встреча с Мальчишом
мне больше нечего сказать
весна – пора для откровений
настало время засыпать
в обломках собственных творений.
Помнишь, как горели корабли?
А. Энзе «P.S.»
..\мягкое\письма к брату\мне больше нчего сказать.jpg
Теряя последние капли spirit, Алексей неистово волочился на шум мотора. По его характерному звучанию, похожему на попердывание бурундучка, он догадывался, что мотор – советско-российский. Мысль о том, что он может быть трофейным, а, следовательно, принадлежать китайцам, Алексей старательно («пошла на ***, пошла на хуй, пошла на хуй, пошла на хуй, пошла на хуй, пошла на хуй, пошла на хуй, пошла на хуй!») гнал прочь.
Почерневшие ладони из последних сил скребли наст; стершиеся подошвы унтов, уже давно не защищала ступни, и те, превратившись в жалкие, черные головешки, отвалились еще три дня назад.
Наконец, Алексей, как куль с говном, вывалился на проложенную среди белого безмолвия трассу.
Вдалеке, в облаке снега виднелись четыре мухомора грузовиков. Они хватко-сноровисто, по мужицки, шли в его сторону, все фары на них – дальнего света, противотуманки и проблесковые маячки, были включены. В приблизившихся силуэтах, Алексей без труда опознал «КАМАЗы», с двадцатитонными контейнерами, вместо кузовов.
По мере приближения колонны, стал слышан и громовой вой сирены, который издавал флагман. Глаза Алексея подернулись пеленой слез – волшебная влага разобрала эмблему на морде головенного «КАМАЗа»: двуглавый орел, сжимает в лапах две пятиконечные звезды.
- Наши… - прошептал он потрескавшими губами. – Наши, еб вашу мать!
Его голова бессильно ткнулась в дорожную корку льда, и он потерял ее и сознание.
Колонна из четырех автомобилей остановилась возле неподвижного тела Алексея. Его душа с высоты трех метров наблюдала, как из распахнувшейся двери выскочил шофер, судя по возрасту – из «Последнего призыва пятнадцатилетних», сноровко обежал кабину, распахнул правую дверцу и упал возле нее, образовав «скамеечку».
Из кабины, не воспользовавшись, положенной по чину, «скамеечкой», выскочил стройный молодой человек, лет 25, однако уже в форме подполковника фармакологических войск, ладно, без единой складочки и полосочки пригнанной к телу, лишь кое-где блестели непонятно откуда на ней появившиеся, белоснежные птичьи перышки.
Заглянув в глаза Алексею, и разглядев в них отражение висевшей в высоте души, тот скомандовал:
- Митя, в кабину его. Живо!
Шофер подбежал к стоящему и лежащему, ловко подхватил уже начавшее деревенеть тело Алексея и затащил его в салон.
Успокоенная душа, решив еще немного задержаться в этом ****ом мире, юркнула обратно в тело, и Алексей приоткрыл глаза. Машина к тому времени уже тронулась, его спаситель занял свое место справа от шофера. Сквозь полуприкрытые глаза, Алексей стал рассматривать интерьер кабины. Он был выдержан в строгих багряно-красных цветах, обильная бахрома на тяжелых оконных шторах и драпировке, надежно защищала от сорокаградусного мороза и заставляла жить проносящийся за окном пейзаж, собственной жизнью. Под потолком звенел десяток амулетов. Тут были и пустые, «расстрелянные» жестянки их под кока-колы, и фигурки обнаженных девиц, страдающих гипертрофией молочных желез, и кусочки разноцветных тряпочек с портретами давно погасших звезд спорта. По верху лобового стекла тянулся ряд разноцветных наклеек, поцарапанных и задроченных до такой степени, что изображения на них разобрать было невозможно.
