когда трудно

Лень обычно имеет большое значение. Ну, а в случаях с несвежей заваркой – почти всегда. Вася скорее, даже отведя взгляд, чтобы не испытывать неудовольствия, залил кипятком неприятную мокрую кучу черных лепестков в металлическом чайнике. Потом выпил жидкого чая и всего лишь вышел на работу.
Вчера вечером перед сном, журналист корил себя за недостатки и успокаивал себя достоинствами. Какую радость доставляло ему воспоминание  о восемнадцатом числе, кажется, десятого, а может быть и девятого, месяца прошлого года, когда он смелый находился в компании нового друга. Но, идиот, зачем он хвастался особенностями своей работы и своим талантом?! А какой великолепный он был, когда удавалось промолчать в нужную минуту? А?!
Конечно, пустым, по обыкновению, было трудно сябя признать, а вот оргазмичным, наивысшим, и даже крутым иногда, напротив, обнаружить себя было не сложно.
            Вася курил. Затянулся два раза и вспомнил, как, до конца откровенный, если предварительно, до проскальзывающей гениальности, напиться водки с лимонным чаем, он умеет покорить даму. Потом затушил сигарету. И принялся стихи писать. Как, любой журналист, Вася использовал в речи несколько так называемых личных штампов – некогда сочиненных словосочитаний. И сейчас была бы уместна для него мысль: «Ах, если бы не быть напрасно мудрым… если бы глупым не быть… и главное! – серым не стать бы!!!» Но где уж там. Смерти подобна мысль такая для внезапного вдохновения.
Самое сложное для меня, – понять, чем дышат такие люди. Не думаю, что это избитое «работа – дом – работа – могила» все объясняет. Вот чем дышит Василий Сойко из «Александровской газеты»? Убей, не знаю.
-     Привет, негодяи! - говорил журналист,  грассируя. Перешагнув порог своего родного офиса, который всем напоминал музей средней школы № 1 деревушки Впуково, Василий направился включить электрический чайник Rowenta, наверное, с тем, чтобы выпить жидкого чая. Нельзя сказать, что рабочий стол публициста был захламлен, но об аккуратности Василия Сойко говорить не решусь. Статья о неожиданной встрече фронтовиков Антонины Саниной и Николая Удалого после пятидесятилетней разлуки называлась «И дым отечества приятен нам и сладок …», и была почти дописана.
  В кабинет вошла молодая, сексапильная сотрудница “Александровской газеты” Инга. С ней многие спали.
- Здравствуйте, Василий Сергеевич, - говорила недавняя выпускница журфака.
- Здравствуй, дорогая. Здравствуй, - отрешенно и очень важно оветил Василий
Сергеевич, - чайник горячий. 
В обед Николай из “Спортивных новостей” зашел к Василию из отдела без названия, и они отправились в закусочную в соседнем здании. После обеда Василий, выполняя мою просьбу, ушел из офиса, объяснив это начальнику предстоящей встречей с каким-то информатором. Он приехал ко мне и я встретил его похмельным лицом, или, если желаете, лицом с похмельем. 
- Вась, такое дело. У меня Катька журналистикой заболела, сводишь ее в редакцию на неделе? Ага?
- Ага.
- Как на работе? Все пишешь?
- Да. Вот, тут шеф обещал в офисе жалюзи повесить. Дорого, блин, - Дай чаю!
- Жидкого?
- Лимонного.
В общем, мы пили до вечера. А вечером захмелевший Василий Сойко отправился домой. Наверное, спать. Он шел не шатаясь, но дивясь всему. В надежде написать гениальное, замечал оное в привычном: маленький мальчишка.
Ребенок бежал вдоль дома, не плакал, не кричал, но точно был честен.
Вася пришел домой, лимон кончился. Он достал из-за своей домашней барной стойки бутылку водки, налил, выпил. Потом еще раз налил и выпил, запивая холодным, с цветной “бензиновой” пенкой, чаем. Потом он хотел записать неожиданно пришедшие ему в голову стихи. Он выпил еще раз. И уснул.