиани подозвал меня с Громовым, дал нам в сопровождение нескольких солдат и отправил в село Малхесты. Это село состояло из нескольких горных хуторов, в которых было больше боевых башен, чем жилых домов. Здесь тоже мы увидели страшную картину: с промежутками в несколько десятков метров прямо на дороге и на горных тропах валялись трупы местных жителей. В самом Малхесты трудно было найти дом, где не было трупов расстрелянных чеченцев. Через несколько дней, когда мы с Громовым возвращались обратно, в пещере мы увидели много бездыханных тел, расстрелянных военными. Мне особенно запомнилась мертвая женщина, прижавшая к себе трупы двух детей — мальчика двух-трех лет и грудного ребенка. В пути следования в Малхесты и обратно мы не встретили ни одного живого местного жителя. Всюду сновали солдаты, а оставшаяся часть горцев скрывалась в горах. Их, как правило, автоматически причисляли к бандитам и жестоко с ними расправлялись. Возвращаясь из села Малхесты, мы с Громовым заехали в Хайбах с тем, чтобы осмотреть место расстрела людей. У конюшни несколько человек собирали останки сожженных людей. Увидев нас, они бросились в разные стороны. Я на чеченском языке крикнул им, чтобы они остановились и подошли к нам. Только один человек приблизился к нам, остальные же разошлись в разные стороны. Это был Жандар Гаев. Вид у него был ужасный. Он уже несколько дней вместе с односельчанами собирал оставшееся от сожженных людей месиво и хоронил все это в другом месте. Жандар сообщил мне, что они уже похоронили 137 трупов».
В качестве сравнения приведу отрывок из автобиографической книги Симона Визенталя «Подсолнечник» (пер. с англ. V. Lauer, New York, 2001). В книге приведена исповедь и мольба о прощении умирающего 22-летнего эсэсовца: «Нам говорили, что в евреях — причина всех наших несчастий. Они стараются взять власть в свои руки. В них причина войны, нищеты, голода и безработицы… Нам дали приказ, и мы направились к столпившейся массе евреев. И в этой толпе я видел много детских глаз, которые смотрели на нас глазами, полными страха. Некоторые тихо плакали. Мужчин было мало. В основном там стояли женщины и седобородые старики. Подъехал грузовик с баками бензина, которые мы разгрузили и внесли в дом. Мужчинам-евреям было приказано занести баки на верхний этаж. Они послушно исполнили приказ: апатично, безвольно, как автоматы. Потом мы начали загонять евреев в дом, хлыстами, оскорблениями, пинками. Дом был небольшой, всего три этажа. Я не верил, что туда можно загнать всю эту толпу. Но через несколько минут на улице не осталось ни одного еврея. Потом дом заперли, а напротив установили пулемет. И тогда мы отошли на несколько метров, и последовала команда снять предохранители с ручных гранат и бросать их в окна дома. Взрывы следовали один за другим. Боже мой!..» Конец истории можно не описывать. Страшнее ли этот акт, чем тот, что был совершен в чеченском ауле Хайбах примерно в то же время? Известен ли истории хоть один солдат из тех, кто совершал ЭТО, который бы раскаивался, как тот немецкий солдат?
…Это было только началом депортации. В транспорте, который двигался почти месяц в Казахстан, по сводкам и донесениям, погибли до 50% всех чеченцев и ингушей, в основном — детей, — от голода, холода и эпидемии тифа: «На коротких, глухих стоянках, на безлюдных разъездах, возле поезда, в черном от паровозной копоти снегу хоронили трупы. Не разрешалось отходить от поезда более, чем на 5 метров, — стреляли на месте» (Н.Ф.Бугаи. “Правда о депортации чеченского и ингушского народов», журнал "Вопросы истории", 1990, №7).
Только в первые 2-3 года в Казахстане погибло до 20% переселенцев: «Самый страшный удар Чечено-Ингушскому народу был нанесен в первые 2-3 года, когда голод и ужасные болезни вынуждали хоронить тысячами своих соплеменников в среднеазиатских степях» (А.Некрич. «Наказанные народы». New York, W.W.Norton, 1978. Стр. 118).
Этим погибающим людям поставили клеймо «бандиты», как теперь безразборно записывают в «террористы».