Подняв глаза вверх, Алексей похолодел. В центре потолка кроваво-красно блестела пентограмма. Ее лучи были обильно смазаны чем-то красным и липко-тягучим. Из обрамления красной звезды прямо на Алексея, смотрело, прищурившись, фотоизображение Ильича. Чернявая бородка была выполнена из настоящих волос, завитых в косицы, и они медленно шевелились в восходящих потоках воздуха, как щупальца спрута. Страшная догадка обожгла сознание. Алексей понял, что находится в передвижной походной церкви военного коммунизма.
В училище ****ели про нее разное: что ее адепты практикуют давно запрещенные половые контакты с женщинами, что их головная церковь, ячейка, находится на тридцатиметровой глубине одной из ракетных шахт, что, выкрав кусочек плащаницы, монахи церкви сумели выделить генетический код, содержащийся в частицах крови, и клонировали И. Христа.
Заметив, что Алексей пришел в себя-к себе-в себя, его спаситель приветливо улыбнулся, и, обнажив в улыбке одинаковые, остро заточенные на конус зубы, протянул для рукопожатия руку:
- Мальчиш!
Алексей, попытался, было ответить на рукопожатие, но сил хватило лишь на то, чтобы с трудом разжав губы, прошептать:
- Капитан Маресьев-дубль-два. Выполнял секретное задание в тылу врага. Во время схватки с превосходящими силами противника, моя боевая ротабоевая рвота.doc была полностью уничтожена. Получил ранение около недели назад, пытаясь разломать мейклавmacelove.doc китайцев. Не знаю…. Там еще спермоносный заряд был… успел, или нет, не знаю… До встречи с вами, скитался по тайге. Если бы не эта встреча, пришли бы π-здарики….
- Я все знаю. – тихо ответил Мальчиш. – Митя, трогай потихоньку, а я введу товарищу курс дела.
Открыв бардачок, Мальчиш бережно достал из него ярко-золотую штуковину. Своей внешностью она неопределенно походила на пятикубовый шприц, только материал из которого она была сделана, походил на прозрачное золото, да по центру была вставлена кожаная микрогармошка. Все это сооружение венчала неестественно длиная, около восьми сантиметров, Игла.
Левой рукой Мальчиш убрал прядь седых волос со лба и, зажмурившись, резко всадил иглу себе над переносицей. Меха гармошки самопроизвольно сократились, расширились, и в полость шприца полилась какая-то отдаленно-метафизическая, прекрасная и добрая до слез, русская народная песня.
..\мягкое\03.mp3
Мальчиш сидел прямо, не открывая глаз, словно пытался проанализировать смысл песни. Алексей с трудом разбирал отдельные слова: что-то о чистом поле и о березе, на которой повесилась девушка.
Когда песня стихла, шприц наполнился.
Когда шприц наполнился, песня стихла.
Мальчиш открыл глаза. Митя, все это время державший командира за руки, выдернул шприц изо лба и передал его Мальчишу.
Мальчиш бережно взял шприц и, аккуратно, словно беспомощному младенцу, а, по сути, Алексей сейчас таким и являлся, закатал рукава его гимнастерки, передавил дорогу, получил контроль и ловко ввел Алексею курс дела.
Алексей охнул
Первая капля русской народной песни проникла в пустотные загогулины сознания, и он понял и вспомнил все…
Имплантированная московскими пидарасами, вынужденная двуполушарность схлопнулась, сжалась, треснула и разжала удушающие объятия. Шелуха векового вранья осыпалась и ослепляюще яркая картина незамутненного мира предстала перед ним. Алексей понял, мучительно осознал, и отчетливо увидел, какая ***ня окружала его плотно спеленутым в пронафталиненном одеяльце «здравого смысла» все эти годы! Залупленные в себя ****оэманации, симулякры, некроподобные биоконтуры, надэффективные в своей уебищности методики метапрограмирования самости, запятые сборки, квантово кастрированные коты, вечно голодные эгрегоры, лакуны прояснения пустоты, ядра и зерна абстрактного, монокли и бинокли! Все это хуйня!!!
