Рождество

Снегом  на примерзающее к асфальту тело. Несколько взглядов озабоченных праздником прохожих. И одна посреди суетящегося города, когда толпа вокруг в обнимку со звенящими бутылками и потемневшими мандаринами несется навстречу другому году. А я так и стою на заиндевевшей дороге, ни к кому не стремящаяся и никого не ждущая. И не знаю, отчего больней – от пальцев, что становятся похожи на сосульки и мертвецкого холода, поглощающего  близлежащие к этим пальцам вены  или от этого бесконечного застывшего одиночества в самом центре беснующейся толпы. Наверное, я  - памятник. И этот красивый, кружащийся снег падает для меня. Вокруг меня. И вместе со мной. Я сочувствую ему – его век так недолог, вот уже чей-то острый мыс ботинка топчет идеально ровный узор только что упавшей снежинки. Просто посмотреть назад через плечо. Что осталось позади меня? Несколько часов угрюмого покоя, тысячи дней боли, миллионы минут одиночества, пара-тройка шрамов вдоль вен, да потерянная вера. Ледяная статуя как дань умирающему снегу. Плавлюсь вместе с ним на клочковатый асфальт и мешаюсь под сотнями ног, спешащих готовить вечносопутствующие оливье и сырокопченую колбасу с противно вылезающими из нарезанных кусочков кругляшками жира. А я не хочу никуда бежать, я стою на одном месте и мир вращается вокруг меня, убыстряя свой ход вместе со стрелками часов, чтобы не опоздать разлить шампанское по бокалам. А я задираю голову вверх и смотрю на беспамятство звёзд сквозь туман падающего снега. Я ничто, распластанное на пятачке застывшей земли и уже не ждущее мелодичного боя курантов. Не хочу. Замереть в однобокой позе страждущего путника, что нашел наконец свою точку соприкосновения с вечностью.  И уже не существует ни летящих машин, ни ярких светофоров, ни стонущих под тяжестью сумок людей, ни снега, ни неба – просто заполненная трансформа пустоты. Пою свою песню безмолвно и дико. И никто не услышит меня. Не заметит, как размыто я силуэчу на этой истоптанной дороге черным пятном с примесью такого красного и горячего. Лишь забытая стаей ворона присядет покаркать над чем-то, скорчившимся и неуклюжим, потыркает клювом  и согреет озябшие лапки в пока еще теплеющем пятне. И снегом на примерзающее нечто к асфальту – и уже нет взглядов, нет слез и рыдающего навзрыд сердца, что так молило спасти и ждало, что чья-то, чуть замерзшая рука, потянется и согреет в ладонях под ярко-звёздным небом в Рождественскую ночь.