Тактика «выжженной земли» применяется в Чечне и сегодня. История повторяется, только мало кто извлекает из неё уроки. А она за небрежение и забывчивость жестоко карает. Но беда в том, что страдают в первую очередь не те, кто отдаёт приказы, а невинные люди
Мараки 20.02.2004 11:02 Заявить о нарушении
23 февраля — день памяти жертв сталинской депортации 1944 года
Перед депортацией...
Известно, что Сталин оперировал миллионами: десятки миллионов советских граждан были посланы на смерть в ГУЛАГ и другие подобные места. Частью этого, не умещающегося в сознании, числа стали более полумиллиона чеченцев и ингушей, а также сотни тысяч карачаевцев, балкарцев, крымских татар, представителей других народов. Всего во время сталинских акций, которые теперь называют «депортациями», 13 народов СССР были полностью выселены со своих исконных территорий и почти наполовину уничтожены.
Для акций по выселению чеченцев и ингушей Сталин избрал 23-28 февраля 1944 года, чтобы начало «депортации» совпало со всенародными празднованиями Дня Советской Армии. В сталинском приговоре это звучало так: «Поскольку население республики оказало поддержку нацистской армии, Коммунистическая партия и Советское правительство решили переселить всех чеченцев и ингушей…» Хотя известно, что нога немецкого солдата не переступала границ Чечено-Ингушетии, переселяли весь чеченский народ; за чеченцами охотились по всему Советскому Союзу. 17 000 чеченцев погибли на фронтах Великой Отечественной, из них 400 полегли в первые же дни войны, при защите Брестской крепости… Но даже тем, кто защищал советскую родину, в разгар боев давали увольнительную: их арестовывали и угоняли в Казахстан, в Киргизию, в Сибирь… В истории чеченского народа эта депортация с полным правом называется третьим геноцидом чеченцев — в соответствии со всеми определениями геноцида.
По свидетельству одного из ветеранов Второй Мировой войны Бориса Машалова, которому в то время еще не было 19 лет и который в составе своей дивизии был послан на Северный Кавказ, естественно, не зная до последней минуты, для чего, — это происходило так: «Нас по тревоге разбудили в час ночи и приказали оцепить большую площадь в каком-то городке, (он или не знал, или не запомнил названия — В.П.) Потом по двое военных с автоматами наперевес входили в каждый чеченский дом, зачитывали приказ Коммунистической партии и выгоняли людей на площадь. Там было столько детей! Они все плакали, кричали, ночью, в мороз! Это было ужасно, невинные дети, со сна, ночью!»
Людей погружали на грузовики без сидений, без отопления, и везли в Грозный для пересадки в товарные эшелоны. Картина того, что происходило в Грозном, хорошо описана в книге профессора Гуверовского института Джона Данлопа «Россия и Чечня: история противоборства. Корни сепаратистского конфликта» (Москва, 2001 г.) Oн приводит воспоминания депортированных:
«Рассвет 23 февраля предвещал ясный, безоблачный день. В Грозном созывали жителей на празднование 26-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На трибуне появился заместитель командира полка. В короткой сухой речи он огласил приговор. Ошарашенная, замершая от ужаса толпа во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на пункты сбора… Местные руководители и чиновники разделили впоследствии общую судьбу».
Были и более страшные эпизоды при депортации. По книге того же Данлопа: «В некоторых районах людей убивали. Так, все жители аула Хайбах — более 700 человек — по приказу полковника НКВД (Гвешиани — В.П.) были сожжены живыми». Вот свидетельство Дзияудина Мальсагова, тогдашнего заместителя наркома юстиции Чечено-Ингушской АССР:
«27 февраля в селе Хайбах собрали людей со всех окрестных сел и хуторов. Офицер НКВД приказал тем, кто не может идти, зайти в помещение: там, мол, подготовлено место, завезено сено для того, чтобы было теплее. Здесь собралось большое количество стариков, женщин, детей, больных людей, а также присматривающие за больными и престарелыми людьми их родственники. К ним же присоединились остальные люди, которые решили, что вместе с нетранспортабельными могут уехать на машинах и подводах. Некоторые даже поговаривали, что их вывезут на самолетах. По моим подсчетам, в конюшню зашли 650-700 человек.