Есть только Родина! Полюшко-поле! Лошадки! Святые русские березки, простые русско-советские деревенские девушки, с косами до пояса подвязанные платочками, в цветастых ситцевых платьях! Белозубо-улыбчатые, гагариноподобные парни, крепко сжимают букеты полевых цветов. Седые старики и старухи, покойно греющие на завалинке свои заслуженные косточки! И над всем этим великолепием сияет, греет и надежно защищает правильный мир, огромная, справедливая, пятиконечная, святая, питательная, как молоко дельфина, кроваво-красная звезда!!! Звезда вечного коммунизма!!! Ее пульсирующий свет надежно заслоняет от всякой грязи весь этот правильный мир. Она многовариантна. Голодный видит на кончиках ее лучей пельмени и вареные колбасы, сытый – чашку чаю. Неудовлетворенный проваливается в ее недра и парит там, как во вселенской ****е, а старая женщина осязает всеми своими дырами трепещущую мощь пяти солнечных ***в. Коньяк, шампанское, красное сухое вино. Портвейн, квас, кефир и простокваша!
- Ну что, дура, звезду видел? – ласково спросил Мальчиш.
Алексей, потрясенно молчал.
затем, когда он хоть что-то начал понимать, развернул его спиной к лобовому стеклу.
Только тогда Алексей заметил небольшую дверцу, прямо за сиденьем водителя.
- Пошли, - Мальчиш приоткрыл дверь, проталкивая вперед Алексея. – Я дверь пока закрою, чтобы холода не напустить.
Пригнув голову, Алексей нырнул в темноту. Ноющая боль в обмороженных ступнях, только притихшая, вспыхнула с новой силой. Алексей охнул, выебал неизвестно чью мать и рухнул на четвереньки. За его спиной хлопнула дверь. Крепкие руки Мальчиш легли ему сзади на плечи. Он подтолкнул Алексея и они оказались внутри фургона.
Не смотря на то, что «КАМАЗ» мчался сквозь буран со скоростью 140 км\ч., в пространстве фургона звенело абсолютное enjoy the silence, лишь из замаскированных динамиков, негромко, торжественно и печально-неторопливо лилась нечеловеческая музыка. На обрамленных багровыми знаменами стенах, в простых золотых плошках, горели черные свечи. Пахло липовым медом и палеными волосами. В полумраке, царящем внутри фургона, Алексей рассмотрел висящий на тускло блестевших семи золотых цепях, хрустальный семиугольный гроб. Сложная система крепежа позволяла гробу оставаться неподвижным, даже при быстрой езде по непролазным таежным колдоебинам.
Сквозь прозрачные стенки, Алексей рассмотрел и полежальца: в гробу, покойно сложив руки на груди, лежал двухметровый гигант Сложенные крестом на груди руки, крепко сжимали незнакомые Алексею предметы. Один представлял собой разноконечную металлическую чушку на деревянной рукоятке, а другой был похож на зазубренный с внутренней стороны, полумесяц.. Из одежды на великане была лишь длинная, до пят, красная рубаха, которая заметно топорщилась в районе промежности. Его голова покоилась на атласной подушечке, расшитой пятиконечными звездами. Огромных размеров лоб, казавшийся необъятным из-за обширной лысины, выдавал в его обладателе мыслителя необычайной мощи. Заостренный клинышек бородки, словно отрицая существование бога, д(м)ерзко смотрел вверх.
Босые ступни ног венчали закрученные в спирали тридцатисантиметровой длины, ногти. Каждый был тщательно отполирован и покрыт черным лаком. По вековому слою пыли на рубахе и подушке, было видно, как долго он чего-то ждет.
Признаки жизни-смерти отсутствовали напрочь: лежащий не дышал, не шевелился, не гнил, не разлагался, не смеялся, не обнимался, не ссал под себя, не любил про себя, не писал стихов, не обижал, не слышал и не видел, не пел и не предвидел, не летал и не кусался, не пытал и не пытался.
Над головой гиганта висела траурная хоругвь. На ней серебром, золотом и бисером были вышиты те же предметы, что сжимал в руках покойник. Золотом был выведен девиз: «Коси и забивай!»