Все это происходило на моих глазах. Всех остальных жителей района через село Ялхорой под конвоем отправили в село Галашки, а оттуда их нужно было переправить до железнодорожной станции. Примерно в промежутке с 10 до 11 часов, когда увели здоровую часть населения, ворота конюшни закрыли. И тут я услышал команду: «Зажигайте!» В эту же минуту вспыхнул огонь, охватив всю конюшню. Оказывается, все было заранее подготовлено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, со страшными криками о помощи выбили ворота и устремились к выходу. Генерал-полковник Гвешиани, стоявший недалеко от ворот конюшни, приказал: «Огонь!» Выбегающих людей тут же из автоматов и ручных пулеметов стали расстреливать в упор. У выхода из конюшни образовалась гора трупов. Один молодой человек выбежал оттуда, но в метрах двадцати от ворот его настигли пули автоматчиков. Выбежали еще двое, но их также расстреляли».
И Хайбах — еще не все. Вот что пишет далее Данлор: «В других чеченских аулах людей топили, расстреливали, забрасывали гранатами. Жителей отдаленных аулов заставили двое суток брести пешком под надзором НКВД по заснеженным горным тропам. Всем больным и престарелым было приказано остаться (якобы для лечения, после чего они будут воссоединены со своими близкими), но около 300 человек загнали в колхозный сарай и сожгли живыми». И вот что вспоминает Дзияудин Мальсагов: «Через некоторое время Гвешиани подозвал меня с Громовым, дал нам в сопровождение нескольких солдат и отправил в село Малхесты. Это село состояло из нескольких горных хуторов, в которых было больше боевых башен, чем жилых домов. Здесь тоже мы увидели страшную картину: с промежутками в несколько десятков метров прямо на дороге и на горных тропах валялись трупы местных жителей. В самом Малхесты трудно было найти дом, где не было трупов расстрелянных чеченцев. Через несколько дней, когда мы с Громовым возвращались обратно, в пещере мы увидели много бездыханных тел, расстрелянных военными. Мне особенно запомнилась мертвая женщина, прижавшая к себе трупы двух детей — мальчика двух-трех лет и грудного ребенка. В пути следования в Малхесты и обратно мы не встретили ни одного живого местного жителя. Всюду сновали солдаты, а оставшаяся часть горцев скрывалась в горах. Их, как правило, автоматически причисляли к бандитам и жестоко с ними расправлялись. Возвращаясь из села Малхесты, мы с Громовым заехали в Хайбах с тем, чтобы осмотреть место расстрела людей. У конюшни несколько человек собирали останки сожженных людей. Увидев нас, они бросились в разные стороны. Я на чеченском языке крикнул им, чтобы они остановились и подошли к нам. Только один человек приблизился к нам, остальные же разошлись в разные стороны. Это был Жандар Гаев. Вид у него был ужасный. Он уже несколько дней вместе с односельчанами собирал оставшееся от сожженных людей месиво и хоронил все это в другом месте. Жандар сообщил мне, что они уже похоронили 137 трупов».
В качестве сравнения приведу отрывок из автобиографической книги Симона Визенталя «Подсолнечник» (пер. с англ. V. Lauer, New York, 2001). В книге приведена исповедь и мольба о прощении умирающего 22-летнего эсэсовца: «Нам говорили, что в евреях — причина всех наших несчастий. Они стараются взять власть в свои руки. В них причина войны, нищеты, голода и безработицы… Нам дали приказ, и мы направились к столпившейся массе евреев. И в этой толпе я видел много детских глаз, которые смотрели на нас глазами, полными страха. Некоторые тихо плакали. Мужчин было мало. В основном там стояли женщины и седобородые старики. Подъехал грузовик с баками бензина, которые мы разгрузили и внесли в дом. Мужчинам-евреям было приказано занести баки на верхний этаж. Они послушно исполнили приказ: апатично, безвольно, как автоматы. Потом мы начали загонять евреев в дом, хлыстами, оскорблениями, пинками. Дом был небольшой, всего три этажа. Я не верил, что туда можно загнать всю эту толпу. Но через несколько минут на улице не осталось ни одного еврея. Потом дом заперли, а напротив установили пулемет. И тогда мы отошли на несколько метров, и последовала команда снять предохранители с ручных гранат и бросать их в окна дома. Взрывы следовали один за другим. Боже мой!..» Конец истории можно не описывать. Страшнее ли этот акт, чем тот, что был совершен в чеченском ауле Хайбах примерно в то же время? Известен ли истории хоть один солдат из тех, кто совершал ЭТО, который бы раскаивался, как тот немецкий солдат?
…Это было только началом депортации. В транспорте, который двигался почти месяц в Казахстан, по сводкам и донесениям, погибли до 50% всех чеченцев и ингушей, в основном — детей, — от голода, холода и эпидемии тифа: «На коротких, глухих стоянках, на безлюдных разъездах, возле поезда, в черном от паровозной копоти снегу хоронили трупы. Не разрешалось отходить от поезда более, чем на 5 метров, — стреляли на месте» (Н.Ф.Бугаи. “Правда о депортации чеченского и ингушского народов», журнал "Вопросы истории", 1990, №7).
Только в первые 2-3 года в Казахстане погибло до 20% переселенцев: «Самый страшный удар Чечено-Ингушскому народу был нанесен в первые 2-3 года, когда голод и ужасные болезни вынуждали хоронить тысячами своих соплеменников в среднеазиатских степях» (А.Некрич. «Наказанные народы». New York, W.W.Norton, 1978. Стр. 118).
Этим погибающим людям поставили клеймо «бандиты», как теперь безразборно записывают в «террористы».
Тактика «выжженной земли» применяется в Чечне и сегодня. История повторяется, только мало кто извлекает из неё уроки. А она за небрежение и забывчивость жестоко карает. Но беда в том, что страдают в первую очередь не те, кто отдаёт приказы, а невинные люди
Мараки 20.02.2004 11:02 Заявить о нарушении
Перед депортацией...
Известно, что Сталин оперировал миллионами: десятки миллионов советских граждан были посланы на смерть в ГУЛАГ и другие подобные места. Частью этого, не умещающегося в сознании, числа стали более полумиллиона чеченцев и ингушей, а также сотни тысяч карачаевцев, балкарцев, крымских татар, представителей других народов. Всего во время сталинских акций, которые теперь называют «депортациями», 13 народов СССР были полностью выселены со своих исконных территорий и почти наполовину уничтожены.
Для акций по выселению чеченцев и ингушей Сталин избрал 23-28 февраля 1944 года, чтобы начало «депортации» совпало со всенародными празднованиями Дня Советской Армии. В сталинском приговоре это звучало так: «Поскольку население республики оказало поддержку нацистской армии, Коммунистическая партия и Советское правительство решили переселить всех чеченцев и ингушей…» Хотя известно, что нога немецкого солдата не переступала границ Чечено-Ингушетии, переселяли весь чеченский народ; за чеченцами охотились по всему Советскому Союзу. 17 000 чеченцев погибли на фронтах Великой Отечественной, из них 400 полегли в первые же дни войны, при защите Брестской крепости… Но даже тем, кто защищал советскую родину, в разгар боев давали увольнительную: их арестовывали и угоняли в Казахстан, в Киргизию, в Сибирь… В истории чеченского народа эта депортация с полным правом называется третьим геноцидом чеченцев — в соответствии со всеми определениями геноцида.
По свидетельству одного из ветеранов Второй Мировой войны Бориса Машалова, которому в то время еще не было 19 лет и который в составе своей дивизии был послан на Северный Кавказ, естественно, не зная до последней минуты, для чего, — это происходило так: «Нас по тревоге разбудили в час ночи и приказали оцепить большую площадь в каком-то городке, (он или не знал, или не запомнил названия — В.П.) Потом по двое военных с автоматами наперевес входили в каждый чеченский дом, зачитывали приказ Коммунистической партии и выгоняли людей на площадь. Там было столько детей! Они все плакали, кричали, ночью, в мороз! Это было ужасно, невинные дети, со сна, ночью!»
Людей погружали на грузовики без сидений, без отопления, и везли в Грозный для пересадки в товарные эшелоны. Картина того, что происходило в Грозном, хорошо описана в книге профессора Гуверовского института Джона Данлопа «Россия и Чечня: история противоборства. Корни сепаратистского конфликта» (Москва, 2001 г.) Oн приводит воспоминания депортированных:
«Рассвет 23 февраля предвещал ясный, безоблачный день. В Грозном созывали жителей на празднование 26-й годовщины создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На трибуне появился заместитель командира полка. В короткой сухой речи он огласил приговор. Ошарашенная, замершая от ужаса толпа во главе с местными чиновниками двинулась строем по четыре на пункты сбора… Местные руководители и чиновники разделили впоследствии общую судьбу».