- Это наш Ильич. – просто сказал Мальчиш. – Московские π-дарасы его заπдорасить хотели, когда война началась, но не успели.
Поймав полный мольбы и недоумения, взгляд Алексея, Мальчиш продолжил:
- ****ая психотронная война только внешне, кажется простой. Ну, подумаешь, кока-кола с пепси-колой не договорились о средствах и способах раздела населения земного шара. Насрать, что только подбор оптимальной дозы, навсегда вывел за рамки 150 миллионов человек, а половину оставшихся превратил в кондукторов. Бог с ней, с загаженной ментальной сферой безмолвного знания. Но пойми, Алеша, чтобы сойти с ума, на него сначала забраться надо! А дураки эти, всех в искусственный рай загнать хотели. А рай не препаратами строится, он – в голове.
Ильич жаждал, чтобы все люди на земле думали, что скоро они будут жить в раю, и почитай добился своей цели. Мы, россияне, про это по пять раз на дню мыслили, без коки и пепси. Так, «Буратиной» обходились, и психоформа нашего рая ото дня в день крепла, и должна была вот-вот реализоваться в данной объективной реальности!
При слове «Буратино», Алексея накрыла мощнейшая волна deja vu. Что-то важное было связано с этим «символом». Его логическим дополнением были девизуализированные инстинктом самосохранения объекты «дырка, обштопанная по краям суровыми солдатскими нитками» и «битва не на жизнь, а на смерть с деревянным».
Мальчиш спокойным и тихим голосом продолжал:
- Идущая сейчас война – не что иное, как схватка двух вариантов развития реальности, нашей с тобой, народной, российско-советской психоформы и психоформы, инсперированноой нашими врагами. Побочные, земные продукты, этой невидимой войны – это и Китайская Народная Империя, в глубоком тылу которой мы с тобой находимся, и практика однополой любви, и одноцветная радуга, и самое страшное – потеря снежинками своей индивидуальности. Смотри сам!
Мальчиш гневно кивнул под ноги, и Алексей, опустив глаза вниз, увидел, что пол кабины запорошен снегом. Каждая снежинка, как близнец на близнеца, как ****ец на ****еца, была похожа на свою соседку.
- Выход один. – продолжал нести свой тяжелый рассказ Мальчиш. - Ильич, когда снова будет с нами, откроет секретное слово, назовет свое имя, и мы победим! Секретная инструкция, предписание, указывает, что для – дословно «возвращения Ильича, его необходимо, предварительно поцеловав, закопать в родную русскую землю». Я, когда тебя увидел, Алеша, вернее ноги твои отмирающие и душу, парящую отдельно, понял, что ты – ключик, символ, знак. Ты нам поможешь! Не знаю, пока, чем, но как – догадываюсь.
Алексей зачарованно смотрел на бледное лицо Мальчиш.
- Пошли. – тот успокоился так же внезапно, как и взорвался – Он шума не любит.
Подхватив Алексея под мышки, Мальчиш вытащил его из капища и плотно прикрыл дверцу.
Минуло двадцать часов непрерывной езды по заснеженной таежной пустыне. Алексей давно потерял ориентацию, лишь приступообразная боль в конечностях, напоминала о том, что он, в принципе, еще существует.
Мальчиш , изредка отрываясь для внутривенных инъекций, вглядывался в лобовое стекло. За ним свистела пурга, мириады одинаковых ледяных крупинок пытались прогрызть трехсантиметровое бронированное стекло.
- Через сорок минут – Новоновосибирск. – тихо заговорил Мальчиш. – Там наших много. Не просто «наших», а настоящих «наших». Там, если все получится, мы тебя лечить будем. Я, Леша, лечу как бог, как сон, как птица, как скальпель молодой. Но мне нужна будет твоя полная поддержка, доверие и согласие помочь Родине.
- Я согласен. – коротко шепнул Алексей. – Хочу искупить любой ценой потерю роты.