Были и более страшные эпизоды при депортации. По книге того же Данлопа: «В некоторых районах людей убивали. Так, все жители аула Хайбах — более 700 человек — по приказу полковника НКВД (Гвешиани — В.П.) были сожжены живыми». Вот свидетельство Дзияудина Мальсагова, тогдашнего заместителя наркома юстиции Чечено-Ингушской АССР:
«27 февраля в селе Хайбах собрали людей со всех окрестных сел и хуторов. Офицер НКВД приказал тем, кто не может идти, зайти в помещение: там, мол, подготовлено место, завезено сено для того, чтобы было теплее. Здесь собралось большое количество стариков, женщин, детей, больных людей, а также присматривающие за больными и престарелыми людьми их родственники. К ним же присоединились остальные люди, которые решили, что вместе с нетранспортабельными могут уехать на машинах и подводах. Некоторые даже поговаривали, что их вывезут на самолетах. По моим подсчетам, в конюшню зашли 650-700 человек.
Все это происходило на моих глазах. Всех остальных жителей района через село Ялхорой под конвоем отправили в село Галашки, а оттуда их нужно было переправить до железнодорожной станции. Примерно в промежутке с 10 до 11 часов, когда увели здоровую часть населения, ворота конюшни закрыли. И тут я услышал команду: «Зажигайте!» В эту же минуту вспыхнул огонь, охватив всю конюшню. Оказывается, все было заранее подготовлено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, со страшными криками о помощи выбили ворота и устремились к выходу. Генерал-полковник Гвешиани, стоявший недалеко от ворот конюшни, приказал: «Огонь!» Выбегающих людей тут же из автоматов и ручных пулеметов стали расстреливать в упор. У выхода из конюшни образовалась гора трупов. Один молодой человек выбежал оттуда, но в метрах двадцати от ворот его настигли пули автоматчиков. Выбежали еще двое, но их также расстреляли».
И Хайбах — еще не все. Вот что пишет далее Данлор: «В других чеченских аулах людей топили, расстреливали, забрасывали гранатами. Жителей отдаленных аулов заставили двое суток брести пешком под надзором НКВД по заснеженным горным тропам. Всем больным и престарелым было приказано остаться (якобы для лечения, после чего они будут воссоединены со своими близкими), но около 300 человек загнали в колхозный сарай и сожгли живыми». И вот что вспоминает Дзияудин Мальсагов: «Через некоторое время Гвешиани подозвал меня с Громовым, дал нам в сопровождение нескольких солдат и отправил в село Малхесты. Это село состояло из нескольких горных хуторов, в которых было больше боевых башен, чем жилых домов. Здесь тоже мы увидели страшную картину: с промежутками в несколько десятков метров прямо на дороге и на горных тропах валялись трупы местных жителей. В самом Малхесты трудно было найти дом, где не было трупов расстрелянных чеченцев. Через несколько дней, когда мы с Громовым возвращались обратно, в пещере мы увидели много бездыханных тел, расстрелянных военными. Мне особенно запомнилась мертвая женщина, прижавшая к себе трупы двух детей — мальчика двух-трех лет и грудного ребенка. В пути следования в Малхесты и обратно мы не встретили ни одного живого местного жителя. Всюду сновали солдаты, а оставшаяся часть горцев скрывалась в горах. Их, как правило, автоматически причисляли к бандитам и жестоко с ними расправлялись. Возвращаясь из села Малхесты, мы с Громовым заехали в Хайбах с тем, чтобы осмотреть место расстрела людей. У конюшни несколько человек собирали останки сожженных людей. Увидев нас, они бросились в разные стороны. Я на чеченском языке крикнул им, чтобы они остановились и подошли к нам. Только один человек приблизился к нам, остальные же разошлись в разные стороны. Это был Жандар Гаев. Вид у него был ужасный. Он уже несколько дней вместе с односельчанами собирал оставшееся от сожженных людей месиво и хоронил все это в другом месте. Жандар сообщил мне, что они уже похоронили 137 трупов».
В качестве сравнения приведу отрывок из автобиографической книги Симона Визенталя «Подсолнечник» (пер. с англ. V. Lauer, New York, 2001). В книге приведена исповедь и мольба о прощении умирающего 22-летнего эсэсовца: «Нам говорили, что в евреях — причина всех наших несчастий. Они стараются взять власть в свои руки. В них причина войны, нищеты, голода и безработицы… Нам дали приказ, и мы направились к столпившейся массе евреев. И в этой толпе я видел много детских глаз, которые смотрели на нас глазами, полными страха. Некоторые тихо плакали. Мужчин было мало. В основном там стояли женщины и седобородые старики. Подъехал грузовик с баками бензина, которые мы разгрузили и внесли в дом. Мужчинам-евреям было приказано занести баки на верхний этаж. Они послушно исполнили приказ: апатично, безвольно, как автоматы. Потом мы начали загонять евреев в дом, хлыстами, оскорблениями, пинками. Дом был небольшой, всего три этажа. Я не верил, что туда можно загнать всю эту толпу. Но через несколько минут на улице не осталось ни одного еврея. Потом дом заперли, а напротив установили пулемет. И тогда мы отошли на несколько метров, и последовала команда снять предохранители с ручных гранат и бросать их в окна дома. Взрывы следовали один за другим. Боже мой!..» Конец истории можно не описывать. Страшнее ли этот акт, чем тот, что был совершен в чеченском ауле Хайбах примерно в то же время? Известен ли истории хоть один солдат из тех, кто совершал ЭТО, который бы раскаивался, как тот немецкий солдат?
…Это было только началом депортации. В транспорте, который двигался почти месяц в Казахстан, по сводкам и донесениям, погибли до 50% всех чеченцев и ингушей, в основном — детей, — от голода, холода и эпидемии тифа: «На коротких, глухих стоянках, на безлюдных разъездах, возле поезда, в черном от паровозной копоти снегу хоронили трупы. Не разрешалось отходить от поезда более, чем на 5 метров, — стреляли на месте» (Н.Ф.Бугаи. “Правда о депортации чеченского и ингушского народов», журнал "Вопросы истории", 1990, №7).
Только в первые 2-3 года в Казахстане погибло до 20% переселенцев: «Самый страшный удар Чечено-Ингушскому народу был нанесен в первые 2-3 года, когда голод и ужасные болезни вынуждали хоронить тысячами своих соплеменников в среднеазиатских степях» (А.Некрич. «Наказанные народы». New York, W.W.Norton, 1978. Стр. 118).
Этим погибающим людям поставили клеймо «бандиты», как теперь безразборно записывают в «террористы».
Тактика «выжженной земли» применяется в Чечне и сегодня. История повторяется, только мало кто извлекает из неё уроки. А она за небрежение и забывчивость жестоко карает. Но беда в том, что страдают в первую очередь не те, кто отдаёт приказы, а невинные люди
Мараки 20.02.2004 11:02 Заявить о нарушении
Слушай, лучше бы ты не писал, не копытел здесь на моих страничках. без капельки уважения, с равскрытой душою, автор.
Зенцов 20.02.2004 11:25 Заявить о нарушении
Зенцов 20.02.2004 11:25 Заявить о нарушении
Ой.. мамочка.. какой глюк:) На всю страничку:)
Бестолкового говорите?:)) Чтож.. буду исправляться:)) Знать бы еще.. в какую сторону двигаться?:)))
А взвод.. Ну во первых.. 23 не за горами:))( с чем кстати и вас заранее поздравляю.. не знаю.. успею ли еще появиться:)) А во вторых.. я живу в военном городке:)) От таких сравнений не уберечься:))))
Ваша,
Оленка 20.02.2004 15:55 Заявить о нарушении
Бестолкового говорите?:)) Чтож.. буду исправляться:)) Знать бы еще.. в какую сторону двигаться?:)))
А взвод.. Ну во первых.. 23 не за горами:))( с чем кстати и вас заранее поздравляю.. не знаю.. успею ли еще появиться:)) А во вторых.. я живу в военном городке:)) От таких сравнений не уберечься:))))
Ваша,
Оленка 20.02.2004 15:55 Заявить о нарушении