- Ты знаешь, Алеша, вся твоя предыдущая жизнь – как самая длинная в мире предсмертная записка! – усмехнулся Мальчиш - Пойми, Алексей, в любом событии, во всяком, даже самом завалящемся явлении, есть скрытый смысл. Многие из нас не умеют, или не стремятся видеть эти скрытые мессаджи, а высшей структуре – наплевать. Попытайся осмыслить, хотя бы просто запомнить то, что я тебе сейчас буду говорить!
- «Мальчиш» – это мое настоящее\ненастоящее имя. Я рос тихим, болезненным мальчиком. Плохое зрение, недостатки фигуры в период полового созре *** ****а любовь вания, невроз хуй ****а любовь ы и по хуй ****а любовь следующий энурез, помноженные на достаточно высокий уровень интеллекта, привели к созданию мною антроп хуй ****а любовь оморфного фантома. Я назвал его «Ка хуй ****а любовь рлсон», вложив в это слово имя самого дорогого, после Ильича, мне человека – Карла Маркса и его мечту-сон о справедливом устройстве общества. В силу различия уровней моего и твоего образования, ты обладаешь не полной картиной мироустройства. Я хочу приоткрыть тебе тайную завесу: хуй пи хуй п хуй ****а л хуй ****а любовь юбовь изда любовь зда лю хуй ****а любо хуй ****а лю хуй ****а любовь бовь вь бовь на самом деле, ни хуя нигде нет… ****и! ****и! ****и! хуй ****а любовь
Он неожиданно сорвался на крик\визг и заплакал.
Алексея, как и при упоминании «Буратино», бросило в дрожь.
Мальчиш, успокоившись, продолжал:
- …есть только я, и мои сумасбродные, бесполезные мечты. Картина окружающего меня мира, составленная мною, мне не нравилась. И вот, сейчас, я сижу, и не хочу π-ссать про это…(а, может быть, я вторгся в запретную сферу, и ее сторожа меня активно оттуда выталкивают? На ***, на хуй мне это все надо? Жирок жизни вытекает словами, страшными словами на бумагу – неопрятную и непригодную ни на что. Все другие – уже предали, забросили ради собственного спокойствия это небезопасное царапанье и постукивание по клавиатуре, зажирели, продались за экзотически оформленные аминокислоты и порноотверстия. Я – как рыба, о ставшую жестоко-недоступной воду – хуяк! хуяк! хуяк! Что дальше? Сон спокойствия, или кроваво-красный лед?!) Короче. Простейшая логическая цепочка, фабула. Я – Карл –сон. Dream! Сон Карла Иеронима фон Маркса о справедливом мире. Я – мой сон, mein Karl! Mein Kampf!!! Моя борьба! Плоть и воля!
Каждое слово Мальчиш вколачивал кулаками в отражение побледневшего Алексея на лобовом стекле. Не в силах вынести обжигающий лед (как рыба об лед – ***к!) взгляда Мальчиш, Алексей отвел глаза в сторону, и увидел, что шофер, «Митя… - ударило в голове - поссы на него, Митя» словно и нет никаких криков, ведет машину с закрытыми глазами. Стрелка спидометра дрожала на цифре 150.
- Решено, Алексей. – чеканил Мальчиш. – Как только приедем в Новоновосибирск, я лично займусь твоей трансформацией. Официальное сообщение в центр я уже отослал. Ты трое суток, как геройски погибший при исполнении священого долга.
Алексей вырубился.
… - Приехали, товарищ подполковник! – весело доложил Митя.
Заглушили мотор и сквозь звеняще-уютную тишину, воцарившуюся в кабине, Алексей разобрал свирепый свист пурги, беснующейся за бортом. Мальчиш повернулся, снял с вешалки белоснежный овчинный тулуп, сноровисто натянул его на себя.
- Пора, Леша, приехали. – кивнул он одновременно Алексею и шоферу.
Митя бережно подхватил обездвиженное тело Алексея, завернул его в телогрейку и вопросительно взглянул на своего командира.
Мальчиш, плотно прижав гарнитуру радиостанции к потрескавшимся губам, отдавал полушепотом последние приказания.
Алексей с трудом разбирал отдельные слова: «С нами бог… еб твою мать… святая пятиконечность… s a t o r
a r e p o
t e n e t
o p e r a
r o t a s…»
Автомобили, подчиняясь приказу, выстроились по воображаемой линии окружности, кабинами внутрь. По команде Мальчиша, все включили дальний свет необычайной силы, который, будучи направленным в одну точку, незамедлительно породил феномен накапливания фотонов: те, встречаясь в центре круга, ударялись друг о дружку, и с тихим шорохом осыпались в растущую на глазах кучку. Алексей заметил, что объективные законы не имеют силы в пространстве воображаемой окружности, образованной «КАМАЗами» – беснующийся ветер не проникал внутрь кольца, из всего многообразия земных звуков, уши Алексея лишь улавливали шум воды, цоканье чайной ложечки и мягкое шуршание ваты.
Когда фотонная кучка достигла размеров небольшого сугроба, все автомобили, подчиняясь на этот раз бессловесной команде Мальчиша, разом выключили свет.
Из источников освещения остался лишь свет давно погасших звезд, сладковато-желтый уголек папиросы в углу рта Мальчиша, и невыразимо яркий свет от фотонного сугроба.
Митя трижды нажал на клаксон. Дверцы машин хлопнули, и на засыпанную снегом землю, высыпались все восемь бойцов маленького отряда. Вот их имена:
Машина 1
Один\ Мальчиш. 28 лет. Подполковник фармакологических войск особого назначении. Нагваль передвижной походной церкви военного коммунизма.
Два\Митя. 15 лет. Его адъютант, вводитель и штатный любовник. Руками он крепко сжимает тело Алексея, бережно завернутое в промасленную телогрейку.
Машина 2
Три\Игорь Федорович Е. 40 лет. Адепт.
Четыре\Птица Жаворонок.
Машина 3
Пять\Николай Петрович Никто. 37 лет. Начальник отряда внутренних космонавтов, неудавшийся клон Христа.
Шесть\Фотография .
Машина 4
Семь-бесконечность\Неназываемое.
Все они стояли кругом, и свет сугроб озарял их честные лица.
Их имена Алексей узнает много позже, а пока он видел лишь уже известного ему Мальчиша; неизвестно, откуда известного Митю; высокого длинноволосого мужчину с разрисованной гитарой, ремень которой заменяла пулеметная лента; грустную птичку, сидящую у него на плече; статного, пожилого мужчину с потертым портфелем под мышкой; фотографию , которую мужчина сжимал в потном кулаке иллюзий; и Неназываемое, тупо жующее рукава потного свитера.
- Вот мы и дома! – устало произнес Мальчиш. – Здравствуй, Новоновосибирск!
Алексей, на секунду выставив голову из воронки телогрейки, по птичьи удивленно закрутил головой. Кроме снега под ногами, снега над головой, снега между землей и небом, он ничего не видел.
Мальчиш, словно все силы разум его покинули, упал на колени, и, зачерпнув пригоршню хрустящих снежных леденцов, растер их по лицу.
- Здравствуй, город мой родной! Не видал тебя полгода… - по его щекам текла вода, соленая слез, сладко слез, наконец-то слез с иглы, пресноватая от растаявшего снега, живая из левого глаза, мертвая – из правого. Правда, она завсегда – мертвая. Я люблю это странное место..\мягкое\письма к брату\я люблю этостраноеместо.jpg горы трупов в весеннем дыму в платье белом старуха-невеста обрывает с лица бахрому почерневшие но не больные обгоревшие раньше любви в синих днях откровенно чужие плыли к счастью мои корабли проплывая тушили пожары серебром и железом болот умирали слова как кошмары но не сдался волшебный народ пожелтевшие юные твари в лепестках от чарующих роз изменив бесконечность упали в голубые объятья стрекоз корабли не приходят прощаться разорвав черно-белые сны если хочет зима целоваться значит солнцу не видеть весны!
трансформация.doc
первая битва.doc
Свидетельство о публикации №104021601019